Знаете ли вы кого-нибудь, способного на ровном месте всё испортить? Если да – дайте его контакт, мы с ним подружимся. Я пока знаю только одного такого человека: себя. Ляпнуть какую-нибудь ерунду в ситуации, где надо произвести максимально хорошее впечатление – в этом вся я. Говорили же мне родители, что надо сначала думать, а потом говорить, но я так и не освоила этот навык.

Вчера случилось историческое событие: мой любимый человек, с которым мы встречаемся уже больше полугода, решил познакомить меня со своими родителями. Не то чтобы он этого момента как-то избегал и не то чтобы мне самой это было очень нужно, но до сего дня я могла лишь догадываться, что за прекрасные люди произвели на свет моего Стаса. «Нашего Стаса», – поправила меня его мама, когда я опрометчиво назвала его своим.

Изначально это знакомство напрягало меня по двум причинам: Стас был выходцем из интеллигентной семьи, из династии врачей – все его родственники обладали одним или двумя дипломами, всевозможными титулами (кажется, в честь его прадеда даже улицу назвали) и являлись представителями благороднейшей профессии. Наверное, в их мечтах партнёрша Стаса тоже должна быть хоть как-то связана с медициной. А тут я: институт рекламы и связи с общественностью, и тот еле окончила на год позже одногруппников. К тому же, судя по Стасу, который не пьёт, не курит и не матерится, очевидно было, что его родители – такие же. А я и выпить не против, и крепкое словцо пропустить не стесняюсь. Мезальянс, короче. А второй причиной была его мама – Стас сразу предупредил меня о том, что папе я, скорее всего, понравлюсь, а с мамой будет «чуть сложнее». Ну то есть шансов примерно ноль – перевела я с тактичного Стасовского языка.

Знакомство с родителями казалось мне прямым намёком на то, что за ним последует предложение руки и сердца. Я не знаю, полгода – много это или мало для такого решения, но в целом я была к нему готова. Отношения со Стасом были для меня своего рода оттепелью: после моего предыдущего парада хронических идиотов, абьюзеров и психов, спокойный и во всех отношениях положительный мой нынешний молодой человек казался сущим ангелом. Упускать такую партию было буквально грешно.

И вот, когда мой любимый собрал нас всех в ресторане, я пришла нарядная, красивая и взволнованная и изо всех сил старалась не упасть в грязь лицом. И поначалу всё шло вроде бы хорошо. Если не считать выразительно приподнятых бровей моей потенциальной свекрови, когда я согласилась выпить бокал вина (спрашивается: зачем Стас вообще его заказал, если на него нельзя было соглашаться?) и её же замечания, что Стас не мой, а наш. В остальном мы общались довольно мило, отец смеялся почти над всеми моими шутками, кроме одной. Не то, чтобы я напилась, нет, я старательно держала себя в руках, но три бокальчика под неодобрительный взгляд мамы в меня всё-таки залетели. В какой-то момент я наконец расслабилась. А его папа начал рассказывать, что, будучи школьником, Стас мечтал стать спортсменом, не хотел продолжать династию врачей и категорически противился этому, в то время как он – медик в четвёртом поколении.

– Мы ещё с матерью думаем: и в кого он такой? – недоумевал папа.

– Может, пора уже ему признаться, что он приёмный? – весело пошутила я. Плохая шутка? А мне в тот момент она показалась максимально весёлой. Но, увы, только мне.

Тем не менее, я решила её добить, может, тогда станет смешнее:

– Я сразу обратила внимание на то, что Стас на вас совершенно непохож, – я, кстати, и правда так подумала.

В этот злосчастный момент на меня воззрились все трое. Большими буквами в их глазах читалось, что несмотря на то, что эти люди презирают маты, в данный момент они меня молча, но красноречиво матерят. Эти поразительно тактичные люди не произнесли ни слова, никак не прокомментировали мой необдуманный вброс, и я, вместо того, чтоб извиниться, подумала: может, он и правда приёмный, а я по неосторожности раскопала в их шкафу глубоко запрятанный там скелет. Благо, у меня хватило мозгов не озвучивать хотя бы это.

