В первой не открыли, во второй тоже. Взбежав по скрипучим ступенькам на следующий этаж, Вовка подумала, что таких удивительных домов она и видеть‐то никогда не видела. Вроде городской, а весь какой‐то не такой: и дерево тут, и витражи, и полная тьма на площадках, как будто электричество нужно только на крыльце.
В третьей квартире наконец открыли, и на Вовку поверх цепочки воззрилась грузная дама. Из квартирной щели веяло сушеными грибами, и Вовка невольно скривилась.
– М-да-да? – представительно и не особо дружелюбно спросила дама.
– Здрасьте, – выдохнула Вовка. – Я… Я Овсянникова Федю ищу. Не знаете, в какой он квартире живет?
– Твоего, что ль, возраста будет? – уточнила дама.
Вовка поспешно кивнула.
– Ребята какие‐то на чердаке живут. Может, и Федя твой с ними. Шумят по вечерам! Ты вот пойдешь, скажи им, что соседи недовольны. Не дело это.
Вовка покорно закивала, хотя не очень‐то и понимала, почему бы этой даме не выговорить нарушителям спокойствия самой. Впрочем, лестница на последнем пролете скрипела так жалобно, что Вовка засомневалась, что она выдержит кого‐нибудь тяжелее мальчишки «ее возраста».
На чердаке стоял затхлый дух, тянуло влажным деревом. Витражные стеклышки расплескивали по одной-единственной двери цветные пятна. Вовка повозила влажными кроссовками по коврику, не отыскала звонок и постучала.
Сначала царила тишина, а потом кто‐то затопотал голыми пятками, чем‐то бряцнул и крикнул через запертую дверь:
– Кто?
– Здравствуйте! Я Федю Овсянникова ищу. Он у вас живет?
Дверь приоткрылась, натянулась уже знакомая цепочка, в нос ударил аромат жареного сыра и сырой земли. На Вовку глазела огненно-рыжая девица, из-за спины ее струился зеленоватый, интимно-сумрачный свет.
– Федю? Поняла. Минуточку.
Дверь захлопнулась и растворилась снова, на этот раз пропуская гостью.
Вовка нерешительно заглянула внутрь. Коврики самых разных мастей и размеров устилали прихожую и убегали вглубь квартиры. Отовсюду торчали лапы каких‐то диковинных растений, на листья струился, словно удобрение, сонный зеленый свет. На стенах виднелись картинки: репродукции классических полотен соседствовали с детскими каракулями, и казалось, будто их понавешали здесь только для того, чтобы скрыть дыры в стареньких обоях.
– Уютно, не находишь? – заулыбалась девица. – Растениями у нас занимается квартирная хозяйка. Каждую неделю приходит поливать. Нам не доверяет. А лампы развесили мальчики: для антуража, – рассмеялась она и махнула рукой. – Пойдем пока выпьем по стаканчику кваса, я угощу тебя домашней пиццей, а Федя будет к вечеру.
Правильная, аккуратная речь никак не вязалась с озорной внешностью: девица была чуть старше Вовки, волосы заплетены в мелкие косички, на носу – крупные, будто намалеванные карандашом веснушки, а в губе – колечко.
Вовка запнулась о коврик, но удержалась за вешалку.
– А вы… – заикнулась она, рассматривая гору перепутанной обуви под куртками.
– Я Света. Однокурсница Феди. Здесь еще Петя и Лёша живут, но их пока тоже нет. А раньше и Марина ночевала, но нашла себе ухажера и уехала. А тебя как зовут?
Рыжая обернулась, взметнулись змейки-косички. «Ухажера»… Откуда слова‐то такие архаичные? И не ирония ведь, вполне себе серьезно.
– Вовка.
– А, – кивнула Света. – Ну пойдем.
И все! Никаких вопросов, никаких удивлений. Вовка улыбнулась про себя, скинула промокшие кроссовки и побежала вслед за Светой. Одета она была в коротенькие джинсовые шорты и маечку, и в полумраке ее ноги и руки призрачно бледнели. Вовка еще отметила, что для девчонки у Светы голос слишком уж тяжелый, какой‐то гулкий, неизящный, но думать было особо некогда.
– Вот пицца, – объявила Света, грохая противень на заставленный грязными тарелками стол.
Вовка смущенно присела на краешек табуретки. Кухню захламили до предела. Объедки, очистки, немытая посуда, горы засаленных книжек, ноутбук, рваный халат… Чего здесь только не валялось! Штукатурка лупилась волдырями, лампочка без абажура свешивалась из-под косого потолка, под ногами стелился рваный линолеум.
– У вас… это… – вдруг вспомнила Вовка. – Зарядника нет, случайно?
Она вытащила и показала свой телефон.
– И случайно, и неслучайно: все есть, – отозвалась Света. – Минуточку.
И потопала голыми пятками обратно по коридору.
Вовка рассматривала «домашнюю пиццу» – гору разноцветных кусков на толстеньком отрезе теста – и облизывалась. В грязноватой кухоньке она наконец отогрелась и поняла, что жутко проголодалась.
– Вот, пожалуйста.
Света вернулась с зарядником, и провод на этот раз был тот, что нужен.
– Спасли, – выдохнула Вовка.
– Что будешь пить: квас или пиво?
Света распахнула холодильник, а Вовку так и подмывало сказать, что пиво. Но представила мамино лицо и не осмелилась. А Света‐то уже выросла, и живет она совсем по-другому – пусть и делит квартиру с ребятами, а все‐таки жилье это свое собственное, «взрослое».
– Да я не пью вроде. Квас давайте, если можно…
– Молодец, что не пьешь.
Света устроилась напротив, забравшись на табуретку с ногами. Сама она выбрала пиво, но какое‐то несерьезное, как показалось Вовке, с вишенками на этикетке.
– Ну рассказывай, – откинув крышку, потребовала Света. – Что этот наш Федя учудил на этот раз?
Вовка поморгала.
– Бери пиццу, – кивнула рыжая. – Вот нож. Так что там Фёдор?
Вовка неловко вырезала себе кривой кусок и вгрызлась в него. Под начинкой тесто пропеклось не очень, зато корочка аппетитно хрустела.
– А что Федя? Я не знаю. Я как раз к нему пришла. Я вообще про сестру его хотела узнать, про Лёльку…
– Значит, ты ему не подружка? Ну и хорошо. А Лёля – это та крашеная стерва? – вдруг выдала Света и улыбнулась. – Знаю-знаю.
Вовка как раз глотнула ледяного кваса и тут же закашлялась. В Светином исполнении это слово звучало чужеродно. А Лёля, может, и красилась, но стервой была только понарошку.
Телефон меж тем очнулся, и на экране одно за другим повылезали уведомления.
– Прямо‐таки столпотворение, – посмеялась Света. – Потеряли тебя, что ли?
Вовка схватилась за телефон. Думала, что придет что‐то от родителей, от Лёли, а там – сплошь незнакомые номера. Ворох сообщений, голосовое в «Ватсап»* и уведомление из ВК.
Вовка даже вздрогнула. С каких это пор ей столько сыпется, да еще и непонятно от кого?
– Проверяй, не беспокойся, – подмигнула Света. – Меня развлекать необязательно. Ешь пиццу, а я пойду к себе. Если что понадобится – первая дверь направо. Федя уже скоро вернется.
Она ушлепала прочь, а Вовка принялась разбирать письма.
Первое сообщение было странным:
Добрый день! Я по объявлению. Кота еще отдаете?
Никаких объявлений Вовка, ясное дело, не размещала. И Яшку тоже отдавать не собиралась. Что за ерунда? Да просто ошиблись, ясно же!
Только вот переписка продолжалась сама собой, будто в ответах писавший и не нуждался.
Потом:
И – последнее:
Кто это и с кем он договорился? А может, Вовке просто сыпались копии чужих сообщений?
В «Телеграме» от четырех неизвестных номеров ей пришли совершенно одинаковые пустые сообщения.
Голосовая запись в «Ватсапе»* длилась целых двенадцать минут, но звонивший упорно молчал: Вовка прокрутилась запись, послушала как следует и в середине, и в конце, но так ничего и не поняла.
Ну и глюки…
А вот во «ВКонтакте» ей написал откровенную ерунду какой‐то Димыч Поплавский (сто двадцать три друга, и ни одного общего):
Бойся зеленых фонарей. Но пуще бойся, когда они погаснут.
И все. Ни «приветов», ни «как дела». Очередной интернетный псих, которому даже отвечать не стоит – заблокировать, и все.