– Давай возьму тебе глинтвейн и орешки в обсыпке, здесь такие же сладкие, как на рождественской ярмарке в Таллине. Хочешь?

– Хочу! Хочу есть, пить! А еще мне жарко, я бы окунулся куда-нибудь в прорубь.

– Давай без этого, домашнего душа будет вполне достаточно.

Сидя на скамье стадиона, Андрей хрумкал орешками, запивая их глинтвейном. Мария забыла о том, что могло быть как-то иначе, что тот злился, нервничал. Сейчас всё хорошо, ему хорошо, им хорошо.

Уже стемнело и софиты стадиона ярко освещали ледяную поверхность. Только тени ёлок у соседнего парка танцевали на рядах, то вытягивая людей в сторону, то укрывая их невесомыми тёмными одеялами.

– Ну, что домой?

– Да, поехали. Надо ещё ужин приготовить. Что бы ты хотел поесть?

– Я бы мяска или большой кусок тунца на гриле. Чувствую, мне нужен белок, надо поймать дичь. У нас есть что-нибудь в холодильнике мясного?

– Полно! Доберёмся до дома, выберем, разморозим и поедим.

– А может в ресторан? Здесь на катке есть грузинский шалманчик, можно и шашлычка, и овощной салат с кавказской заправкой, как ты любишь. Там разрешают перекусить, не переодеваясь, чтобы потом ещё покататься. Пойдем?

– Конечно, пойдём.

В кафе вкусно пахло жареным мясом и выпечкой. С соседнего столика доносились визги и звон бокалов, праздновали чей-то день рождения. Маша рассматривала компанию друзей и немного завидовала количеству нарядных девушек. Они были в спортивном и тёплом, но выделялись на фоне других.

У неё совсем не осталось подруг, не осталось с кем поболтать вживую, как на работе. Работы нет и живое общение ушло. Только чаты в ватсапе и всё. Почему-то никто не хотел с ней встречаться. Никто напрямую не отказывался, но, как назло, всегда у приятельниц находились другие, более важные дела. Словно Маша стала совершенно не интересна своим подругам. А были они подруги-то?

– Мне нужно зерна! – быстро высказался муж.

– Что? Зерна? Какого зерна?

– Зерна? Я сказал зерна?

– Да, ты сказал зерна. Что ты будешь с ним делать, птиц кормить? Ещё так смешно, «зерна»? Кто сейчас так говорит? Может крупы? Ты хочешь чего-нибудь с рисом? Или гречки? Возможно, просто каши захотел?

– Такое чувство, что говорил не я… Я понимаю, что это сорвалось с моих губ, но зерно, да я хочу чего-то зернового.

– Семечек может?

– Да! Давай купим семечек, крупных таких турецких, чтобы жёсткие были.

– Хорошо, без проблем. Только ты меня всегда ругаешь за семечки, за то, что зубы портятся, да ещё и мусора от них полно, а сегодня сам.

– Я сказал, хочу семечек, что непонятного? Это проблема?

– Навряд ли. Заказываем?

– Что?

– Андрей, мы в кафе пришли поесть! Что с тобой происходит? Ты же мяска хотел! Давай заказывать, я тоже голодна.

– Не хочу здесь есть. Тут стрёмно как-то и воняет. Ещё эти люди… Они мне мешают. Все что-то говорят. Зачем они делают это одновременно? Сплошная какофония. Пойдем отсюда.

– Ладно, пойдём. Тогда давай сдавать коньки и поехали домой.

– Я не хочу домой! Хочу ещё кататься и есть тоже хочу.

– Ты меня запутал. Кушать здесь ты отказываешься, но домой не хочешь.

– Ещё немного прокачусь и буду переодеваться, ладно?

– Договорились.

– Но мяса и семечек я всё равно хочу.

– Конечно, конечно.

Супруги вышли из заведения, где могли бы вкусно перекусить, и направились в сторону льда. По дороге зашли в раздевалку и забрали зимнюю обувь Андрея, чтобы смог переобуться сразу же, больше не разгуливая в коньках.

По левую руку от Маши, у самых трибун, но в глубине, яркой цветной вывеской красовалась та самая лавочка с напитками и быстрыми перекусами. Пахло фастфудом, у девушки заурчало в животе. «Я сейчас даже засохший хот-дог бы слопала. Что у него за заскоки? Будто он беременный, а не я», – размышляла Мария, покусывая нижнюю губу.

