Её красота была застывшей и печальной. Белая, как снег, холодная, точно лёд, надменная, как особа королевских кровей, она стояло перед огромным, во весь рост зеркалом. Её осанка, её стать говорили о неприступности нрава и величии души. Платье из ярко-синего бархата, под грудью подбиралось тяжёлым золотым поясом. Из-за сияния свечей, волосы отражались и точно нимб над головой светились червонным золотом, у шеи и лица напротив они тускнели и казались иссиня чёрными. Вырез на груди открывал дорогое ожерелье из сапфиров и золота, а дополняли его массивные серьги и венец. Хорошо обработанные камни поражали своей глубиной и чистотой, но куда глубже и чище были огромные глаза Милидии, окутанные таинством ресниц. В этих карих глазах можно было утонуть, как в омуте. Они возносили и чаровали, и в этом взгляде было сокрыто её сердце. О сколько скорби и несчастья было в её взоре, эта была растерзанная и распятая душа. Это были глаза ангела, свергнутого с неземной высоты в бездну ада.

Ни одна из служанок и не догадывалась, сколько боли причиняли Милидии её волшебные облачения, и то, что с ней поступали, точно с куклой. Массивный бархат казался хрупкой девушке тяжелее железных доспехов, золотое ожерелье сдавливало дыхание. А голова! Венец, возложенный на неё, стиснул виски и жёг точно раскалённым железом. Красные пятна на бледных щеках, которые горничные приняли за страстное и волнующее возбуждение, были не чем иным, как первыми признаками вновь начавшейся болезни. Это был нездоровый, лихорадочный румянец.

От предложенной ей изысканной пищи Милидия Фейрфакс наотрез отказалась. Сам вид еды, сама мысль о ней вызывала у неё отвращение. Она решилась было выпить немного воды, но проглотить её ей было тяжело. Вначале обманчивая прохлада коварно сковала горло, а затем встало в нём точно ком, прервав дыхание. Усилием воли она заставила себя проглотить воду, но из-за этого тут же зашлась приступом кашля и в глазах у неё помутнело. Слабость продлилась ещё несколько мгновений, железный характер несчастной девушки запретил выдавать её посторонним, оттого легкомысленные девицы, приставленные к ней, не заметили этого приступа. Покончив со своей работой, горничные ушли, оставив Милидию одну. Стоять она была уже не в силах, молодая женщина вяло опустилась в кресло, уронив голову на плечо.

Первые полчаса ей ещё удавалось сохранять трезвость ума. Она пыталась понять, кто она здесь: пленница или госпожа? И этот человек? Кто он ей? Имя, которым он назвался, немыслимое сходство с портретом в её медальоне, заставляли её верить в то, что он её муж и отец их ребёнка. Но его безучастность и равнодушие к ней! Нет, ему нужна не она сама и уж тем более не ребёнок, а что-то другое. Но он не получит этого от неё! Гордость переборола в ней даже болезнь. Она никогда не будет принадлежать этому человеку!

Приняв это решение, она, поддавшись болезни, впала в забытье. Мозг её воспалённый от жара затуманился. Ей грезился её муж, их любовь, их нежность, его касанье рук. Милидии казалось, что он пришёл к ней, поднял на руки и согрел, стал гладить по голове, заставляю боль причиненную другим уйти.

Резкий и громкий стук дверей мгновенно вывел госпожу Фейрфакс из её приятного забытья. Молодая женщина собрала всю волю, чтобы быть готовой дать отпор.

Вошёл принц Нильсграда Флюгерио. Он цинично усмехнулся, заметив возбуждение, с которым девушка встала с кресла.

Её взгляд прожигал его насквозь, до той поры никто не смел так смотреть на этого гордого властелина, разве только Миера из под маски… но это было другое.

Как раскрытую книгу Милидия Фейрфакс читала его, все, более ужасаясь тому, что открывала в нём. Её ум и интуиция заработали на пределе, и в таком состоянии для этой невероятной женщины не существовало никаких тайн. Он был отвратителен, его преступления, жестокие и немыслимые вмиг встали перед её мысленным взором. Сквозь внешнюю оболочку, красивую, как у сказочного принца, она разглядела его внутреннее уродство. И он стал омерзителен ей.

– Оставь меня, – это была не мольба, это был её приказ, властный и горделивый, сопровождённый полным достоинства взглядом.

На него никто не смел так смотреть, как эта девушка, непостижимая, неземная. До той минуты никто и никогда не отказывал венценосному принцу. Поражённый её взором, полным жгучей боли и холодного достоинства, он не сразу осознал смысл сказанного ею. Когда же он понял её слова, то он подумал что ослышался. Никто и никогда не отказывал принцу Флюгерио в его желаниях, никто кроме неё, Милидии Фейрфакс.

В первое мгновение он хотел броситься на неё и убить. Она такая хрупкая и тонкая, это ведь даже не потребует особых усилий с его стороны. Но, нет, нет, её отказ! После него принц лишь сильнее возжелал обладать ею. Он резко, пожалуй, даже слишком резко схватил её и привлёк к себе.

Но эти пронзительные, откровенные глаза, и весь подлунный мир, что растворился в них. Она продолжала читать его. Сомнение? Но, быть может, она ошиблась! Нет, нет, в падшей душе она явно прочла сомнение.

Но как он был далёк от неё! Он не её муж, здесь обмануть её было невозможно. И всё, что она могла для него сделать, было лишь милосердием, ибо Милидия Фейрфакс была не только горда и надменна, как никто другой, но и ещё добра и сострадательна, точно ангел, посланный с небес на землю.

– Несчастный, ослеплённый, – прошептала она, всматриваясь своими огромными глазами в его перегоревшее от переизбытка эмоций лицо. В её глазах застыли слёзы, она сострадала ему. – Господи, прости ему, услышь молитву той, которая свою душу сожгла отчаяньем!

Произнеся эту молитву, Милидия умолкла. Силы покинули её. Она стала задыхаться и биться в судорогах в его руках, точно птица в клетке.

Подумав, что она симулирует болезнь, Флюгерио, чтобы привести девушку в чувства, но более для того, чтобы укротить её гордость и раз и навсегда указать ей её место, размахнулся и наотмашь ударил её по лицу.

Прежде чем потерять сознание Милидия посмотрела на него в последний раз своими чёрными от расширившихся зрачков глазами. Человек, назвавшийся её мужем, посмел ударить её! Теперь она узнала о нём всё, и эту пощёчину она не забудет ему никогда.

Безжизненным телом она поникла у него на руках. Ударив её ещё несколько раз, жестокий принц понял, что она не притворяется.

– Проклятие! – Прошипел юноша, уложив Милидию на кровать. – Что за беда мне с этой обморочной недотрогой! Но наш разговор ещё не кончен, сударыня!

Подозвав горничных, он приказал им привести Милидию в чувства. Сам же Флюгерио поспешил в свои покои, ему нужно было переодеться к балу, который он давал в честь своих гостей.

Глава 12. Заговорщики.

Как известно, балы и светские приёмы существуют с единственной важной целью, чтобы полушутя, в игривой непринуждённой обстановке сильные мира сего могли улаживать между собой свои дела. Эту непрописанную истину властелины Нурмии знали прекрасно и теперь собирались применить на практике.

Одной рукой придерживая бархатную чёрную с алым маску, первый министр изучающе рассматривал гостей, точно выискивая среди них кого-то. Ненадолго его взгляд, вырожающий удовольствие, остановился на двух беседующих между собой дамах. Одна из них закрывала лицо изумрудно-зелёным веером, с удивительными, напоминающими тонкие стальные иголочки, удлинениями по верху. На самом деле, это не была невинная дамская безделушка. На этих остриях были собраны самые сильные из известных ядов. А дама, что поигрывала им, была самой Ингрид Зейльзградской. Вторая же, в золотой маске, та, что незаметно кивнула Арзелю, как они заранее условились, была Юстцией Гравелотской. Она дала ему знак действовать.

У входа в бальную залу произошла бурная сцена, не ускользнувшая от глаз первого министра. Вошли два человека: Эвриг Атоленский и, одетая в роскошное пышное платье ярко-розового шёлка, первая придворная дама. Причем, судя по всему, главный военачальник старательно поджидал Оттилию у входа. Сначала они говорили тихо. Эвриг выглядел серьёзным, а женщина точно пыталась обратить предмет их разговора в шутку. Кончилось всё тем, что мужчина будто бы пригрозил ей, и дама вырвала свою руку из его железной перчатки и поспешила раствориться в толпе.