[1] отсылка к сказке «Гензель и Гретель»

Песня старой мельницы

Хитрые мальчишки, конечно, никуда не убежали, а следовали за ними по пятам, прячась за стволами деревьев. Напрасно Кёрстен их стыдила – озорники не захотели даже выйти и поздороваться как следует. Никаких манер, сказала бы сейчас тетя Мадлен и лишила бы своих подопечных сладкого на день или два.

– Так значит, вы знали мою бабушку? – девочка вспомнила ту сцену в церкви, когда Ноэль взглянула на ее знакомого, словно на пустое место. Тогда у Эйнара было такое лицо, будто он вот-вот расплачется, и вместо привычной улыбки губы скривились в болезненной гримасе. – Может, она вам что-то шила на заказ? Она часто так делает.

– О, да, у малышки Ноэль руки всегда были золотыми, – с грустью отозвался Эйнар. – В последний раз, когда мы с ней виделись, она преподнесла мне подарок – собственноручно вышитый платок с моими инициалами, и все строчки были такими прямыми, словно их по линейке чертили!

Кёрстен пыталась шить и по линейке, жирно нарисовав линии химическим карандашом, и по заутюженной бабушкой линии – но стежки все равно шатались в разные стороны, будто танцевали халлинг[1].

– И куда вы потом его дели?

– Потерял, наверное. Я вообще, как выяснилось, не умею хранить то, что имею.

У девочки закралась мысль, что под этими словами призрак подразумевал не только свой носовой платок, но расспросить получше она не успела, так как им пришлось резко свернуть направо, и лесная просека вывела их прямиком к старой иве. На снегу уже виднелись следы: видимо, Нильс и Улле решили их обогнать. И конечно, стоило подойти поближе, как с мельницы раздался леденящий душу вой, будто внутри обосновалась парочка троллей.

– Знатно, – прищелкнул языком Эйнар. – Голосистый парень, не зря в хоре поет. Ну, а Сол у нас лучше всех на харпе играет, верно?

Сол? Что за странное имя? Кёрстен навострила уши и во все глаза смотрела на крыльцо. Но кроме двух перепачканных сажей сорванцов из хижины никто не вышел. Хотя…

Кто-то чихнул, совсем близко и так тихо, что девочка сперва подумала, что ей просто послышалось. Потом чуть качнулись сухие метелки камышей. Хрустнул снег под чьими-то шагами, а затем сами собой, из ниоткуда, появились следы – и преогромные!

– Даже больше, чем у дяди Альфреда, – пискнула Кёрстен попятившись назад.

– Да покажись ты уже, не бойся, – нетерпеливо позвал Эйнар. – Или девочки застеснялся?

– Вот еще… – фыркнул кто-то невидимый, и на огромном валуне, прямо перед опешившей Кёрстен, появилась маленькая фигурка. Ахнув, девочка ухватила Эйнара за руку, а успевшие приблизиться мальчишки живо ретировались ей за спину. Тоже, храбрецы.

Водяной спокойно разглядывал гостей из-под широченных, нависших полей старой шляпы. Ростом он был не выше Малыша, хотя глаза смотрели совсем по-взрослому, и немного устало. Льняные, почти белые волосы торчали в разные стороны, как щетина у щетки. Старенькое пальтишко почти полностью состояло из заплат разных мастей; то же самое можно было сказать и про обувь: не по размеру огромные башмаки лишь каким-то чудом не сваливались с тоненьких, как спички, ног мальчика.

– Не пугайся, у водяных всегда ноги большие. Зато в воде им равных нет, – шепнул Кёрстен призрак, но Сол все равно услышал, судя по тому, как недовольно сверкнули ярко-голубые глаза.

– Чего вылупилась? – водяной совершенно не по-детски сплюнул, подозрительно косясь на Кёрстен. – На воблу похожа… Ой!

– Манер, конечно, никаких, – сокрушался Эйнар, держа за ухо извивающегося угрем мальчишку. – Прошло всего каких-то сто лет, а ты уже напрочь забыл все мои уроки?

Сто лет…

Улле и Малыш раскрыли рты, переводя взгляд с Эйнара на водяного мальчика, который к тому моменту успел буркнуть извинения Кёрстен и уселся обратно на свое место. У его ног образовалась вдруг целая горка снежков, и Сол сначала долго-долго согревал каждый своим дыханием, а потом принимался с аппетитом есть.

