Я смотрю на кричащее розовое существо у меня на руках, и меня охватывает паника.

Паника – это водоворот. Он начинает зарождаться в мозгу, набирая скорость и проникая в остальные части тела. И крутится, крутится, заставляя твое сердце учащенно биться. Крутится, крутится, завязывая твой желудок узлами и вызывая у тебя тошноту. Крутится, крутится, доходя до твоих коленей, до пальцев твоих ног. Ты поджимаешь их, делаешь несколько глубоких вдохов и хватаешься за спасательный круг здравомыслия прежде, чем паника сможет засосать тебя.

Таковы первые десять секунд моего материнства.

Я отдаю ее обратно ее отцу.

– Нам надо будет нанять няню.

Я обмахиваюсь журналом Vogue, пока он не становится слишком тяжелым, и тогда я расслабляю запястье и роняю его на пол.

– Теперь я могу получить мою «Сан-Пеллегрино»? – тяну пальцы к своей бутылке минеральной воды, но не могу дотянуться и опять откидываюсь на плоскую больничную подушку. Вот факты: из моего тела только что выпало человеческое существо, после того как я девять месяцев растила его там. Паразитического сходства достаточно, чтобы я схватила кого-нибудь из врачей за лацканы и потребовала, чтобы мои фаллопиевы трубы завязали на бант. Мой живот – который я уже рассмотрела – похож на сдувшийся воздушный шарик телесного цвета. Я устала, и у меня все болит. Я хочу домой. Так и не получив свою бутылку воды, я приоткрываю один глаз. Разве люди не должны вертеться вокруг меня после того, что я только что совершила?

Ребенок и его отец стоят у окна в тусклом свете дня, будто слащавая реклама больницы. Не хватает только броского рекламного слогана: «Создай семью с нашей семьей».

Я делаю над собой усилие и всматриваюсь в них. Он держит ее на руках, наклонившись так низко, что их носы почти соприкасаются. Это должен быть нежный момент, но он смотрит на нее с такой любовью, что я чувствую, как ревность сжимает мое сердце, и у нее чертовски сильная рука. Я поежилась от ее прикосновения, испытывая неловкость оттого, что впустила ее в себя.

Почему это не мальчик? Это… мой ребенок. Еще одна волна разочарования заставляет меня уткнуться в подушку, чтобы не видеть эту сцену. Два часа назад врач произнес слово «девочка» и положил ее синее покрытое слизью тело мне на грудь. Я не знала, что делать. Мой муж смотрел на меня, так что я подняла руку и коснулась ее; и все это время слово «девочка» давило на мою грудь, как тысячетонный слон.

Девочка

Девочка

Девочка

Мне придется делить своего мужа с другой женщиной… опять.

– Как мы ее назовем? – говоря это, он даже не смотрит на меня. Мне кажется, что заслужила хотя бы какой-то зрительный контакт. Ну уж нет! Я уже была на втором плане.

Я не выбирала имя для девочки. Я была так уверена, что это будет мальчик. Чарльз Остин – в честь моего отца.

– Не знаю. У тебя есть какие-нибудь предложения? – Я разглаживаю постельное белье, разглядываю свои ногти. Имя – это всего лишь имя, разве не так? Меня даже не называют тем именем, которое дали мне родители.

Он долго смотрит на нее, поддерживая рукой головку. Она перестала размахивать кулачками и лежит у него на руках, смирная и довольная. Мне знакомо это чувство.

– Эстелла. – Это имя слетает с его языка так, будто он всю жизнь ждал, когда сможет произнести его.

Я вскидываю голову. Я ожидала чего-нибудь менее… старомодного.

– Это похоже на имя какой-то старой дамы.

– Оно взято из книги.

Калеб и его книги.

– Из какой? – Сама я не читаю… если не считать глянцевых журналов, но если по этой книге сняли кино, то я, вероятно, смотрела его.

– «Большие надежды».

Я прищуриваюсь, и внутри у меня все обрывается. Это как-то связано с ней. Я знаю это.

Я не озвучиваю эти мысли. Мне хватает ума не привлекать внимания к своей неуверенности, так что я просто небрежно пожимаю плечами и улыбаюсь, глядя на него.

– Ты выбрал это имя по какой-то конкретной причине? – мило спрашиваю я.

Минуту мне кажется, что на его лице что-то мелькает. На глаза словно ложится тень, как будто на его зрачках показывают какой-то фильм. Я с усилием сглатываю. Мне знакомо это выражение лица.

– Малыш?..

Фильм заканчивается, и он возвращается ко мне.

– Мне всегда нравилось это имя. К тому же она похожа на Эстеллу.

В его голосе слышится укор.

По мне, так она похожа на лысого старикашку, но я киваю. Я не способна сказать «нет» своему мужу, так что похоже, что эта девчонка только что нажила проблем.

Когда он покидает меня, чтобы поехать домой и принять душ, я достаю из-под подушки свой телефон и гуглю «Эстелла из „Больших надежд“».

На одном сайте ее называют обворожительной красавицей и пишут, что она бессердечна и имеет комплекс собственного превосходства. На другом говорят, что она была воплощением всего того, что Пип хотел, но не мог получить. Я откладываю телефон и смотрю в передвижную детскую кроватку, стоящую рядом со мной. Калеб все делает целенаправленно. Интересно, как давно ему хотелось иметь именно девочку? Возможно, все те девять месяцев, когда я рассчитывала родить сына, Калеб рассчитывал, что будет дочь.

Я ничего не чувствую – не испытываю никаких слащавых материнских чувств, которые, по рассказам моих подруг, они испытывают к своим детям. Говоря о них, они использовали такие выражения, как безграничная любовь, всепоглощающая любовь, любовь всей их жизни. Я улыбалась и кивала, запоминая эти выражения на будущее, на то время, когда ребенок появится у меня самой. И вот он у меня появился, но я не испытываю никаких эмоций. Все эти слова ничего для меня не значат. Интересно, обстояло бы дело иначе, если бы у меня родился мальчик? Ребенок начинает кричать, и я нажимаю на кнопку вызова медсестры.

– Вам нужна помощь? – В палату входит медсестра, на вид ей где-то за пятьдесят. Я смотрю на ее страшную улыбку и киваю.

– Вы не могли бы увезти ее в детскую? Мне надо поспать.

Эстеллу выкатывают из моей палаты, и я вздыхаю с облегчением.

У меня ничего не получится. И о чем я только думала? Я делаю вдох через нос и выдох через рот, как на занятиях йогой.

Я хочу выкурить сигарету, очень хочу. Я хочу убить женщину, которую любит мой муж. Это она во всем виновата. Я забеременела, чтобы привязать к себе мужчину, за которого вышла замуж. Это неправильно, когда женщине приходится это делать. В браке она должна чувствовать себя защищенной. Для этого ты и выходишь замуж – чтобы чувствовать себя защищенной от всех мужчин, которые пытались высосать твою душу. Я отдала Калебу свою душу добровольно. Принесла ее как жертвенного агнца. А теперь мне предстоит соперничать не только с его воспоминаниями о другой женщине, но и со сморщенным младенцем. Он смотрел в ее глаза так, будто видел в них Большой каньон.

Я вздыхаю и сворачиваюсь калачиком, подтянув колени к подбородку и обхватив свои лодыжки.

Я много чего сделала, чтобы удержать этого мужчину. Я лгала и хитрила. Я была сексуальной и покорной, свирепой и уязвимой. Я была всем, чем угодно, только не самой собой.

И теперь он мой, но ему вечно чего-то не хватает, он не хочет довольствоваться только мной. Я чувствую это – вижу это по тому, как он смотрит на меня. Его глаза вечно прощупывают меня, ищут что-то. Я не знаю, чего. Но хотела бы знать. Я не могу соперничать с ребенком – моим ребенком.