Пока амазонка осматривала строй опытным взглядом, с ней поравнялся важный и грузный человек в вишневом мундире. Лицо его было кругло и приятно на вид, разве что пышные нафабренные усы смотрелись неуместно, слишком черными на белой коже – будто кто-то играл его лицо на клавикордах, да вдруг взял и брякнул фальшивую ноту.

Остановившись вровень с амазонкой, он поморщился и пухлой ладонью в снежной перчатке поднес к носу платок. Верхняя губа его при этом задралась, обнажая клыки, желтоватые, как у старой собаки.

– Марья Моровна, голубушка, нельзя ли… не так близко… – сказал он по-французски, выделив русское «golubushka» с притворной лаской.

Амазонка, которую он назвал Марьей Моровной, посмотрела на него искоса:

– Да вы, любезный посол, никак брезгуете?

– Брезгую, ваше сиятельство. Я и живыми-то не сильно их жалую, а уж… разлагающимися…

Марья Моровна, все еще сидя прямо и не глядя на него, усмехнулась:

– Как же это возможно, коли они вам еда?

– Что тут невозможного? Вот вы, дорогая моя Марья Моровна, едите свинину, но вам ведь тоже не обязательно восхищаться свиньей, n’est-ce pas?

Над их головами раздался вороний крик. Большая черная птица, сделав круг над киверами охраны, опустилась Марье Моровне на плечо. Каркнула еще раз, теперь тише, и переступила лапами, подцепляя когтями золотую бахрому эполетов.

– Вы уж определитесь, Штефан Карлович, – сказала Марья Моровна, приглаживая ворону глянцевые, с радужным отливом, перья, – что вам важнее – розовые ароматы или армия, которую не сломить ни одному врагу.

– Так-таки не сломить?

– Вы сомневаетесь?

– Не то чтобы я имел основания не доверять вашим словам, и все же мой король должен быть уверен…

– Генерал! – окликнула Марья Моровна, не дожидаясь, пока он закончит.

Из-за ее спины немедленно выступил офицер в черно-серебряной форме.

– Ваше сиятельство? – Он коротко склонил скелетную голову с клочковатыми остатками рыжих бакенбард, и вороной султан на его двууголке дрогнул.

– Покажите послу, – сказала Марья Моровна, плавно поведя подбородком.

Генерал выехал вперед. Приложив к губам небольшой рожок, он дунул. Послышался стон – тот самый, что был эхом воя, поднявшего на ноги мертвое войско, правда, не таким громким и оттого не столь пугающим.

На этот раз он взбудоражил только двоих – корнета Пучкова и поручика Волковенко, стоявших в первом ряду. Услышав свист, они сделали шаг вперед и остановились. Стояли прямо, несмотря на то что мундир одного был черен от крови, а у второго на месте левой руки свисали огрызки синего доломана. Александра смотрела в напряженные спины обоих и едва выдыхала.

– Ату! – бросил им капитан, словно собакам.

Гусары повернулись друг к другу и послушно обнажили сабли. Брат на брата! Будто и не прошли бок о бок от Немана до Смоленска, будто не мерзли вместе, не пели песен, не делились табаком и солью, будто Пучков не помогал Волковенко писать стихи для писем невесте и не выручал при проигрышах деньгами, будто Волковенко не прикрывал любовные отлучки Пучкова перед ротмистром и не вывез с поля боя, когда под поручиком подстрелили лошадь, – будто в мгновение сделались врагами!

Перед самым столкновением Александра малодушно зажмурилась.

В гулкой тишине, прерываемой фырканьем лошадей и высокими криками воронов, по грязи зачавкали сапоги. Ближе, ближе… Замерли. Знакомо лязгнул металл. Кто-то с усилием зарычал, заухали удары, задрожал воздух – но все это не были звуки обычного боя. Никто здесь не уворачивался, не отступал, не избегал ранений – гусары держались мертво, словно два дерева, вросшие корнями. Они безжалостно и смертно рубили друг друга, раз за разом кромсая, пропарывая мундиры, рассекая плоть, не заботясь о собственных потерях. На землю что-то шмякалось, разлился тяжелый запах застоявшейся крови. Слушая против воли, Александра вздрагивала от ударов.

Поверх драки раздался голос амазонки:

– Они не знают холода, не нуждаются в пище и, даже будучи разрубленными пополам, не перестанут драться. И пока у вас в руках инструмент, их невозможно склонить к измене. Передайте вашему королю, что это войско поможет усмирить бунтовщиков и наведет порядок в столице.

