— О-хо. — Его глаза расширяются. — Мы на той части шоу Пьяной Вани?

— Не пьяной, — говорю я.

— Мне нужна еще одна рюмка, — говорит он. Затем он выпивает две.

— Что ты делаешь со своей жизнью?

— Мне весело.

— И это все? — Я спрашиваю.

— Что еще мне нужно?

Я на дюйм отстраняюсь от него, потираю подбородок и оглядываю его с ног до головы. — Ты привлекательный.

Он в шоке поднимает обе брови.

— Но, — добавляю я, прежде чем комплимент успевает дойти до его сознания, — я не думаю, что ты из тех, кто любит обязательства. Это твоя проблема. Ты ни к чему не обязываешься.

— Откуда ты это знаешь? — Он защищается.

— Ты плейбой без чувства ответственности. Ты не знаешь, что такое обязательства.

Он скрипит зубами. Его лицо выглядит еще краснее, чем обычно, и я не знаю, то ли это наконец-то подействовало, то ли он злится.

— Я знаю, что такое обязательства, — невнятно произносит Хадин.

Я громко смеюсь. Я кладу пальцы ему на плечи, чтобы не упасть. — Докажи это. Я имею в виду, докажи это.

— Тогда ладно. — Он вскакивает на ноги и тащит меня из бара.

— Куда мы идем?

— Ты хочешь обязательств? Я покажу тебе обязательства. — Он смотрит на меня сияющими глазами. — Давай поженимся.

Глухой звук поднимает меня с кровати. Пошатываясь, я принимаю сидячее положение.

В доме тихо.

— Проект Вегас, — я кладу руку на живот, — что это было?

Не то чтобы я ожидала ответа, но мне бы хотелось, чтобы он прозвучал из коридора. По крайней мере, чтобы дать мне понять, что я не сумасшедшая.

— Я уверена, что что-то слышала, — бормочу я, когда жуткая тишина продолжается.

На взводе я соскальзываю с кровати и натягиваю тапочки-утки.

Хадин?

Я написала ему вчера вечером, после того как вернулась домой, и он сказал мне, что проведет ночь со своей мамой в больнице.

После этого я попытался заснуть, но не смогла. Мои мысли продолжали метаться, как хомяк, объевшийся крэка.

Олли.

Хадин.

Поцелуй.

Нужно было так много всего переварить.

Я даже не помню, как заснула.

Бросив взгляд в коридор, можно увидеть, что дверь Хадина открыта, как всегда.

— Хадин? — Шепчу я.

Я на цыпочках подхожу к его комнате и толкаю дверь. Она открывается, открывая аккуратную постель и чистые полы. У меня отвисает челюсть, и я пару раз тру глаза.

В последний раз, когда я была в комнате Хадина, я была так занята, что больше ничего не замечала.

Но теперь я многое замечаю.

— Как это здесь так чисто? — Я шиплю.

Мужчина вырос с домработницами. Во множественном числе. Я предположила, что он понятия не имел, как что-либо делать самому.

— Хочешь зайти? — раздается голос у самого моего уха.

Я визжу и мечусь по комнате.

Хадин стоит позади меня, на нем нет ничего, кроме полотенца. Его волосы растрепались после душа, а струйки воды стекают по животу.

— Ты вернулся? — прохрипела я, прижимая руку к груди и ожидая, пока мое сердце успокоится. Это невыполнимая задача, когда я мельком вижу этот сексуальный V-образный вырез, низко выступающий из-под его полотенца.

Хадин кивает и заходит в свою комнату.

Я отступаю на дюйм назад, так что стою точно за порогом и объективно наблюдаю за ним. Сейчас он выглядит намного более расслабленным, чем прошлой ночью. Его плечи расслаблены, а глаза спокойны.

Он подмигивает. — Я знаю, ты хочешь увидеть меня обнаженным, Ван, но, блин. Сначала предупреди мужчину.

— Заткнись. — Я разворачиваюсь, чтобы оставить его наедине, но картинка его идеально вылепленного тела застряла у меня в голове. — К- как твой папа?

— Сегодня утром он проснулся и начал проклинать врачей за то, что они заставили его пропустить деловую встречу. У него чуть не случился сердечный приступ, когда они сказали ему, что он не вернется в компанию в ближайшее время. Мы позвонили Уиллу. Он остался с мамой, чтобы она его успокоила.

— Ты с ним разговаривал?

— С папой? — Он качает головой. — Мне показалось, что это не лучшее время для разговора по душам. Поскольку он жив и злобен, как всегда, я думаю, у меня будет еще один шанс.

Хотя я и хочу поднажать, я сохраняю спокойствие. Мистер Маллиз такой же упрямый, как Хадин. Если не больше. Вероятно, разумно отложить разговор до лучших времен.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? — Спрашивает Хадин. — Тебя не тошнит по утрам?

Я зеваю. — Забавно. Меня ‘тошнит по утрам’ днем, но уже не так сильно по утрам. Пойди разберись.

— Да, я читал об этом. Термин ‘утренняя тошнота’ немного вводит в заблуждение. — Он похлопывает меня по плечу.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю, что он полностью одет. Синяя футболка облегает его плечи и мускулистые руки. Она подчеркивает светло-голубые глаза и делает его более мягким, даже мечтательным.

Мое сердце переворачивается, но это только потому, что я устала и беспокоюсь о нем.

Хадин прислоняется к двери и смотрит на меня.

Мои глаза бегают слева направо, и я пытаюсь подобрать тему, которая снимет сильное сексуальное напряжение. Когда ничего не приходит в голову, я решаю встретиться лицом к лицу со слоном в комнате.

— Я хочу поговорить о той ночи в Вегасе, — говорю я.

Я вижу, как в его голове крутятся колесики. Он настороженно выгибает бровь. — А что насчет этого?

— Я вспомнила, что сказала тебе в баре. Я помню, почему мы решили пожениться.

— Да? — Его губы скривились.

— Я обвинила тебя в том, что ты не можешь ни с кем связать себя обязательствами. С моей стороны было неправильно так говорить. Я признаю это. — Я складываю руки вместе. — Но ты был тем, кто предложил жениться. Зачем ты это сделал?

— Ты заставила меня доказать это, — категорично замечает он. — И я доказал.

— Именно, Хадин, это был просто вызов. Тебе не следовало принимать меня всерьез. Если бы ты остановил меня, мы бы не оказались в этом беспорядке.

И под ‘в этом беспорядке’ я не имею в виду завести ребенка. Я говорю о беспорядке, который он устроил в моей голове. Беспорядок, который он устроил в моей идеально упорядоченной жизни. Какой беспорядок он устроил в моих чреслах, которые становятся совершенно дикими всякий раз, когда он прикасается ко мне.

Я всегда видела в Хадине неприкасаемого богатого ребенка. Непримиримый игрок. Разбитое сердце, ожидающее своего часа. Он флирт и друг, поэтому было почти невозможно поместить его в поле с пометкой ‘не трогать’. Но я это сделала. Все эти годы мне удавалось держать его на расстоянии и не попадаться в его ловушку.

И теперь что-то сломалось. Я начинаю терять самообладание. После того, как я тусовалась каждую ночь, после всего чая и смеха, линии в моей голове продолжают расплываться.

Тот поцелуй прошлой ночью тоже не помог. Теперь, когда я почувствовала его вкус, я хочу, чтобы он притянул меня в свои объятия. Я хочу заткнуть его поцелуями, когда он действует мне на нервы. Я хочу снять с него одежду, прикоснуться к нему, попробовать его на вкус — и все это неправильно. Все это беспорядок.

И я ненавижу, когда в моей жизни, в моем мире что-то выходит из строя.

— Просто… — Он отрывисто смеется. — Разве ты не помнишь, что произошло после того, как мы вышли из бара?

Я медленно качаю головой.

— Я пытался отказаться, — говорит он, делая шаг вперед. — Я говорил тебе, что брак — это большое дело, и, возможно, нам стоит пересмотреть это, поскольку мы оба были пьяны. Ты настояла на том, чтобы пройти через это. Сказала, что я струсил, когда попытался остановить нас.

Его слова вытряхивают воспоминания. Пьяная я, бросающаяся на него каблуками. Называющая его трусом.

Я смущенно отвожу взгляд. — Вот почему я не пью.

Он с жаром смотрит на меня.

У меня перехватывает дыхание. — Что?

— Ты все еще винишь меня, Ван. — Он разочарованно качает головой. — Я не тащил тебя к алтарю. Ты пошла. Добровольно. Именно ты попросила настоящую форму регистрации брака. Именно ты все остановила и настояла на том, чтобы обернуть свою одежду туалетной бумагой, чтобы у тебя было "настоящее свадебное платье”. Это ты поцеловала меня после того, как Элвис назвал нас ‘мужем и женой’.