– Снег ест! – не выдержал Улле, и Кёрстен пришлось как следует толкнуть его в бок. Самой ей стало как-то не по себе. То ли от хруста, с которым мальчик вонзал свои острые зубы в ледышки, то ли от вида немытых рук и грязных обломанных ногтей.

– А ты чего хотел? Рыба ушла, а есть-то хочется, – проворчал водяной и протянул им один снежок. – Хотите?

– Нельзя, ангина будет, – Кёрстен удержала за руку Нильса, который добродушно потянулся к протянутому лакомству. Ох, как же она пожалела, что не захватила с собой хотя бы одно печенье из дома! Но кто же знал, что все так обернется…

– Кхм, странно, а я-то считал, что в реке рыба никогда не переводится, – смущенно пробормотал Эйнар, высыпая перед Солом целую пригоршню леденцов. – Не знал, что лес так переменился.

– За столько лет еще не то переменится, – оживившись, Сол принялся деловито рассовывать сладости по карманам. Нильсу, который решил тоже поучаствовать в дележе сокровищ, водяной показал длинный розовый язык, и карапуз обиженно засопел и скуксился. Знакомство, прямо сказать, не задалось, но тут на поляну выбежал Бурре, который все это время где-то пропадал. Увидев водяного, пес не зарычал, а неожиданно для всех принялся с визгом ластиться к нему и даже пару раз лизнул в перепачканный нос!

– Что, проказник, вырос? Смотри, какой здоровый стал, – заулыбался тот и в этот самый момент стал очень похож на самого обыкновенного мальчишку, только сильно чумазого и одичавшего. Неудивительно, если жить совсем одному посреди леса и питаться сырой рыбой, да и то не каждый день.

– Ну что, – недовольно спросил Сол, когда вдоволь наигрался с псом, – сыграть вам что-ли, раз уж пришли?

– Погодите-ка… Так это твой инструмент там, внутри? – невинно протянул Улле и как-то виновато принялся накручивать на палец отросшие вихры на висках. – Прости, мы ж не знали… мы его немного, того… когда играть пробовали.

Ну вот, теперь-то они уж точно не подружатся. Кёрстен заметила, как расширились глаза водяного и резко побледнело его и без того заострившееся лицо.

– Ничего от вас не спрячешь, – Сол живо зашагал к мельнице – напрямик, прямо через подернутую тонким льдом речку! Призрак был прав: двигался водяной очень быстро, и под его большими ступнями лед даже не треснул ни разу, зато каждая ступенька на рассохшемся крыльце отозвалась своей особой нотой, когда мальчик зашел внутрь. И тут же, наверное, от переживания, оглушительно чихнул несколько раз, отчего с соседних кустов поднялась целая стая воробьев.

– Теперь я знаю, кто там кашлял в прошлый раз, – довольно заключил Улле. – А уж я-то испугался, чуть штаны не обмочил!

Вот и она, разгадка всех страшных историй про заброшенную мельницу. Вероятно, Сол просто-напросто не хотел, чтобы его лишний раз тревожили, вот и разыгрывал случайных путников. Или же, быть может, он все-таки застудил горло, когда жевал снег?

А водяной тем временем вернулся, держа в руках инструмент, отдаленно напоминающий скрипку – но со множеством узеньких клавиш сбоку. Вид у него был уже не такой напряженный.

– Целая, – с облегчением сообщил он, перекидывая ремень через плечо и зябко дуя на пальцы. – Расстроилась только немного. Вы как, не передумали? Тогда начинаю.

Харпа в руках хозяина отозвалась протяжным стоном, будто и вправду жаловалась на мальчишек, что неумело пытались заставить ее говорить. Покачав головой, Сол подкрутил резные рычажки и плавно провел смычком по струнам. Раздался нежный пассаж, которым водяной показался очень доволен. А вот Эйнар внезапно вздрогнул и нервно провел ладонью по глазам.

– Нет, эту не нужно. Слишком грустная, – пояснил он в ответ на удивленный взгляд Кёрстен. – А сыграй-ка, дружок, тот свадебный выход, если еще не забыл.

– Такое разве позабудешь, – ухмыльнулся Сол, перехватывая инструмент поудобнее. На ей раз смычок заскользил быстрее, выписывая задорные движения незамысловатого деревенского танца. Шаг, вперед, подскок и поворот. И снова, и еще разок…