– Charmant, – хмыкнул посол, – прелестно.

От густого мясного звука Александра открыла глаза и успела увидеть, как Волковенко, потеряв саблю вместе с рукой, оголил зубы и бросился на Пучкова, вгрызаясь в горло.

Под веками стало горячо и влажно, из груди брызнул вскрик – жалкий и детский, еле заметный на фоне рычания и хрипов. И все же амазонка услышала.

– Генерал! – Она вскинула ладонь в шелковой перчатке.

– Тубо! Аппель! – скомандовал генерал, и гусары немедленно отступили. Стало тихо.

Александра дернула голову вниз, скрываясь, но макушкой чувствовала меткий взгляд. Он словно косой проходился по рядам оживших мертвых. Найдет. Разумеется, найдет. От такой не скрыться.

Черные копыта переступили, сделали шаг по грязи. Еще и еще. Первый ряд гусар раздвинулся, пропуская. Второй ряд разбился пополам и попятился. Наконец черный аргамак остановился справа от Александры. Так близко, что стали видны тонкие волоски на раздувающихся лошадиных боках, шнурки стремени и носок блестящей туфельки, выставляющейся из-под расшитого золотыми львами подола. Марья Моровна простерла трость с круглым набалдашником и повела ею над головами. Александра застыла. Воздух сгустился, стал киселем, стало труднее вталкивать его в горло. Захотелось немедленно дернуть на груди доломан и крикнуть правду: «Здесь я!» Что это за магия, отчего с ней так тяжело бороться? Еще немного, и не выдать себя не будет возможным…

– Ваша светлость! – раздался рядом бодрый голос, тот самый, что ранее поучал Александру, как выглядеть мертвой. Этот голос врезался в удушье, и морок спал, задышалось свободно.

Осторожно подняв взгляд, Александра с изумлением смотрела на девушку, торопливо и оттого неуклюже пробиравшуюся по грязи к амазонке. Она не выказывала ни страха перед мертвецами, ни брезгливости перед слякотью, оседающей брызгами на легком зеленом платье и накинутой поверх него шинели, а растрепанные медные волосы, выбившиеся из прически, показывали, что и к законам приличий их хозяйка не испытывала особого пиетета. На ней не было даже перчаток! Остановившись перед чудовищным конем, она подобрала подол, оголяя стоптанные солдатские сапоги, и, покачнувшись, присела в реверансе.

Марья Моровна глянула на ее с неудовольствием, кинула быстрый взгляд на заскучавшего посла.

– Зачем ты здесь? – сказала она сквозь зубы.

– Ваша светлость сами приказывали доложить, если механизм транспортации удастся наладить…

– Тише, дура, не здесь! – шикнула Марья Моровна. Взгляд ее вспыхнул, ноздри вздрогнули. Снова коротко глянув через плечо, она сказала вполголоса: – Отправляйся пока к себе. Я буду после бала, там и покажешь.

– Непременно, ваша светлость. – Девушка склонила голову, соглашаясь. Глаза ее из-под опущенных ресниц блеснули на Александру – и блеск этот отдавал откровенной чертовщиной.

Марья Моровна развернула лошадь.

– Штефан Карлович, любезный мой, ваша правда. Все эти мертвецы нехороши для нервов. Вернемся лучше на бал, ваша дочь и племянники не простят мне, если я задержу вас еще дольше…

Поравнявшись с послом, она указала в сторону островерхих башен, возвышающихся за лесом, и вся процессия двинулась прочь, в чавканье грязи и клубах черного дыма, оставляя позади застывшее мертвое войско.

Когда они скрылись из виду, Александра повернулась к незнакомке, спасшей ее от второй смерти.

– Благодарю вас, сударыня, я обязан вам…

– Не здесь, сударь. – Девушка подняла обеспокоенный взгляд в небо, где кружились несколько крикливых птиц. – Нас могут увидеть. Следуйте за мной.

– А как же они? – Александра обернулась в сторону гусар.

– Куда они денутся? Оставьте, хуже им уже не будет.

Оставить товарищей? Бросить?

– Нет, это невозможно, я должен попробовать! – Александра шагнула к Долохову, схватила жесткие распухшие пальцы и заглянула в пустые, словно вычерпанные глаза. – Дружище, ты слышишь?