Хотя Мюссерт и его партия не имели значительного влияния на политическую жизнь Нидерландов в 1930-х, в правительстве имелись и другие фракции, готовые сотрудничать с нацистской Германией и заверявшие ее, что Голландия тяготеет скорее к правым, чем к левым. В кругах левых ходили слухи, что зять королевы Бернхард, немец по рождению, недавно женившийся на принцессе Юлиане, тайно связан с нацистами.

Трюс и Фредди рано узнали, что просто фыркать на Мюссерта недостаточно: Тринтье с ее коммунистическими убеждениями вовлекла и дочерей в политическую борьбу. Она не только держала их в курсе того, что происходит в Германии и других странах, но даже укрывала в доме беженцев-антифашистов, которые обращались за помощью в коммунистическую организацию «Ред Эйд». Еще в 1934 году Тринтье принимала у себя немцев, бежавших от гитлеровских репрессий. Поздно ночью раздавался стук в дверь – на пороге стоял сосед-голландец, знакомый девочкам по собраниям партии, а с ним несколько дрожащих незнакомцев, стремящихся добраться в Англию. Тринтье пускала их переночевать, а на следующий день сосед возвращался и сопровождал беженцев на очередном отрезке пути к свободе.

Девочки знали, что насчет этих «гостей» и подпольной деятельности матери надо держать язык за зубами. Еще до того, как немцы оккупировали страну, Трюс и Фредди поняли, что разговоры могут быть опасны. Они знали, что представляют собой нацисты и на что они способны. Знали, что такое предательство [8].

Пока Гитлер и немецкие войска поигрывали мускулами в Европе в середине – конце 1930-х, – милитаризовали Рейн, устраивали аншлюс Австрии, аннексировали Судеты, отнимали Богемию и Моравию у Чехословакии, не собираясь останавливаться, – становилось все очевиднее, что Второй мировой войны не избежать. Но голландский народ, избежавший ужасов Первой мировой, просто оставшись нейтральным государством посреди кровавой бани, был убежден – точнее, пребывал в заблуждении, – что так же произойдет и в ходе следующего конфликта. Страна даже послужила местом ссылки кайзера Вильгельма II, который проводил свои последние дни в относительной безопасности – рубил деревья в поместье близ Дурна в Утрехте. Возможно, только этого и хотели жестокие немецкие тираны от Королевства Нидерланды: чтобы оно стало местом для размышлений и последнего упокоения старика.

Первого сентября 1939 года, спустя два дня после шестнадцатилетия Трюс, Германия вторглась в Польшу. Великобритания и Франция осознали тщетность своих попыток утихомирить Гитлера. В новостных репортажах, которые показывали в кинотеатре на Гроте-Маркт в Харлеме, немцы вскидывали руки, приветствуя своего фюрера, а в газетах писали, как танки вермахта рвутся вперед по территории Польши, расстреливая незадачливую польскую кавалерию.

Голландское правительство объявило о мобилизации через несколько дней после немецкого блицкрига в Польше, но по-прежнему рассчитывало сохранить нейтралитет в грядущем конфликте, даже когда Британия и Франция вступили в войну. Несмотря на эти благие намерения, война немедленно начала оказывать жесткое экономическое воздействие на Нидерланды. Блокада Британией голландских портов положила конец торговле между Нидерландами и Германией. Это обесценило для Гитлера и Третьего рейха береговую линию страны, значительно уменьшив вероятность того, что Королевству Нидерланды удастся остаться нейтральным в грядущей войне, как случилось в Первую мировую.

Сказать, что голландская армия была не подготовлена к противостоянию германской военной машине, будет громадным преувеличением. Пока другие европейские страны наращивали военную мощь, чтобы не отставать от германского вермахта, в который вкачивались невиданные средства, Нидерланды в 1940 году не владели ни одним танком. Военные расходы, удвоенные в 1938-м, по-прежнему составляли всего четыре процента от национального бюджета – по сравнению с двадцатью пятью процентами в Германии [9]. Единственным прибавлением в армии в период между двух войн стали два полка велосипедистов, один из которых включал военный оркестр: тот ездил на велосипедах со специальными рулями, которыми можно было управлять одновременно с игрой на музыкальных инструментах. Его девизом было: «Быстрый и решительный – уверенный и достойный» [10].

Главная оборонная стратегия страны осталась неизменной с XVII века. Она подразумевала отступление на северо-восток и юг страны с одновременным затоплением низко лежащих регионов – тех, что уже находились ниже уровня моря, – включая крупнейшие голландские города Дордрехт, Утрехт, Харлем и Амстердам, – за линией, идущей с северо-запада мимо озера Эйссел на юго-восток до рек Амстел и Рейн. Немцы могли войти в страну, но их встретили бы болота, слишком мелкие для судов и лодок и слишком топкие для пехоты и артиллерии. Города за линией были укреплены недавно построенными бункерами и крепостями, возведенными благодаря небольшому повышению оборонного бюджета.

Жизнь семьи Оверстеген в Харлеме шла по-прежнему, но и до них доносилась барабанная дробь из-за горизонта. Однажды Тринтье попросила Трюс и Фредди забрать мальчика с девочкой с другой конспиративной квартиры в Харлеме и привести к ним на ночь. Девочки возмутились, узнав, что в их и без того переполненном жилище появятся временные постояльцы. Тринтье не стала их слушать. Эти дети убежали из Германии в одиночку, без родителей, сказала она дочерям. Они совсем одни, напуганы и понятия не имеют, что с ними будет. Как могут Трюс и Фредди быть такими мелочными эгоистками?

Девочки – сами еще дети – устыдились и побежали выполнять приказ матери.

Трюс нанялась убирать в семью еврейских эмигрантов из Германии, которая владела в городе мебельным магазином. Они бросили все, когда бежали от нацистов. Однажды Трюс подслушала, как гость, явившийся из Германии, уговаривал их ехать дальше, в Америку, – он был уверен, что Гитлер вскоре захватит Нидерланды, как захватил Польшу.

Трюс спросила себя, не стоит ли их собственной семье уехать в Америку. В ту же ночь она переговорила об этом с матерью. Война все ближе, смогут ли они покинуть страну?

– Для этого нужны деньги, – напомнила дочери Тринтье. – Да и куда мы поедем? [11] На это у Трюс ответа не нашлось.

Десятого мая 1940 года семья Оверстеген вместе с соседями проснулась под угрожающий рев самолетов над головой. Все повыскакивали на улицу в халатах и пижамах посмотреть на авиацию, пролетающую над Харлемом. День был погожий и ясный, небо – ярко-голубое. Казалось невозможным, нереальным, что самолеты на самом деле несут в себе бомбы и что голландские противовоздушные установки сейчас стреляют по немецким бомбардировщикам. Потом один из серо-зеленых бомбардировщиков задымился. Мгновение спустя он уже падал с неба, и зеленый крест возле его хвоста стремительно вращался в падении. Не было ничего нереального в содрогании земли, последовавшем за падением, и взрывом, когда самолет заполыхал.

Кто-то поставил на подоконник радиоприемник и включил его на полную громкость. Там передавали странную шифровку, сопровождавшуюся треском помех. Позднее стало ясно, что это было закодированное послание, вероятно, предназначенное для британцев, но в тот момент все еще сильней перепугались и растерялись. Наконец выступил представитель правительства с новостями на внятном голландском: на них напала Германия. Немцы вторглись в Королевство Нидерланды несколькими фронтами.

Какая-то женщина зарыдала: «Иисусе, и куда нам теперь бежать?!», а вокруг нее соседи стояли, цепляясь друг за друга и пытаясь осознать, чем это обернется для них [12]. Трюс, Фредди и Тринтье тоже пытались разобраться, что происходит. И вдруг младший брат девочек, Робби, просто от нервов начал петь песенку «Иду по тюльпанам» знаменитого голландского певца кабаре Луиса Давидса [13].