Разблокировав его телефон, я вижу, как он наклоняется и убавляет громкость музыки в стиле реггетон, которая играет через колонку Bluetooth. Я набираю в интернете номер менеджера и звоню ему. На звонок отвечает мужчина с грубоватым голосом, и после некоторых объяснений он соглашается приехать в ближайшее время, чтобы установить в моей квартире новый дверной код.

Я говорю ему, что я хотела бы установить, и ухожу подальше от посторонних глаз, чтобы не вызывать у себя приступ паники, боясь, что Алессандро однажды проберется ко мне и убьет. Менеджер говорит, что мне не обязательно присутствовать, так что я могу свободно поесть перед тем, как отправиться туда. Закончив разговор, я закрываю телефон и кладу его обратно на стойку, а затем сажусь за остров.

Але наклоняется и ставит передо мной тарелку с едой, и от нее исходит невероятный запах. Я ничего не ела со вчерашнего полета и очень хочу есть. То, как мой желудок урчит при виде еды, только подтверждает это. Фриттата подана с небольшим количеством петрушки для гарнира, что заставляет меня усмехнуться, думая о том, как тщательно он ее приготовил.

— Что тебе принести выпить? У меня есть апельсиновый сок и кофе, — говорит он мне, стоя всего в футе от меня, его чистый мужской запах наполняет мои легкие и на мгновение отключает мой мозг.

— О, апельсиновый сок был бы замечательным. Вообще-то я не пью кофе.

Я улыбаюсь ему, но внутренне сокрушаюсь по поводу лишней информации, которая ему не нужна. Если бы словесная рвота была видом спорта, я была бы чертовой олимпийкой.

Не обращая внимания на мою неловкость, он ободряюще улыбается и поворачивается, чтобы налить мне стакан апельсинового сока.

— Так почему ты не пьешь кофе? Просто не нравится вкус?

Повернувшись, он ставит передо мной прозрачный стакан с апельсиновым соком и садится справа от меня.

— Дело не столько во вкусе, сколько в кофеине. От него я становлюсь нервной и более тревожной, чем обычно, поэтому я пью чай.

Разглашать о себе больше информации, чем кому-либо хотелось бы знать, — это тоже мой конек.

Он кивает головой.

— Какой чай?

Я не ожидала, что он захочет узнать больше, большинство людей отмахнулись бы от моей неловкости, не задумываясь.

Не сводя с меня глаз, он отрезает вилкой кусочек фриттаты и подносит его ко рту, жуя, пока я отвечаю.

— Мне нравится "Earl Grey". В нем есть немного кофеина, но не так много.

Это достойный ответ.

Достаточно информации, если не вдаваться в подробности того, как я вспениваю овсяное молоко или какой именно лавандовый сироп я использую, чтобы сделать его "Лондонским туманом". Я слегка улыбаюсь, гордясь своим достижением, и отвожу взгляд от его лица, чтобы приступить к еде.

Мои вкусовые рецепторы поражает пикантный вкус шпината, лука, цуккини и козьего сыра. Я не могу сдержать стон удовольствия, который вырывается у меня, и его голова резко поднимается. Я чувствую, как пылают мои щеки, пока он смотрит на меня недоверчиво.

— Это так вкусно, Але; как ты научилась так готовить?

Мне искренне любопытно, но в то же время я немного отклоняюсь, пытаясь увести его мысли от неуместных звуков, которые я только что позволила себе произнести.

Теперь мне кажется, что его щеки начинают розоветь, но он выглядит таким уверенным и самодостаточным, что, должно быть, мои глаза меня обманывают.

Он опускает подбородок, прежде чем ответить, и говорит: — Моя мама научила нас с младшим братом готовить, когда мы были маленькими. Когда мне было двенадцать, ей поставили диагноз "рассеянный склероз", и он довольно быстро прогрессировал.

Я молчу, призывая его продолжать, надеясь, что мое молчание подскажет ему, что это так.

Облегчение захлестывает меня, когда он продолжает говорить.

— Она и мой отец не думали, что смогут иметь больше детей биологически, но хотели иметь большую семью, поэтому они усыновили трех моих младших братьев и сестер. Мой отец — худший повар на планете, поэтому, когда маме стало трудно готовить для всех нас, я взял эту роль на себя, и, похоже, это принесло свои плоды.

Он ухмыляется, и то, как светлеет его лицо, когда он говорит о своей семье, только усиливает его обезоруживающую индивидуальность. Пока что он кажется совсем не таким, каким я его представляла, основываясь только на его внешности. Думаю, нельзя судить о книге по ее обложке, даже если обложка такая красивая.

Я также понимаю, что большинство людей, вероятно, сочли бы его слова излишней откровенностью, поэтому мне требуется все, чтобы сдержать ухмылку, которую я чувствую, думая, что он, возможно, тоже немного нервничает рядом со мной.

— Мне жаль слышать о диагнозе твоей мамы, но, похоже, она проделала огромную работу по твоему воспитанию и созданию семьи, которую хотела.

Я делаю паузу, даря ему ободряющую улыбку.

— Как у нее дела сейчас? — спрашиваю я любопытным тоном.

Не задумываясь, он улыбается и говорит: — Моя мама — самая лучшая.

В моей груди зарождается чувство тоски по таким родительским отношениям. Он продолжает: — Сейчас у нее все хорошо. У нее ограниченная подвижность, но когнитивные функции полностью сохранены, и она обратилась к потрясающему неврологу, который подобрал ей лекарственную схему, которая, похоже, неплохо работает.

Он спрыгивает с барного стула и начинает освобождать остров, чтобы помыть нашу посуду, явно покончив с личным моментом, который мы только что разделили.

Я не могу позволить ему готовить для меня и заниматься уборкой после того, как позволил мне остаться здесь, поэтому я встаю с табурета и иду за ним к раковине.

— Я принесу их, это меньшее, что я могу сделать.

Я обхожу остров и случайно натыкаюсь на него, когда достаю посуду. Я делаю шаг в сторону, чтобы дать нам немного расстояния, но он, ухмыляясь, касается моего бедра своим и говорит: — Я буду мыть, а ты суши.

То, как он это говорит, заставляет меня почувствовать, что в этом был какой-то намек, но я не хочу разбирать его. Возможно, мне просто показалось.

Однако я не могу отделаться от мысли, которая расцветает на переднем плане моего сознания.

Неужели так плохо заняться сексом с привлекательным парнем, который живет так удобно рядом со мной?

Но если все пойдет не так, это может стать проблемой. Лучше не переходить эту черту.

1. La Noche De Anoche — Bad Bunny and Rosalía

Глава 5

Алессандро

Когда Кэт выходит из моей квартиры, я опускаю голову на дверной косяк и в разочаровании закрываю глаза, сжимая руки в кулаки над головой. Я в полной заднице. Я очень надеялся, что моя новая "половинка", как называет нас Кэт, будет похожа на женщину на двери с чертовым кукурузным початком во рту, измазанным едой. Но, по правде говоря, даже на той фотографии она была великолепна.

А вот в реальной жизни? Просто потрясающая.

Она среднего роста, наверное, около пяти-шести, если прикинуть. Но я все равно выше ее на шестьдесят шесть, и, честно говоря, ее рост — единственное, что в ней есть среднего.

Когда она смотрит на меня, ее яркие глаза цвета меда блестят интересом, а белая полоска волос, проходящая через бровь, причудливо изгибается каждый раз, когда она оценивает меня. Ее мягкие пухлые губы складываются в улыбку, и хотя это не единственная причина, по которой я не могу перестать смотреть на нее, она определенно не помогает.

Когда она вышла из моей гостевой комнаты сегодня утром в этих крошечных шелковых ночных шортах и черной майке, моя челюсть едва не упала на пол. Неуместные образы ее тонусных бедер, прижимающихся к моим щекам, пока я заставляю ее кончать языком, нахлынули на меня, и меня тут же захлестнула волна вины. Это сестра Каса. Не будь глупцом, — пытаюсь я напомнить себе.

Она сестра-близнец моего товарища по команде, и хотя он ничего не говорил мне о ней, я знаю, что это та грань, которую я не должен переступать. Это своего рода негласное правило — не спать с братьями и сестрами товарищей по команде или вообще с кем-либо из членов семьи.