— Ясна. Есё есть? — Сашка выдумке англичан поразился. Сразу видно, что культурная нация. Не бьют человека. Просто полетать предлагают. Уважуха.

— Есть. Видел как-то интересное наказание. Буксировка называется. Провинившегося матроса сажают в привязанную на длинном канате к корме шлюпку — из тех, что похуже, текущую, и чем больше дыр, тем лучше. А матросу для вычерпывания воды вручают железную кружку или поварской черпак.

— Плидумсики васи моляки.

— Но это всё ерунда. Самый серьёзный вид наказания — это: провести «сквозь строй», это наказание само собой никак нельзя считать морским, и у нас в пехоте есть, просто на земле в ход идут ивовые прутья и шпицрутены, палки такие, а на кораблях — линьки.

— Линьки?

— Верёвки с узлами. Есть и самое частое наказание — это бичевание «девятихвостой кошкой» — плеть такая специальная с рукояткой длиной в один фут и ремнями или веревками, на концах которых завязывают один-два узла.

Событие пятьдесят седьмое

«Не говори мне, что ты знаешь, лучше скажи, сколько ты прошел»

Мухаммед.

Капитан-лейтенант Вольфганг Эрих фон Кох, которого в Кронштадте, где он служил, все называли Владимиром Фёдоровичем, в очередной раз с холма на берегу небольшой горной реки Хоби осмотрел море, что простиралось за бухтой у городка Редут-Кале. Осмотрел и просто из-под руки, и потом подзорную трубу навёл. Корабли были. В бухте стояло несколько. Один из Одессы пароходофрегат, второй чуть поменьше из Севастополя прибыл. Было и неповоротливое турецкое крутобокое парусное судно. А вот корабля, которого он ждал, не было. И там дальше в море был парусник, но это явно не военный трёхмачтовый фрегат. Что-то с двумя мачтами и небольшое.

Сегодня было первое сентября, и на этот день был назначен приход в бухту у Редут-Кале того самого парусного фрегата, которым ему предстояло управлять, на котором нужно будет воевать на Дальнем Востоке с «повелителями морей» британцами.

Надо отдать должное его нанимателям неизвестным, всё что обещали, они выполнили. Жену Эмму и дочь Эрику уже через три дня в специальном большом дормезе отправили в Тулу. И даже для помощи им наняли женщину, знакомую с докторским искусством. Потом Эмма ему еженедельно писала письма из этого Пульмонологического центра. Хвалилась, как хорошо она устроилась в отдельной двухместной палате, восторгалась питанием и качеством лечения. Целыми днями поят настоями и отварами, водят в специальную комнату, все стены которой сделаны из выпиленных в соленом озере кирпичиков соли. Там, пишет Эмма, так вольно дышится. «Соляной пещерой» называется.

Каждое письмо жены из Басково вселяло в фон Коха уверенность, что он поступил правильно, заключив договор, предложенный ему Георгием Петровичем Ремизовым — бывшим Коллежским асессором, а теперь… А чёрт его знает, где он сейчас служит или работает. В Конторе, говорит, но в какой не называет. Хотя очень бы хотелось Владимиру Фёдоровичу узнать, что это за организация такая, и кто у них главный?

Все поручения, которые ему Ремизов дал, капитан-лейтенант выполнил. Он взял бессрочный отпуск для поправки здоровья, с помощью этого огромного таинственного помощника сделать это оказалось просто и быстро. Дальше Владимир Фёдорович сходил в канцелярию их штаба и попросил списки только что демобилизованных матросов и тех, что в запас после двенадцать лет службы отправили. Выписал Кох около сотни фамилий и прошёлся по знакомым сначала, потом по знакомым знакомых — офицерам — морякам, тем, которые с этими боцманами и матросами служили и в плавание ходили. Про характер разговаривал, про пристрастие к хлебному вину, про дисциплину и воинские умения. В результате шестьдесят с лишним человек из этой сотни он вычеркнул. Выбирал специально в штабе тех, кто недалеко от Кронштадта и Санкт-Петербурга проживает, или тут остался после демобилизации. Объехал фон Кох всех оставшихся за две недели. И прямо в панику впал. Из сорока почти человек нашёл он только двадцать семь, а из них удалось заманить большими деньгами послужить на корабле ещё пять лет только семерых.

Кох матросов и боцманов понимал. Многие сразу женились, дома построили и опять в эту каторгу на пять лет лезть, спасибо большое.

Пришлось начинать всё с самого начала. И заодно на непростую проблему пожаловался Владимир Фёдорович Георгию Петровичу Ремизову. Тот обещал поспособствовать. И ведь не обманул. Дал списки тех, кого демобилизуют в ближайшее время, и пообещал даже ускорить этот процесс, если матрос контракт подпишет. Так за две недели из семерых человек его отряд превратился в двадцать пять матросов и унтер-офицеров. Ну, и сам, пройдясь со следующей сотней недавно демобилизованных матросов, опять после разговора с офицерами, чтобы бузотёров и пьянчуг не набрать, удалось Коху ещё девять человек завербовать. Ну, тридцать шесть человек для управления парусным фрегатом маловато. Но Владимир Фёдорович, помня, что артиллеристы уже есть, набирал только палубную команду и их хватит, чтобы дойти до Дублина, где ему обещают пополнение. В самый последний момент, чтобы цифра стала ровной и красивой, капитан-лейтенант заглянул на биржу по трудоустройству. Там нанимались в плавание матросы на купеческие или рыбацкие посудины. Нда, не тот контингент, но четверых молодых и водкой не испорченных парней Коху нанять удалось.

С офицерами было и того хуже. Оставлять семью на пять лет никто не желал, тем более, плавание и условия какие-то сомнительные. Удалось набрать двух мичманов, недавно закончивших школу гардемаринов и семьёй обзавестись не успевших. В их числе оказался и мичман Фролов, который и начал всё это, рассказав ему о пульмонологическом центре под Тулой. Попался в его сети и лейтенант Стасов Валерий Валерьевич. Тот был в отпуске по болезни и как раз вернулся в Кронштадт, ну и первым, с кем увиделся, был капитан-лейтенант фон Кох. Стасов похоронил жену и новорождённую дочь только и был поблёкший и повядший какой-то, сломили почти человека невзгоды.

— Пять лет? А что, самое то. Как раз раны на сердце заживут, записывай меня, Владимир Фёдорович, если отпуск сможешь продлить.

Последним приобретением стал капитан второго ранга фон Штольц. Он по ранению ушёл в отставку год назад. Нет не война была. Орудие разорвало при стрельбе, и Генриху Фридриховичу оторвало кисть на левой руке. Теперь рана зажила, а имение пришлось продать, чтобы долги отдать. Куда податься, хоть ложись в гроб и помирай, а тут Кох с заманчивым предложением и обещание гор золотых. Словом, впятером пока будут командовать на их несуществующем пока фрегате.

Ремизов выписал всем подорожные на поправку здоровья на минеральных водах в Пятигорске и организовал, где возможно, переезд на почтовых лошадях. Больше месяца они добирались до Редут-Калле, прибыли, а корабля нет.

И чего теперь делать? Кох вновь поднёс трубу к глазу. Показалось или на самом деле с юга к ним шло трёхмачтовое судно.

Событие пятьдесят восьмое

Никто не жаждет мести сильнее человека, который причинил тебе зло и был наказан за это.

Дик Фрэнсис

Оказывается, в английском флоте сейчас есть градация… прейскурант на наказания матросов… методом бичевания «девятихвостой кошкой». В общем, минимальное количество ударов — десять. Максимальное — сорок восемь. За средний проступок назначают тридцать два удара. Странная какая-то система и не десятеричная, ну, где британцы и где десятеричная система? у них и в двадцать первом веке её нет. Но она и не двенадцатеричная — цифра тридцать два (32) явно не из неё.

Десятерым матросам с «Аретузы» назначили за оскорбление посла иностранной державы именно тридцать два удара плетью каждому. Да и чёрт бы с ними, но нет. Великого посла Великого хана Великого ханства Джунгария «вежливо» пригласили присутствовать при экзекуции. Если честно, то Сашка бы перестрелял палачей. Это было настолько ужасно, что его почти вывернуло, и чёрная пелена застила сознание, и только счёт до тридцати двух эту пелену с глаз убрал.