Муж тоже осмотрел магазинчик с аппетитом. Но не остановился, продолжал идти ко льду. Зашёл сквозь скрипучую калитку внутрь коробки, жена за ним.

– Ты чего за мной плетёшься?

– Не знаю. Не заметила даже.

Барышня удивилась сама себе. Как приклеенная, как верёвочкой привязанная, как собачонка на поводке, готова следовать за любимым, заглядывая тому в рот и выполнять все команды, самая желанная из которых «рядом». Встряхнула головой, чтобы прогнать странную мысль и ушла со льда. Остановилась сразу за ограждением, но напротив благоверного, дабы не упустить ни одно слово, ни одно движение.

– Маш! А есть я всё-таки хочу!

– Что делаем?

– Не знаю!

От природы чёрные глаза супруга почернели ещё сильнее. Зрачки уже не читались, да и белки будто исчезли. Андрей словно озверел, играл желваками. Нижняя челюсть вместе с бородой ходила туда-сюда, будто он уже пережёвывал то, чего так хотелось съесть. И ещё бесконечно сглатывал, кадык тоже гулял, только вверх-вниз. Так и чередовалось, то челюсти гуляли, то кадык.

Появилось ощущение, что он похудел после катания. Щёки провалились и нос заострился. Нос словно длиннее стал, а ещё почему-то борода поднялась выше. Выше поднялась и щетина. Чёрные волоски захватывали лицо целиком. И глаза опять менялись. Когда-то тёмно-коричневая радужка вдруг стала чёрно-зелёной. Вроде бы остались такими же, но всё-таки потемнели и отливали травяной зеленью.

«Разве такое возможно? Нет, конечно. Придумала, наверное. Но всё-таки, что же так повлияло? Лёд? Двойня? Врач? Или что ещё?» – размышляла девушка, покусывая край рукавички. Набрала животом воздуха и выкрикнула громко-громко, чтобы любимый наверняка её услышал:

– Андрей, ты хорошо себя чувствуешь? Пить не хочешь?

Машка на секундочку задумалась о том, что гуляющий кадык говорит о жажде, муж наверняка сглатывает слюну.

– Давай возьмём сока или твоей любимой минералки? Хочешь?

– Хочу сока. Какого-нибудь красного!

– Ягодного? Вишнёвого? Гранатового? А может мультифрукт? Ты ж всегда его любил.

– Я сказал красного, а не мультифрукт!

– А что такое красный сок?

– Ты тупая? Не понимаешь, что такое красный цвет? Забыла какого цвета кровь? Вот такого хочу!

– Ого! Это что же за сок такой? Может арбузный?

– Может и арбузный…

– О, это, наверное, свекольный. Интересно, а можно такой купить?

Андрей подкатился ближе и облокотился на забор:

– Свёклы хочу, точно! А ещё печени поклевать.

– Поклевать? В смысле немного? Какой хочешь печёнки? Печени трески, в той прозрачной баночке? Сделать салат с авокадо и с солёным огурчиком?

– У тебя вообще мозгов не осталось? Все в живот ушли?

– Что я не так сказала?

– Печень – это то, что перегоняет кровь. Хочу парной печени. Помнишь, мы видели фермеров на дороге? У них номер телефона огромными цифрами на калитке был. Вспомнила? Большущий баннер? Ты же сфотографировала?

– Да, мы же яйца у них хотели брать и творог.

– Так, начинается. Я про печень, а она опять про свой творог. Что ты придумываешь? Откуда у них творог?

– Из молока. Мы ж для этого и сохранили номер. Чтобы покупать фермерские продукты. Яйца, молоко, творог, возможно сыр, может быть мясо.

– А молоко откуда?

– От коров, наверное. Может и козье.

– О! Это очень хорошо! Значит, коровы есть. А есть коровы, может быть и печень. Не всех же коров оставляют для творога, ой для молока, кого-то и режут.

Мужчина громко сглотнул слюну, снял перчатку и протёр пальцами заблестевшие от слюней уголки губ:

– Да мне наплевать, говяжья или другая какая-то. Я б и свиной поклевал, только не птичьей.

– Свиной печени? Ты так выражаешься – поклевал, что я представляю, будто ты и вправду станешь сырую печёнку клевать, как птица – клювом. Ты ж не так хотел.

– Я уже не знаю, как я хочу…

Супруг дёрнул жену за рукав шубы и подтащил к себе, как будто хотел что-то на ухо шепнуть. Затем остановился на мгновение: