– Тиша! Тиша, проснись!
Сопение стихло, Тихон заворочался, а потом резко соскочил с кровати.
– Кто здесь? – испуганным шепотом спросил он.
– Да я это, я! – торопливо ответила Матрена и подошла к парню ближе.
– Матрена, ты? Тебе чего? Случилось что?
Голос Тихона прозвучал сонно и взволнованно.
– Ничего, – ответила Матрена, – поблагодарить тебя захотелось.
Тихон сначала удивленно округлил глаза, а потом опустил их, будто высматривал что-то на полу.
– Чего меня благодарить-то? —смущенно буркнул он.
Матрена взяла мальчишку за руку и слегка пожала ее. Она не знала о том, что чувствует в это мгновение Тихон, но у нее самой по спине побежали мурашки, а в груди стало горячо.
– Ты хороший, Тиша. Знаешь, я рада, что судьба нас с тобою связала. Я ведь думала, что ты капризный, избалованный сопляк, но нет, ты, Тиша, настоящий мужчина.
Тихон ничего не ответил, тогда Матрена снова пожала его влажную ладонь и тихонько, на цыпочках, вышла из комнаты. Поднимаясь в свою комнатушку, она вдруг остановилась на лестнице. Ее насторожил странный шум, доносящийся из комнаты Настасьи.
– Вот полуночница! Опять, наверное, засиделась за своим вышиванием! Пойду-ка растормошу её! Спать пора!
Матрена тихонько подкралась к двери и приоткрыла ее. Просунув голову в образовавшуюся щель, она всмотрелась в темноту. Но то, что она там увидела, заставило ее остолбенеть от ужаса…
Глава 3
Заглянув в комнату Настасьи, Матрена обмерла не то от удивления, не то от страха. Руки и ноги ее задрожали, но сама она при этом не могла сдвинуться с места, словно намертво приросла к полу. Перед ней стоял Яков Афанасьич. Лицо его было мокрым от пота, лысина блестела в темноте. Тяжело дыша, он натянул на себя портки. Увидев Матрену, он грубо оттолкнул ее в сторону и поспешно вышел из Настасьиной комнатушки.
Какое-то время Матрена стояла и молчала, не в силах вымолвить ни слова. Гнетущая тишина легла на ее плечи тяжким грузом.
– Настасья? – собравшись с духом, тихо позвала Матрена.
Настасья не откликнулась. У Матрены сдавило грудь от нехорошего предчувствия. Старшая невестка лежала на кровати – бледная, как покойница, с задранной кверху ночнушкой. Матрена устыдилась, увидев ее обнаженные бедра, отвернулась поспешно.
– Настасья! Настасьюшка! Что случилось? Он тебя снасильничал? Вот же Кощей! Старый козел! – дрожащим голосом проговорила Матрена.
Настасья повернулась на бок, прикрылась одеялом и прошептала:
– Вот тебе неймется, Матрена! Угомонишься ли ты? Не насильничал он… Сама я…
Матрена округлила глаза, открыла рот от удивления.
– Как это – сама?
Настасья обернулась к девушке, глаза ее горели дикими огнями, щеки пылали, рыжие завитки у лица растрепались.
– Ой, а ты будто не знаешь ничего про то! Такая вся невинная, что овечка! – прошептала она и улыбнулась ехидно.
Улыбка Настасьи сверкнула в темноте, как звериный оскал. Матрена отпрянула, на душу ее вновь лег тяжелый камень.
– Ты, Настасья, вечно загадками говоришь! Конечно, я не знаю ничего, но догадываюсь и хочу помочь тебе! – всхлипнула Матрена.
– Да не нужна мне твоя помощь! – закричала Настасья, – Какой от тебя толк?
Она отбросила одеяло, вскочила с кровати и толкнула Матрену в грудь.
– Ты здесь живешь без году неделя! Ты ничегошеньки не знаешь, чего тут у нас творится! Сидишь себе в своей каморке, бед не знаешь! Вот и сиди, пока дают сидеть. Только знай, что и твое спокойствие недолго продлится!
Лицо Настасьи скривилось, по щекам потекли крупные слезы.
– Расскажи мне все, как есть! – воскликнула в ответ Матрена.
Она схватила Настасью за руку, но та вытолкала ее из своей комнаты. Перед тем, как захлопнуть дверь, она прошипела ей в лицо.
– Чего рассказывать? Скоро и сама все узнаешь!
Поднявшись к себе, Матрена залезла в кровать и накрылась с головой одеялом. Несмотря на духоту, ее знобило. Она лежала и тряслась, обхватив себя руками. В голове, точно дикие пчелы, роились тяжелые мысли.
– Что за чертовщина тут творится? – то и дело шептала Матрена.
Лишь под утро взволнованную девушку сморил сон. Но едва она заснула, как в комнату к ней заглянула свекровь.
– Подымайся, Матрешка! Работы сегодня много! Некогда разлеживать.
Анна Петровна редко заглядывала к ней, а будить – совсем не будила. Матрену, которая любила поспать, всегда будила Настасья – забегала к ней до зари и, смеясь, рассказывала что-нибудь забавное, случившееся с ней накануне. Непривычно было слышать с утра не Настасьин звонкий смех, а скрипучий голос свекрови. Матрена вспомнила ночные события и тут же проснулась, сон как рукой сняло.
– Уже бегу, маменька! – крикнула она свекрови в ответ.
Соскочив с кровати, Матрена быстро натянула на себя платье, заплела косы и спустилась в кухню. Свекровь уже вовсю хлопотала – растапливала печь, чтобы поставить туда пухлые ржаные караваи.
“Вот ведь кому не спится!” – подумала про себя девушка, споласкивая водой заспанные глаза.
– Где же Настасья? Почему не встает? – крикнула Матрена прямо в ухо женщине, чтобы та ее услышала.
– Настасья? Настасья-то наша приболела, пущай отлежится, – проговорила в ответ Анна Петровна.
– Как приболела? – растерянно переспросила Матрена.
Но свекровь уже не слышала ее, она схватила мешок с мукой, навалила на стол целую гору и принялась замешивать тесто на пироги.
– Давай, Матрешка, хватай ведра и ступай за водой к колодцу. Мне водица нужна. А потом Зорьку побегай доить, она уж, милая, заждалась. Да надо ее, родимую, в поле гнать.
Матрена взяла чистые ведра, повесила их на коромысло и вышла из дома. Позже, переделав все утренние дела, она только хотела навестить Настасью, но свекровь поручила ей новую работу:
– Беги, Матрешка, на базар, купи у Ермолаихи липового медку. Батюшка наш страсть как липовый мед любит. Пущай полакомится!
– У, Кощей несчастный, еще медом тебя кормить! – пробубнила себе под нос Матрена.
Повязав на голову платок, она взяла корзину и отправилась на базар. Купив у старухи Ермолаихи мед, она остановилась посмотреть яркие, цветастые платки. И в этот момент нос к носу столкнулась с Настасьей. У той на плечах был накинут новехонький платок – черный, с крупными алыми розами, с бутонами яркой, режущей глаз зелени и весь в золотой окантовке. Видать, только-только купила и тут же принарядилась. Щеки Настасьи раскраснелись от удовольствия, глаза засверкали, но увидев младшую невестку, она тут же ссутулила плечи, словно боялась осуждения, торопливо стянула платок, скомкала его наспех и сунула под мышку.
– Ты чего тут делаешь, Настасья? – удивленно спросила Матрена, – Анна Петровна сказала, что ты болеешь, а ты…
– Ну сказала и сказала. Мне, может, и правда, нездоровится!
Настасья сунула бабе с платками блестящую монетку и пошла прочь, высоко задрав голову. Щеки ее пылали румянцем, но взгляд был холодный и отчужденный.
– Тебе, поди, подсобить чем? – неуверенно спросила Матрена, дотронувшись до Настасьиного плеча.
Настасья сбросила ее руку и буркнула в ответ:
– Отстань от меня, Матрена! Не больна я. Просто Яков Афанасьич мне разрешил несколько дней не работать.
Матрена не нашлась, что ответить, лишь открыла рот от удивления, и Настасья скривила губы, резко развернулась и быстрым шагом пошла к дому.
– Платок, получается, тоже тебе Яков Афанасьич купил? – тихо прошептала Матрена.
Она думала, что ее никто не слышит, но тут вдруг позади неё раздался ехидный женский голосок:
– А что, Матрёшка, ты сама-то без нового платка? Со свекром неласкова, что ль?
Матрена резко остановилась, развернулась. Перед ней стояла Таисия – высокая, чернобровая девица с длинным и острым, как у коршуна, носом. Таисия была главной сплетницей на селе, она всегда все про всех знала. Ее так и прозвали – Таисия-всезнайка. Рот у Таисии был большой и никогда не закрывался. Матрена резким движением схватила любопытную девушку за руку и процедила сквозь зубы:
