Я никогда не приводил на «Аврору» женщин. Она стала единственным исключением, хотя с ней мы даже не были знакомы. Строго говоря, пригласив ее на борт, я поступил против правил, но исключительно для того, чтобы загладить свою вину. Показать, что я не какой-нибудь засранец, который привык обливать людей помоями. По какой-то непонятной причине ее мнение волновало меня. Это был тревожный сигнал, означавший: «Соблюдай дистанцию!» Но я заранее знал, что не смогу.

После одной-единственной встречи ощутить такое притяжение к женщине – конечно, я не считал это нормальным. Честно говоря, раньше за мной подобного не водилось. Отсюда и страх, который меня беспокоил. И в то же время мне все это нравилось. Щекотание в животе. Зудящие нервы. Ощущение того, что нет ничего невозможного. А ведь в последние семь лет я привык чувствовать обратное, постоянно напоминая себе: «Если не будешь осторожным, то разрушишь все одним махом». Пожалуй, пришло время взбунтоваться против добровольно надетых оков.

«Эта женщина поставит крест на твоей карьере», – подумал я и, со вздохом посмотрев на небо, где уже загорались первые звезды, вопреки здравому смыслу загадал, чтобы мы как можно скорее вернулись в Антиб.

Все мое тело ныло. Болели даже те мышцы, о существовании которых я не подозревала. И это от работы поваром! А я-то думала, что уже ко всему привыкла после нескольких лет учебы и бесчисленных часов, проведенных на кухне. Что обладаю той выносливостью, которая так необходима человеку, решившему сделать кулинарию своей профессией. Тем не менее сейчас я впервые в жизни чувствовала себя развалиной.

Мои руки покрылись волдырями, а в глазах щипало от усталости, но я продолжала резать, мешать, взбивать. Проведя в «Le Chat Noir» всего несколько дней, я успела не раз прочувствовать, каково это – навлечь на себя гнев шефа. Повторять такой опыт мне не хотелось.

Если в мою смену Клод отсутствовал, я получала от работы огромное удовольствие. Команда была отличная. И повара, и официанты, чьи имена я постепенно выучила. С коллегами мне быстро удалось найти общий язык. Эмиль даже пару раз похвалил мои соусы. Но не Клод.

В его присутствии я прямо-таки съеживалась. Сгибала спину и втягивала голову в плечи, прячась за перегородкой, которая разделяла рабочие места, расположенные друг напротив друга. Продолжив в том же духе, я запросто могла обеспечить себе боли в шее.

Сейчас Клод был на месте. Я стояла, не поднимая глаз, и сосредоточенно измельчала петрушку, чтобы соус получился идеальным. Мне ни в коем случае не хотелось обратить на себя внимание шефа чем-то, кроме качественно выполненного задания. Я твердо решила не давать ему повода усомниться во мне как в поваре или как в человеке.

В тот самый момент, когда я переложила мелко нарубленную зелень в миску с другими ингредиентами, на мой стол легла длинная тень. Merde[10]. Я не заметила, как он подошел сзади. Выпрямив спину, я попыталась скрыть, что пряталась от него.

Меня затошнило от резкого запаха. Это был лосьон после бритья, которым пользовался шеф и который теперь прочно ассоциировался у меня с неудачей. С моим профессиональным поражением.

– По-твоему, это персияд? – Клод нагнулся и с преувеличенной брезгливостью понюхал мое творение. – Что каперсы здесь забыли?

Основной ингредиент соуса персияд – петрушка, к которой добавляют чеснок, оливковое масло, уксус и соль. Эту смесь применяют как приправу для многих блюд, поэтому мне было поручено каждый день готовить ее в большом количестве, чтобы все повара могли пользоваться ею в течение дня. Вот уже целую неделю я добавляла в персияд каперсы для обогащения вкуса, предварительно согласовав это усовершенствование с Эмилем. Тот пришел в восторг, как и Тьерри, часто использовавший мой соус в качестве маринада. Но Клод, разумеется, не пожелал терпеть на своей кухне никаких новшеств.

– Каперсы хорошо округляют вкус, – осторожно пояснила я. Прекрасно зная, что сам звук моего голоса уже вызывает у шефа недовольство, я все-таки не хотела сдаваться слишком легко. – Попробуй.

И я с надеждой протянула ему чистую ложку. Но Клод даже не посмотрел на нее.

– Думаешь, пришла сюда и можешь перекраивать рецепты, как в голову взбредет? Здесь тебе не телешоу «МастерШеф»!

– Но Эмиль и Тьерри тоже считают…

– А когда я тебя на этом поймал, ты еще и дерзишь? Договорить мне не даешь? – Тот факт, что на самом-то деле он перебил меня, похоже, нисколько его не смущал. – Ноль уважения к шефу! – С каждым словом он кричал все громче и громче. – А вообще неудивительно. Ты, кажется, уже метишь на мое место!

Голос Клода разносился по всей кухне, заглушая шипение, бульканье и постукивание. Тьерри снял свой ромштекс со сковороды и отправил «доходить» в духовку. Почему он не пришел мне на помощь, а только бросил извиняющийся взгляд и отвернулся? Эмиль, нахваливавший мой соус, тоже не поддержал меня. Продолжил с удвоенным рвением помешивать бешамель и даже головы не поднял.

Подобное случалось со мной и раньше. Работая среди мужчин, я неизменно принимала весь гнев Клода на себя. В том ли было дело, что я единственная женщина на кухне, или просто-напросто в том, что он воспринимал меня, новенькую, как легкую мишень, – этого я не знала. Зато ясно видела: защиты ждать не от кого. Коллеги-повара никогда за меня не заступались, а у Бо – единственного человека, на чью поддержку я привыкла рассчитывать, – сегодня выходной.

Может быть, шеф прислушался бы к Тьерри и Эмилю. Может, втроем мы убедили бы его, что моя заправка из петрушки действительно хороша. Одной мне это было не под силу, как я уже знала из опыта предыдущих столкновений с Клодом. От бессильной злобы, вызванной такой несправедливостью, мои щеки запылали, а сердце забилось слишком быстро. Вспотевшие пальцы торопливо убрали протянутую ложку. Между тем Клод продолжал свою тираду:

– Здесь мишленовский ресторан. Мы должны соответствовать стандартам не на сто, а на все двести процентов. – Он уставился на меня, сверкая глазами. – Но ты, видимо, не понимаешь этого своей симпатичной маленькой головкой. Может, тебе лучше попробовать себя в качестве официантки?

– Что?

Мне стало противно от того, насколько слабо и беспомощно прозвучал мой дрогнувший голос. Именно так я себя и чувствовала. Все коллеги стояли и слушали, как меня унижают, хотя никто не оторвался от своих дел. Мне пришлось сглотнуть плотный горький ком, не дававший дышать.

– Я научу тебя, как надо работать, – с этими словами шеф, глядя в мои расширенные глаза, опрокинул миску с соусом. – Переделывай!

Я вцепилась пальцами в фартук, чтобы не потерять самообладание. Векам стало горячо. Нет, плакать было нельзя! А то Клод бы не понял, что это слезы ярости и что губы мои дрожат от невыразимого возмущения. Он наклеил бы на меня ярлык слабого новичка, которому нечего делать на звездной кухне. Мне хотелось заорать – настолько несправедливо и попросту беспочвенно меня оскорбили.

В кулинарии всем приходится нелегко. Но женщинам особенно. С самого начала учебы я поняла: мне придется прилагать вдвое больше усилий, чем моим коллегам-мужчинам. И я справилась. Получила диплом, показав всем, на что способна. Однако в «Le Chat Noir» планка была поднята чрезвычайно высоко. А для меня Клод, похоже, решил задрать ее вообще до небес.

При этой мысли я опять почувствовала, как к глазам подступают слезы, которых шеф ни в коем случае не должен был видеть.

– Я беру перерыв, – сказала я, ни на кого не глядя, и выскочила на улицу через служебную дверь.

Еще никогда я не чувствовала себя такой маленькой. Бесполезной. Ничтожной. Я даже не поняла, как все это произошло. Каким образом Клод обрушил мою вообще-то вполне устойчивую самооценку, заставил меня сомневаться в своих силах, в своей компетентности? Так или иначе, он справился. И если бы я сейчас не взяла себя в руки, то это была бы первая и последняя неделя моей работы в «Le Chat Noir».