У мифа о Граале есть три истока, кои автор добросовестно упоминает в тексте книги. Так, совершенно очевидны кельтские «языческие» корни легенды. Священные предметы, вокруг которых строится сюжет романов о Граале (а также других произведений артурианского цикла), включают в себя чашу, камень,[4] копьё и меч. Все четыре предмета перечисляются в самом начале ирландского эпоса, посвящённого второй битве при Маг Туиред: «На северных островах земли были Племена Богини Дану и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света… Из Фалиаса принесли они камень Лиа Фаль, что был потом в Таре. Вскрикивал он под каждым королём, кому суждено было править Ирландией. Из Гориаса принесли они копьё, которым владел Луг. Ничто не могло устоять перед ним или пред тем, в чьей руке оно было. Из Финдиаса принесли они меч Нуаду. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уж не мог от него уклониться, и был он воистину неотразимым. Из Муриаса принесли они котёл Дагды.[5] Не случалось людям уйти от него голодными». С другой стороны, более поздние интерпретации легенды значительно усиливают христианский элемент мифа, присутствующий у фон Эшенбаха и де Труа, и отождествляют чашу Грааля с кубком Тайной Вечери и сосудом, куда была собрана кровь Христа после того, как бок его был пронзён копьём Лонгина. Следует обратить внимание на тот факт, что подобные интерпретации нельзя рассматривать как «искажения», это скорее временные модификации традиции, которые имеют под собой основания, коренящиеся в эзотерическом символизме самого христианства.
Наконец, третьим источником, каковой может быть условно назван «мусульманским», является иранская традиция, в которой важнейшую роль играет понятие хварны – «объекта, коий… символизирует и воплощает идущую от небес царскую власть, объекта, обладающего аспектами магического камня, королевского камня и камня победы, а также чаши: все эти аспекты мы в равной мере обнаруживаем и в Граале».[6] Здесь мы сталкиваемся с одним из тех моментов, которые оговорили выше и на которые следует обратить внимание современному читателю: во второй половине ХХ в. попытки междисциплинарных исследований, связанных с Граалем, привели учёных к весьма интересным выводам, коих нет в книге Эволы, но зерно каковых, несомненно, в ней присутствует. Мистерия Грааля содержит главу, посвящённую связи рассматриваемой традиции с герметизмом, и главу, посвящённую «Верным Любви» – ордену, к которому принадлежали Данте, Кавальканти, Петрарка и другие выдающиеся представители итальянского Средневековья. Как сейчас становится ясно, упомянутое Эволой родство гораздо более глубоко, чем может показаться на первый взгляд, и герметическая традиция в этом контексте выступает как единый предок или ствол, ветви которого протянулись в различные культуры и времена.
В 1965 г. Генри и Рене Кахейн опубликовали замечательную книгу под названием Кратер и Грааль: герметические истоки Парцифаля.[7] Поэма Вольфрама фон Эшенбаха своими ключевыми моментами и заложенными в тексте философскими идеями демонстрирует поразительное сходство с основным документом герметизма – Corpus Hermeticum, в особенности с его четвёртой главой, носящей название Кρατήρ (то есть «кубок» или «чаша»), каковому сосуду в европейской традиции соответствует священный Грааль. Отшельник Треврицент, подлинный инициатор Парцифаля в поэме фон Эшенбаха, знакомство с которым подготовило героя ко второй, успешной встрече с Граалем, как показывают авторы, фактически является аватаром Гермеса; его имя происходит от treble-escient, то есть «трижды-мудрый» – дословный перевод титула «Трисмегист», коим традиционно наделяют автора Изумрудной Скрижали.[8] Треврицент обучает Парцифаля не только «истинному писанию» (wâren buoch), но также «науке звёзд» и знанию трав;[9] его «языческая» мудрость выходит далеко за пределы христианского канона. Загадочному lapsit exillis, упоминаемому фон Эшенбахом,[10] каковое искажённое латинское название имеет множество толкований (и большинство из них приводит в своей работе Эвола), авторы ставят в соответствие камень µαγνητις λιθος (то есть «магнит»), упоминаемый в Герметическом Своде в связи с созерцанием божественного: «оно притягивает и оно привязывает, как магнит притягивает железо».[11] Читая lapsit exillis как lapis exilis, то есть как «презренный камень», авторы справедливо замечают, что подобная характеристика магнитного железняка часто употреблялась в период написания Парцифаля. Однако они не упоминают (вероятно, вследствие недостаточного знакомства с соответствующим корпусом текстов) тот факт, что «презренным камнем» в средневековых алхимических трактатах традиционно назывался Камень Философов – тот самый, который, будучи очищен от своей «проказы», приобретает достоинство lapis philosophorum, конечной цели герметического пути.
Авторы Кратера и Грааля в своём исследовании весьма убедительно доказывают, что упоминаемый фон Эшенбахом загадочный Киот,[12] поведавший ему историю Грааля, коего раньше ошибочно отождествляли с Гийомом Прованским, на самом деле – Гийом из Туделы (Guillot de Tudela, 1199-1214), автор Песни об Альбигойском Походе, а также знаток герметизма, астролог и геомант (в этой связи читателю стоит обратить внимание на эпизод в истории Парцифаля, когда тот погрузился в глубокий транс, созерцая три капли крови на белом снегу). И всё же утверждение Вольфрама, что рукопись подлинной истории сына Гамурета, будто бы найденная Киотом в Толедо, была арабской, не удостаивается того внимания в книге американских учёных, коего несомненно заслуживает. Здесь снова сказывается недостаток «междисциплинарных» знаний; специалисты по средневековой литературе и «высокому герметизму» (что само по себе явление редкое), авторы не могут похвастаться знакомством с ближневосточной традицией, и эту лакуну сумел восполнить только Анри Корбен, выдающийся европейский исследователь ислама, человек, погружённый в Традицию и понимающий смысл её внутренних учений. В работе Свет Славы и Святой Грааль он указывает, что для Сохраварди, иранского философа и мистика XII в., Гермес был «отцом всякой мудрости». Традиция, кою представляет Сохраварди, возникла на стыке герметизма, ислама и зороастрийской религии. Как отмечает автор, «Гермес, Кай Хосрау и Заратуштра представляются нам в равной степени посвящёнными и мистагогами Света Светов, Света Славы, который упоминается у Сохраварди под традиционным иранским названием хварна». Сохраварди был суфием и современником великого суфийского мистика Рузбехана (1128-1209), автора Kitâb-e ‘Abhar al-’âshiqîn, основного текста суфийской школы «Верных Любви». Именно это учение легло в основу ордена Fedeli d’Amore, членами которого были Данте и Петрарка и связь которого с легендой о Граале упоминает Эвола.
Таким образом, история магического Камня-чаши, пересказанная Вольфраму фон Эшенбаху Гийомом Тудельским на основе арабской рукописи, является плодом синтеза герметизма, шиизма и зороастрийства, попавшим на благодатную почву европейской рыцарской традиции, удобренной идеями гностического христианства и язычества, и проросшим бессмертными поэмами цикла Грааля. Эпопея «пронзающего чащу [материи]» (Perce-val) – великий миф Средневековья, играющий в европейской культуре не меньшую роль, чем греческие мифы, и в не меньшей степени способный открыть перед теми, кто отважится его прожить, путь в трансцендентное. Этот сплав эзотерических учений многих народов и культур является поистине космополитическим, он не может быть ассимилирован ни одной религией, не может быть присвоен ни одним народом; подобно самому Граалю, он пребывает в сокрытии от досужих взглядов публики, вдали от всего обыденного и плоского, ограниченного рамками догм, конфессий, национальных культур и интеллектуальной моды. Учение сие притягивает как магнит, lapis exilis, того, кто готов отправиться в путь за Светом Светов, захватив с собой несколько хороших дорожных карт, одной из которых, несомненно, является эта книга.
