Молодой царь не случайно стал больше присматриваться и искренне доверять младшему Брюсу. Якушка говорил немного, больше слушал азартные военные реплики, хотя в храбрости и разгулах, действительно, царю и его друзьям не уступал.
Петр вообще не терпел выскочек и воспринимал своих друзей за искреннюю дружбу и товарищество без зависти одного перед другим. Потому как – каждый был ярок и неповторим по-своему.
Александр Меншиков, привлекающий царя храбростью и русской пытливостью, также со временем глубже подружился с Яковом, и пытался многое у него перенять.
Имя «Якушка» сразу стало близким не только окружению, но и ему самому. Через пару-тройку лет, по мере сближения с царем и раскрытия необычных способностей младшего Брюса, Петр и его сподвижники стали уважительно называть его по имени и отчеству – Яков Данилович.
Рождение русской армии
Став полновластным царем, Петр, не только не прекратил потешных занятий, но придал им еще больший размах: наряду с обычными экзерсисами стали устраиваться походы и маневры, длившиеся нередко неделями и даже месяцами. В этих походах участвовали и некоторые регулярные полки.
Якову были явно по душе шумные военные игры молодого царя, когда он мог сутками, забывая о еде и в ущерб сну, искать способы славных побед с захватом бутафорных, наспех сооруженных городков. Все это проходило весело и звонко, со стрельбой и боем барабанов. Потешные солдаты были набраны из царских конюхов, сокольничих егерей и прислуги. Самостийные офицеры состояли из юношей знатных фамилий и заслуженных военных. Всего у Петра было около трехсот таких воинов. С ним они ходили походами по деревням и монастырям вокруг Москвы, распугивая крестьян и особенно местных монахов. Когда в тихий полуденный зной из лесочка вдруг с бесовскими криками выкатывали пушки какие-то не похожие на русских люди в зеленых кафтанах и били по стенам деревянными ядрами, монахи просто замирали от страха, иногда узнавая лицо самого царя в пороховой копоти.
Сама служба в потешном войске была вовсе нелегка – ни дождь, ни зной, ни свет, ни заря – по прихоти молодого царя вдруг надо было выступать неизвестно куда и зачем, и как выяснялось потом, чтобы пугать, в основном, окрестных людей. Иной раз потешных будили среди ночи: Приказано обойти неприятеля. Переправляться вплавь через речку… Были случаи, когда служивые тонули или погибали, и это было в порядке вещей. При непослушании или отказе выполнить приказ – били батогами. К войску был приставлен воевода или генерал – Автоном Головин. Человек он был недалекий, но хорошо знал солдатскую муштру и быстро навел строгие порядки. При нем сам Петр нешуточно проходил военную науку в первом батальоне, названном Преображенским.
Через некоторое время к потешным на жалование позвали капитана Зоммера для освоения огнестрельного и гранатного боя. Из Пушкарского приказа доставили шестнадцать пушек, и стали учить стрелять чугунными ядрами и бомбами. Учитель был строг, поскольку эта наука требовала больше знаний и ответственности. Было уже не до потехи, и поначалу много побили в полях скота и перекалечили простого народу.
Несмотря на то, что продолжая службу в потешных, Яков оставался корнетом кавалерии, ему, также как и молодому царю Петру, очень нравилась и стала ближе артиллерия. Он понимал значимость ее реальных атак в бою и с восхищением одолевал все тонкости нового ремесла, а за проявленные знания и смекалку скоро возглавил отделение пушкарей.
Сразу обратив внимание на необходимость технических знаний в реализации этой военной профессии, молодой артиллерист или, как тогда называли – «бомбардир», сразу отметил у многих несогласованность в действиях и недостаток образовательной математической подготовки. Яков, не стесняясь, объяснял на примерах и открыто говорил об этом царю, который с удовольствием пополнял свои знания, полученные ранее от Тиммермана. Учиться военному делу стало модно и в скором времени необходимо.
В своей тетради по стрельбе Петр записал: «Градусы, которые внизу, когда стрелять – отведать перво… на сколько градусов мортир поставлен записать же; а потом стрелять, сколько далече бомба по опыту пала. Когда хочешь на уреченное место стрелять, тогда взяв дистанцию, потом взять циркулем на такие же градусы, которые при опыте на квадранте были, искать на таблице… и, взяв ту меру поставить на градусы, и сколько укажет, и на квадранте ставь».
Первая любовь
Якову запомнилась на всю жизнь та прекрасная весна 1690-го. Прохладный сочный воздух, напитанный свежим запахом едва распускающихся листьев и душистого первоцвета, часто перебивал едкий дым пороха в импровизированных потешных атаках на очередную крепость.
Под крики «Ура!» моложавое войско устремилось к прочным чертогам подмосковного монастыря в районе села Богородского. Попавшее в стену ядро пробило зияющую дыру и разбросало крупные осколки кирпича, куски скрепляющей глины и дерева на довольно большом участке.
Потешные из числа кавалерии шумно приветствовали попадание и призывали брать крепость сходу. В азарте победы они не заметили, как к ним вышли служители церкви и несколько верующих женщин. Подойдя ближе, служители церкви начали стыдить компанию за причиненные обители разрушения.
Возбужденные молодые воины поостыли не сразу, но строгий вид женщин немного остудил их неутихающий пыл. Они пытались оправдываться.
– Да мы наступаем на неприятельскую крепость, – успокойтесь мамаши… Если нужно, заплатим…
Среди возмущенных верующих выделялась одна очень красивая молодая девушка с небесно-голубыми глазами и особенно оскорбленным взглядом:
– Делать вам здесь нечего… Лучше идите и помолитесь! – говорила она, искренне переживая за случившееся, – Где ваш командир?.. Я ему сейчас все выскажу…
Яков вышел вперед и сразу был сражен необыкновенной красотой ангельского девичьего лица. Строгие назидательные глаза чем-то напоминали ему тревожный и страждущий взор Сикстинской мадонны. Молодой высокий юноша ощущал глубокое внутреннее раскаяние.
– Если надо, я отвечу за это разрушение, – твердо вымолвил он.
Видя кроткий взгляд молодого симпатичного командира, юная монахиня немного успокоилась, но глаза ее еще пылали обидой.
– Что же это такое, барин, среди бела дня разрушают обитель?
Яков не мог выдавить из себя ни слова, так сразили его простые доходчивые слова девушки. Она заметила его смущение и уже смотрела на него сочувственно:
– Вижу, что вам совестно, барин, – продолжала она и теперь была похожа на ласкового ангела, стыдившего за необдуманный детский проступок.
– Не беспокойтесь, барышня, мы все восстановим, – опустил он глаза.
Поведение молодого человека было ей по душе. Она даже непроизвольно улыбнулась ему.
Группа священнослужителей и монахинь через минуту повернулась и удовлетворенная направилась к воротам обители. Яков, будто ведомый кем-то, пошел за ними. Молодая красивая монахиня оказалась рядом.
Немного робея, Яков посмотрел на нее, и вновь молния женской красоты пронзила его:
– Как вас зовут, милая барышня?
– Я не барышня, – пересиливая улыбку, ответил «ангел «во плоти»… – А, зовут меня Марфа… Я здесь послушница…
– Могу я еще видеть вас?
– Нам не положено… Если только матушка-настоятельница позволит, – ласково произнесла Марфа, входя последней и прикрывая врата.
Яков словно проснулся ото сна, так завороженно смотреть на женщин ему еще никогда не приходилось. Было здесь что-то неповторимо нежное от взгляда его матери, и одновременно – волнующий кровь тревожный зов всепобеждающей любви.
Весь день Яков был сам не свой. На это даже обратили внимание сослуживцы. В эту ночь ему приснились увиденные накануне милые черты, и наутро он твердо пошел в обитель и попросил аудиенции у настоятельницы.
Пожилая, строго одетая, со светлым взглядом настоятельница встретила его доброжелательно. Он увидел, что она была одной из вышедших вчера из монастыря монахинь. Она тоже вспомнила его, но спросила настороженно:
