Помню, как-то раз мама своей подруге рассказывала, что у нас тесно, но они с папой на квартиру побольше не могут заработать. Я очень этому обрадовался. Ничего у нас не тесно! Это же мой родной дом! Как его можно на какой-то другой променять, пусть даже и побольше? Я себе этого просто представить не могу! Как можно переехать из нашего переулка? От всех моих друзей и соседей, от моей беседки? Даже если у нас ещё теснее станет, я отсюда никуда уезжать не хочу. Только если потом, когда вырасту и женюсь. И это, наверное, будет очень грустно. Надеюсь, что жена мне попадётся добрая и весёлая, как моя мама, и мы с ней привыкнем жить где-то в другом месте, но будем часто ездить в гости в наш Солнечный переулок.

Вот папину маму, бабушку Машу, мы все вместе уговаривали в город переехать, чтобы она поближе к нам была и на огороде не работала, а она так удивилась: «Как это я из своего родного дома могу уехать?» Я её очень понимаю. Я, например, даже бы в путешествие кругосветное когда-нибудь отправился, но только при условии, чтобы потом домой вернуться. Хорошо, что мы себе не можем позволить квартиру побольше! А вот про остальное я не уверен. Надо повнимательней изучить вопрос. А вдруг у моих родителей нет чего-то, что они хотят, о чём мечтают? Только мне не признаю́тся.

До истории с выставкой я не очень понимал, что можно, а что нельзя позволить себе без денег. Точнее, не особо задумывался. Олег Михайлович купил у меня один рисунок «за очень хорошие деньги», как сказал мой папа. Этих денег хватило на то, чтобы купить ещё бумаги, красок, кисточек, карандашей и сделать рамки на все работы. Мне понравилось слово «работы». Не рисунки, не картины или картинки, а именно работы. Это делало меня значительным и серьёзным.

Папа с гордостью всем друзьям рассказал, что «сын заработал первые деньги своим трудом». Он весь вечер сидел на телефоне. Я первый раз такое видел и слышал. Обычно это мама у нас всех подружек обзванивает, чтобы сообщить им, что я пятёрку получил по контрольной, например. А тут – папа… Я понял, что для него это было важно. И пусть эти деньги не лежали на столе и на них нельзя было продуктов купить, но папа сообщал друзьям, что я их «заработал и вложил в своё дело». Это было немного смешно, хоть и правда. Честно говоря, я не знаю, смогли бы мы себе позволить оформить все мои рисунки в багет без этих заработанных денег. Это оказалось дорого, хоть мы с папой и самый простой багет выбрали.

Главное теперь было хорошо поработать, как сказал Олег Михайлович, и нарисовать ещё столько же рисунков, сколько у меня уже было. Это оказалось самым сложным.

Так-то мне рисовать всегда хочется. Я это люблю больше всего на свете. Но когда оказалось «надо», у меня вдруг ничего не получилось. Как будто вдохновение пропало.

Я про вдохновение всё давно понял, кроме одного: мне совершенно неясно, как и почему оно приходит. А тут ещё за меня все переживать стали, спрашивать, как работа продвигается. Все почувствовали ответственность за мою выставку. Мне от этой всехней ответственности вообще рисовать расхотелось.

Родители с самого утра до́ма спрашивают, Оля с Игорем – в школе, дед Дима с Ленкой – во дворе, даже бабушки звонили. И все с одним вопросом: успеваю ли я всё нарисовать. А я, видимо, не успеваю, потому что ни одного нового рисунка не нарисовал, хотя время выставки приближалось. Я грустно смотрел на рамки для рисунков (их папа у меня в комнате сложил) и думал: «А что, если они все так и останутся пустыми?»

Теперь я знаю, что такое «груз ответственности». Раньше папа об этом рассказывал, жаль, я не услышал, что именно.

За два дня до выставки мне стало совсем плохо. Я почти ничего не нарисовал, а то, что уже было будто бы готово, мне совсем не нравилось. Я сидел в комнате перед мольбертом с кисточкой в руках и терпеливо ждал вдохновения. Даже попробовал на потолок пялиться, будто оно оттуда должно было на меня свалиться, но не сваливалось.

Мне казалось, что я всех подвёл. Особенно Олю. Они ведь ещё вот что с мамой придумали: напечатали на принтере приглашения на мою выставку, а потом вместе с Игорем во все почтовые ящики их бросили. И не только в нашем переулке, но и в домах рядом с кинотеатром. Это было непросто, не везде им дверь подъезда сразу открывали. Там же домофоны. Но Оля терпеливая и упрямая. Всех, кого смогла, уговорила. И в школе ребятам приглашения раздала. Одной бумаги сколько потратила! А я ничего нарисовать не смог. Стыдно.

Вдохновение на меня напало внезапно. Мама покормила сестричку, уложила её спать и попросила меня за ней присмотреть часик, пока сама в поликлинику сбегает. Ей срочно надо было. Обычно она меня одного с сестрой оставаться не просит. Поэтому я понял, что очень надо, раз в такой ответственный момент она решила меня отвлечь.

Я сидел у родителей в спальне, смотрел на сестру и тихо шёпотом с ней разговаривал: «Эх, Мира, Мира. Если бы ты только знала, какой у тебя никудышний старший брат. Жалко, что ты не можешь мне помочь». Мира улыбнулась во сне и очень смешно сморщила нос. А потом ещё и чихнула! И так она это забавно сделала, что я… тут же в свою комнату за бумагой и карандашами побежал, а потом сел напротив её кроватки и как начал рисовать, что даже не заметил, как мама вернулась!

Мама сразу всё поняла. Пока сестрёнка спала, я аж десять разных рисунков нарисовал. А потом ещё и их с мамой вместе! А потом у меня фантазии какие-то появились интересные про то, как Мира выросла и мы всей семьёй в парк пошли и в кино. И карандашами, и красками рисовал, и всё у меня получалось! Я не мог остановиться! Мы потом с папой, когда рисунки в багет оформляли, увидели, что некоторые из них ещё мокрые были – краска не успела высохнуть. Поэтому мама нам их в пищевую плёнку завернула, будто бутерброд мне в школу, чтобы они не попортились и не прилипли друг к другу.

Папа все мои работы сам в кинотеатр привёз и очень волновался, когда их на стены развешивали.

Выставка прошла хорошо. Открытие было самое настоящее. С красной ленточкой. Даже люди собрались. И не только те, кто в кинотеатр пришёл фильм смотреть, а ещё и по Олиным объявлениям. Олег Михайлович сказал в микрофон: «Имею честь представить вам работы начинающего художника Константина Иванова». Это я. Меня хвалили.

Я ещё не очень знаю, как правильно отвечать, когда хвалят, и про «имею честь» надо подумать, но всё это было очень приятно. Я отошёл потом подальше и из-за большого аквариума наблюдал, с каким выражением лица люди мои рисунки рассматривают. Никто не ругал их. Такого я не слышал. Все серьёзно смотрели. Внимательно. А от рисунков с сестрой улыбались даже. Сестра моя тоже была на выставке. И родители были. Я видел, что они гордились. Мама даже фотографировалась с Мирой на руках возле того рисунка, где они вместе. А потом у меня корреспондент интервью брал. Я сначала спрятался и не хотел выходить, но Оля объяснила, что так надо для работы и для новых выставок. И я согласился. Вопросы мне задавали хорошие: про то, как я начал рисовать, про папу с мамой и про сестру. Не спросили про Олю, но я сам рассказал, что это она мне помогла всё устроить.

Мои рисунки висели в кинотеатре целую неделю. Потом Олег Михайлович позвонил папе и спросил, не хотим ли мы устроить благотворительный аукцион перед закрытием выставки? Я знаю уже про благотворительность. У нас в школе такой аукцион однажды проходил. Ребята поделки приносили. Только я тогда свои рисунки постеснялся показать. Сейчас я решил не стесняться. Несколько рисунков, действительно, купили, и мы с папой приняли решение отправить деньги в собачий приют, потому что мы оба собак любим и жалеем. Мама, Оля и Игорь нас поддержали.

Вот так я впервые заработал денег. Я их, конечно, в руках не держал, но был очень счастлив. Теперь я мамину фразу понимаю: «Не в деньгах счастье». Я ж не от них радовался, а оттого, что у меня получилось на хорошее дело заработать. А папа после всего этого говорил свою любимую фразу: «Мужик растёт».