Папа Стаса после секундной паузы длиною в вечность перевёл тему. Я, не придумав ничего лучше, налила себе ещё один бокал, и дальше общение, как ни странно, выровнялось и продолжилось во вполне себе позитивном русле. Я немного рассказала о себе: где училась, кем работаю, кто мои родители; старательно восхвалила по всем статьям нашего Стаса, вкинула ещё несколько шуток, на этот раз удачных, и напряжение как будто бы даже ушло. Но вечером, когда я поехала домой (Стас меня к себе не позвал), я ещё раз прокрутила в голове нашу беседу, вспомнила свою фееричную шутку, глупо хихикнула, потому что мне она, хоть убейте, по-прежнему казалась смешной, снова увидела перед глазами застывшие напряжённые лица всех членов семьи Мирошниченко и подумала, что о предложении руки и сердца, если оно вообще намечалось, можно забыть. Совершенно точно.

Будто бы в подтверждение этого Стас не позвонил мне в тот вечер и даже не прислал сообщение с пожеланием спокойной ночи. Что ж, расходимся, Мирошниченко я не стану, а моего возлюбленного уже можно переписать в телефоне на Бывшего.

Спала я, разумеется, паршиво, и с утра была закономерно злая и нервная. Рыкнула на папу во время завтрака, не поздоровалась с соседом на лифтовой площадке и яростно обгудела по дороге на работу машину, которая совершала незапланированные мною манёвры. Времени до начала рабочего дня у меня было с запасом, и я, сонная и сердитая, решила заехать в классную кофейню по пути к офису и взять себе стаканчик вкусного кофе. Моему настроению это, конечно, мало бы помогло, но, возможно, позволило бы хоть немного проснуться и принять реальность такой, какая она есть.

В кафе была очередь. И никто никуда не торопился. Полагаю, здесь собрались сплошные тунеядцы, и никому, кроме меня, не надо было спешить на работу к 9:00. Я нервно поглядывала на часы, каждую минуту слушая «Юлия, для вас ванильный латте», «Алексей, ваш американо готов» и «Владыка, для вас ореховый раф». Владыка! Удивляясь, как объявляющая это бариста сдержалась от смеха, я тихонько фыркнула. Стоящий передо мной в очереди парень оглянулся и улыбнулся мне. Я одарила его взглядом, лишённым любезности, и отвернулась. Тоже, что ли, какой-нибудь царицей представиться? Но оказалось, что идея продолжить флешмоб Владыки пришла в голову не мне одной, и этот самый парень, когда до него дошла очередь, с улыбкой сказал девушке на кассе:

– Царь, очень приятно, царь, – и зачем-то опять глянул на меня.

О, господи! Шутка, достойная моей про усыновление Стаса. Хотя, нет. Моя была хотя бы смешная. Жаль, что только мне.

Потом этот Царь стал мучительно долго выбирать напиток (видимо, не судьба была сделать это, пока он стоял в очереди). Я нервно глянула на часы: было 8:45, до офиса мне оставалось ехать примерно пять минут, но нерасторопность Царя меня, и без того злую, неимоверно выбесила.

– Ваше сиятельство, – сдерживая раздражение, сказала я, – вы не могли бы побыстрее определяться с напитком?

– Величество, – усмехнулся он, – к царю надо обращаться «Ваше Величество».

– И всё же, Ваше Величество, – чувствуя, что сейчас я вылью на это Величество весь свой негатив за последние дни и, возможно, вон тот готовый стакан кофе, сказала я, – поторопитесь, пожалуйста. Народ ждёт.

– Так это же народ, – снова нагло усмехнулся он, – народ потерпит.

– Народ терпит до определённого момента, – сквозь зубы проговорила я.

Его Величество наконец отошло, я, испепеляя взглядом его спину, прошептала какое-то не особо цензурное слово, повернулась к кассиру и заказала латте с корицей. Желание представляться вымышленными титулами у меня пропало, я назвала своё имя и отошла в сторону. Нашла глазами Царя и встала подальше от него, а то ещё привяжется, не дай бог.

Наши напитки сделали одновременно, и объявили нас зачем-то вместе: «Ксения и Царь, ваши напитки готовы». Мы подошли к барной стойке, и этот странный юноша, который, видимо, поставил перед собой цель окончательно вывести меня из себя, уже откровенно смеясь, спросил: