Annotation

Стоит в странном парке старинный замок, манит своими тайнами. Так и хочется прикоснуться к ним. Вот только надо ли?

Святослав Логинов

Святослав Логинов

Не буди лихо

Старинный замок стоял в парке, который окружал его со всех сторон. Кряжистые дубы, вязы и липы. Понизу разрастались кусты сирени, колючий барбарис и шиповник.

У замка не было ни рва, ни подъёмного моста. У входных ворот простиралась обширная площадь. От неё звездой расходились дороги, вымощенные гладкими плитами. Каждая дорога упиралась в реку, а вернее — канал, поскольку не может река затекать со всех четырёх сторон разом. Через реку были переброшены резные мраморные мосты. Дороги продолжались и дальше, вымощенные уже не плитняком, а булыжным камнем.

Парк по сторонам от дорог оставался парком, хотя и несколько запущенным. Здесь встречались кусты орешника, но не было серой ольхи. Росла рябина, но не смела зеленеть мусорная ива. Булыжник на всех четырёх дорогах заканчивался у следующих мостов. Дощатое покрытие на них давно раструхлявилось и попадало в воду, но стальные балки, на которых когда-то держались мосты, уцелели, хотя и поржавели изрядно.

Дороги за рухнувшими мостами продолжались тем же порядком, но уже не мощёные, а обычные грунтовки. Парк за второй речкой по-прежнему был парком, хотя и не особо ухоженным. Наконец дороги разбегались на привычные поселковые тропы. Там же кончался и парк.

Граница парка была не вполне обычной. Не росла здесь сорная трава и глухие кусты, не виднелись проплешины незаконных потрав, хотя, казалось бы, раз нет сторожей, то почему бы селянам и не порубить леса? Однако, что-то парк оберегало, так что даже козы, что паслись на общинном лугу, не забегали в панские владения. Никаких запретов, ни малейшей охраны не было, а вот, поди ж ты, парк стоял как заповеданный, даже терновнику в него пути не было.

Говорят, в самой глуби, за мраморным мостом можно найти заросли кизила, но и туда сельские панёнки за ягодой не ходили. «Не нами сажено, не нам и брать». Рассказывают, что сановная панна любит кизиловое варенье; для неё и посажен кизил.

Да какая там сановная панна? Издали её многие видали, как она по дубраве гуляет, а близкого знакомства никто не сводил.

Из обитателей замка в селе не появлялся ни один. Порой доносился лай гончих, трубили рога, но крестьян эти звуки не тревожили; посевы охотники не топчут, вот и добро. Опять же, налогов ясновельможный пан не берёт. Чем жив — не ясно, так и пусть его, лишь бы нас не трогал.

Приезжие, наслушавшись деревенских баек, частенько ходили в парк, причём, едва ли не все собирались добраться к замку, одни намереваясь нанести визит его обитателям, другие, желая побродить среди развалин, если замок пуст. Но никто дальше первого моста не проходил. Казалось бы, какая трудность — перейти речку по двутавровой балке, но почему-то никто на переход не решался. Постоят и идут откуда пришли.

Среди последних посетителей был молодой человек в белой рубашке. Ясные глаза, щёки, незнакомые с касанием бритвы. Что ещё можно сказать о возрасте? Уже не мальчик, но покуда не мужчина. Он приходил несколько дней подряд, неторопливо брёл среди деревьев, подбирал жёлуди и колючие каштаны, потом разбрасывал их, где придётся. А на следующий день опять приходил и собирал жёлуди.

Берега речки были сухими можно было пробираться вдоль самого уреза воды. Вода была тёмная, совершенно неживая. Если долго всматриваться в неё, захочется броситься и уйти на дно. Парень встряхнул головой и увидел, что по другому берегу идёт девушка в белом платье. Сразу понятно, что это вельможная панна, о которой столько рассказывают в деревне.

Парень был лишён излишней скромности и легко поздоровался.

— Привет!

— Привет!.. — донеслось эхо.

— Ты тут гуляешь?

Она рассмеялась звонко и открыто, как никогда не смеются панночки, замордованные воспитанием.

— Что ещё можно здесь делать?

— Например, собирать жёлуди.

Молодой человек выбрал жёлудь покрупнее и зашвырнул его на другой берег.

— У меня жёлуди точно такие же.

Панночка выбрала свой жёлудь и кинула его. Кинула неловко, по-девчоночьи и, разумеется, недалеко. Жёлудь булькнул в тёмную воду. Панночка ничуть не огорчилась, а рассмеялась пуще прежнего.

Всё это время они шли по разным берегам речки, приближаясь к разрушенному мосту.

— Иди сюда! — позвал он.

— Я боюсь. Это заколдованный мост. По нему никто не может перейти на другой берег. Любому храбрецу станет до ужаса страшно.

— Только не мне. Я ничего не боюсь.

Раздвинув руки в стороны, парень быстро перешёл на другой берег.

— Ух ты! Ты, наверное, циркач.

— Я не циркач, а студент.

— Студентов учат ходить по проволоке?

— Нет. Нас учат семи свободным искусствам.

— Меня научи.

— Чуть попозже. Ты подрасти сначала и латынь выучи.

На вид панночке было лет семь-восемь. Даже странно, что её одну отпускали гулять по бесконечному парку.

— Тебя как зовут, красавица?

— Меня — Ани.

— А меня…

— Молчи! — закричала Ани. — Тебя зовут Студент, и другого имени тебе не нужно. Я буду звать тебя Студентом.

Под эти разговоры они дошли до мраморного моста.

— Видишь, — сказала Ани, — этот мост не заколдован, так он и не ломается. Простой мостик, ходи через него в обе стороны, кто хочет.

— Да уж, — согласился студент, разглядывая искусную мраморную резьбу. — Не заметно, чтобы по этому мосту много ходили. А что это людей не видно? А вас порой такой шум стоит — в селе слыхать. А тут, как попрятались все.

— Никуда они не попрятались. Это мы попрятались, вот их и не видно.

Они вышли на площадь перед замком, и там Ани неожиданно захохотала в голос и принялась выплясывать звонко щёлкая каблучками по полированным плитам. Мазурка, галоп или просто не пойми что. Такое пляшут дети от избытка радости, и никто не может сказать, как называется такой танец.

Запыхавшись Ани подбежала к своему кавалеру, ухватила его за руку. Мордашка её сияла.

— Правда, здорово? Никто так танцевать не может!

— Здорово! Жаль только музыки не слышно, и людей на площади не видать. Скучно, поди, в одиночку танцевать…

— Это тебе их не видать, а мне так даже очень.

Ани вновь рассмеялась и предложила:

— Давай, пойдём в замок. Ты ведь там, наверное, не был. Просто так туда не зайдёшь.

— Там никто из посторонних не был. Ворота на запоре и, говорят, стража стоит. Стражи, правда, тоже не видать, только алебарды к стене прислонены.

— Это протазаны. А стража спит. Мы пойдём тихонько, и они нас не заметят. Только ты потом не рассказывай, что они на посту уснули, а то их накажут.

Ани потянула студента за руку, и тот послушно пошёл следом, удивляясь, как мала его спутница. Года четыре, не больше. А казалось — девять лет.

Ворота были обшиты бронзовыми листами, и, вообще, вход выглядел неприступным.

Ани ударила кулачком по металлу. Долгий колокольный звон был ей ответом. И это называется — идти тихонько! Ворота медленно распахнулись. За ними обнаружился широкий проход залитый непроницаемой тьмой.

Темнота ничуть не испугала девочку. Здесь всё было ей знакомо, да и чего бояться, когда держишь за руку взрослого человека?

— Дайте света! — тонкий голосок разлетелся по проходу и тут же на каждой колонне полыхнул дымный факел, осветивший уходящий вдаль проход. Ани захохотала и свернула направо, куда уводил новый, покуда не освещённый, путь. Здесь она пошарила ладонью по стене, и в ответ, загорелись десятки газовых рожков, наполнивших пространство ярчайшим сиянием. Через полминуты они вошли в обширный зал. Середину зала занимал стол, застеленный бархатной скатертью. На скатерти были расставлены столовые приборы на двадцать персон. Там были сияющие серебром кубки и чаши, вазы для фруктов, покуда пустые, разложенные ножи и вилки.