Мое сердце сжимается так сильно, что я не уверен, что оно когда-нибудь снова будет таким, как прежде. — О чем ты говоришь?

— Мне показалось, что он ведет себя странно, поэтому я не спускал с него глаз.

— Ты шпионил за ним, — перевожу я.

— Я сделал то, что должен был, чтобы убедиться, что с моим сыном все в порядке, — твердо говорит папа. — Тогда-то я и узнал о больнице.

— Так… Олли тебе никогда не рассказывал?

— Нет. Он не собирался никому рассказывать. Вот что он признал, когда я спросил его об этом. — Папа старается сесть прямее, но капли пота выступают у него на лбу, и он плюхается обратно. — Я умолял его бросить работу и обратиться за лечением, но он отказался. Он сказал, что его болезнь уже достигла последней стадии. Он сказал, что предпочел бы построить что-то, чем мог бы гордиться. Наследие, которое он мог бы оставить после себя.

У меня звенит в ушах.

У меня горят глаза.

Я качаю головой. — Нет, он не отказался бы от лечения, даже если бы ты умолял его. Тебе следовало затащить его туда. Тебе не следовало давать ему выбора.

— Какой отец может посмотреть на своего сына и отказаться от его последнего желания? — спрашивает папа, его ноздри раздуваются.

— Ты должен был что-то сделать. — Я рыдаю.

— Я так и сделал. Я помогал ему работать. Я брал на себя все планы, которые он хотел завершить, и я сплотился вокруг него. Мы делали это вместе. Были моменты, когда он уставал, и я подталкивал его. Я давил на него, потому что знал, что не чувствовал бы себя заработанным, если бы делал всю работу за него. Он хотел это заслужить. Он хотел этот шанс.

Это слишком больно. Я хочу ненавидеть своего отца. Я хочу обвинять его во всем. Это самый простой вариант.

— Меня не волнует, если ты винишь меня, — говорит папа. — Я виню себя.

Показатели на его пульсометре увеличиваются.

— Я должен был умереть вместо него.

Впервые за всю свою жизнь я вижу слезы в глазах моего отца.

— Я не должен был позволять ему делать этот выбор. Я должен был лишить его всякого выбора, чтобы остался только один.

Его лицо краснеет.

На его шее пульсирует вена.

Что-то глубоко внутри подсказывает мне, что то, что я вижу, нехорошо.

— Папа. — Я протягиваю руку вперед. — Папа?

— Я должен был… — Его слова превращаются в ничто.

Начинает пищать кардиомонитор.

Тело папы пульсирует вверх-вниз. Раскладушка ударяется о стену. Машинки приходят в бешенство.

Я в ужасе отступаю назад, когда дверь с грохотом распахивается и врывается бригада медиков.

ГЛАВА 13

ОДЕРЖИМОСТЬ ХАДИНА

ВАНЯ

Несмотря на то, что папин неожиданный визит не мог быть нанесен в более неподходящее время — кстати, неудобно любое время, когда я голая в постели с мужчиной, — я ценю его присутствие. Особенно когда проект Вегас выражает свое волнение, выплевывая весь чай из банок, который я выпила.

— Все в порядке, Ван. — Папа гладит меня по спине. Его рука теплая и успокаивающая.

Я опускаюсь на унитаз, как будто это матрас из египетского хлопка, и перевожу дыхание. Папа запускает пальцы мне под мышки и отрывает меня от унитаза, чтобы он мог откинуть крышку и спустить окровавленное содержимое в канализацию.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает папа.

— Да. — Я заставляю себя встать и, спотыкаясь, бреду к раковине. Папа подает мне полотенце, когда я заканчиваю мыть руки.

— Милая, — он смотрит в землю, — это часто происходило?

— Что, папа?

— Рвота? — В его карих глазах мелькает беспокойство.

Я избегаю его взгляда. — Нет, не совсем. — Прочищая горло, я спешу на улицу, прежде чем он поймет, что я лгу.

Где-то в гостиной вибрирует мой телефон.

Я спешу к нему, ожидая, что это звонит Джунипер, чтобы сообщить мне, что он прибыл в город.

Но это не мой менеджер.

— Привет, Дон, — говорю я, поднося телефон к уху.

Папа входит в гостиную позади меня. Я не смотрю на него, но спиной чувствую его обеспокоенный взгляд.

— Ваня, я только что звонил Хадину, чтобы рассказать ему о ремонте его гоночной машины, и он был вне себя. Он сказал что-то о том, что у его отца был шок.

— Что? — Я кричу.

— Сейчас мы направляемся в больницу. Он по какой-то причине попросил нас не говорить тебе. Что-то насчет нежелания беспокоить тебя, пока твой отец в гостях…

— Этот идиот!

— Звучит так, будто ты все равно приедешь, — хрипит она.

Черт возьми, да, я так и сделаю. — Спасибо за предупреждение, Дон.

— Кто идиот? — Папа шепчет у меня за спиной.

— Кто же еще? — Я выдыхаюсь.

Я не помню, чтобы мой мозг отдавал моим ногам приказ двигаться, но внезапно я обнаруживаю, что бегу.

— Ваня, — кричит мне вслед папа, — что случилось? Куда ты идешь?

Я с визгом останавливаюсь и оборачиваюсь. На секунду я забыла, что папа вообще здесь. — Пошли. Нам нужно в больницу.

— В больницу? — Его глаза выпучиваются.

У меня нет времени объяснять. Схватив ключи с комода, который Хадин починила для меня на прошлой неделе, я направилась к лифту.

Папа становится рядом со мной.

Я постукиваю пальцами по джинсам, уставившись на цифры.

Давай. Давай.

Папа спокойно наблюдает за мной.

Я делаю вид, что ничего не замечаю, и спешу прямиком к своей машине. Когда я начинаю садиться за руль, папа обхватывает меня за плечо.

— Позволь мне сесть за руль, — говорит он.

Я отдаю ключи, и он садится за руль.

По дороге я складываю руки на груди и начинаю ворчать. — Что, черт возьми, с ним не так? Почему он не рассказал мне о своем отце? Я сказала ему позвонить, если что-то случится. Он меня вообще слушал? Это как разговаривать со стеной.

— О чем ты бормочешь? — спрашивает папа.

— Ни о чем. — Я обхватываю рукой живот. Проект Вегас рассчитан безупречно. Я рада, что у него были нервы до того, как Дон позвонила мне.

Папа замечает, как я держусь за живот, и потирает мое плечо. — Тебя все еще тошнит?

— Нет, вовсе нет. — Если я сейчас что-то и чувствую, то это убийственно.

Его кадык подпрыгивает, папа смотрит прямо перед собой. — Ваня.

Я напрягаюсь. Такой тон он использовал, когда узнал, что я последовала за незнакомыми мужчинами в незнакомую комнату, потому что они сказали мне, что я могла бы зарабатывать деньги, работая моделью в их магазине. После этого я была наказана до конца своей жизни.

Папа поправляет пальцы на руле. Пот стекает по его лицу, несмотря на то, что кондиционер включен на полную мощность. — Ты хочешь о чем-нибудь поговорить?

— О чем-нибудь вроде чего? — Я спрашиваю.

— О всем, что угодно, — говорит папа.

Ну, это расплывчато. — Не совсем.

Мы встречаем поздний вечерний транспорт. Он стоит бампер к бамперу и тянется на многие мили.

Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как проходит каждая секунда.

Постукивание. Постукивание. Постукивание. Мои руки отказываются оставаться на месте.

— Как у тебя дела с моделированием? — спрашивает папа.

— В последнее время я действительно не занимаюсь моделированием, — признаюсь я.

— Это из-за неприятных комментариев в Интернете?

Я фыркаю. — Папа, я чернокожая модель с пышными формами. В Интернете всегда будут неприятные комментарии.

— Это нормально — говорить, что это тебя беспокоит.

— Это не так. — Я выглядываю в лобовое стекло.

— Тебе не обязательно все время быть такой сильной, Ваня.

— Какая альтернатива, папа? Свернуться в комочек и плакать? — Я понимаю, что мои слова прозвучали резче, чем я хотела, и вздыхаю. — Прости. Я просто не понимаю, о чем этот разговор.

— Это о тебе. И твоих чувствах.

— Вот именно. — Я указываю на него. — С каких это пор ты хочешь обсуждать меня и мои чувства?

— Я беспокоюсь о тебе.

— Тебе не обязательно быть таким. Ты вырастил меня сильной и независимой. Вот результат этого. — Я указываю на свое тело.