Бездна эмоций промелькнула в детских глазах.

– Как? – смогла выдавить эта трепетулька, и в заданном вопросе прозвучал другой: «Разве люди столько живут? А если живут, то разве могут ходить и тем более подниматься по ступенькам в книжные магазины?»

Я снова улыбнулся. Девочка мне определённо понравилась.

– Я, видите ли, милая девушка, спортсмен! Фитнес, всё такое. Я и в сто буду выглядеть на тридцать пять. Причём максимум на тридцать пять!

Упоминание фитнеса успокоило продавщицу. Она дернула плечиками и показала рядом с собой по мою сторону прилавка:

– Постойте здесь, я позвоню.

– Вика, – сказала она в трубку, – тут один старик хочет к нам на работу устроиться. Но он фитнесом занимается. Бодрый такой ещё. Подойдёшь?

Мы подождали. Викой оказалась девушка чуть постарше. Явно за двадцать. Она смотрела на меня с куда меньшим ужасом.

– Вы хотите устроиться на работу?

– Да, хочу.

– А зачем вам у нас работать? Вы же где-то работаете?

– Вы очень проницательны. Я действительно работаю. В техникуме. Преподаю.

– Я сразу подумала, что он какой-то профессор, – взмахнула ресницами моя юная муза.

– Настя, помолчи! А зачем вам такая детская работа, как у нас? Это же как в «Макдональдс». Хорошо для студентов, но для преподавателей невыгодно как-то?

– Я хочу понять своих студентов изнутри.

– Это пранк! – восхитилась Настя. – Вы будете их разыгрывать?

– Что-то типа того, – неопределённо ответил я, думая, что не зря дошёл до этого магазина, тут весело.

– Я спрошу у начальства, – сказала Вика. – Оставьте телефон Насте, а мы, если работники нужны, позвоним.

– Спасибо, Вика, – сказал я. – Настя, запиши пожалуйста.

– Ой! А откуда вы меня знаете!

Всё-таки она невыносимо прелестна!

– Я много чего знаю, – ответил я и продиктовал телефон.

Настя записала.

– А вы что преподаёте? – спросила она.

– Литературу Лаоса, – выдал я первую пришедшую на ум чушь.

– Круто! Вы крутой мэн!

– Спасибо!

Было в целом приятно, что в этой Вселенной кто-то считает меня крутым, пусть и в лаосской литературе, хотя справедливости ради, в лаосской литературе – это даже лучше, чем, скажем, в электротехнике или слесарном деле.

Я вышел из магазина в абсолютном понимании, что работать тут никак не получится, но настроение моё улучшилось многократно.

Техникум и его обитатели

– Не обращай внимания! У директора загоны максимум на час. Он на следующий день вообще не помнит, кого вздрючил! – Андрей Андреевич отхлебнул кофе из кружки с надписью «Босс».

Мы сидели в комнате мастеров второго корпуса и подбивали документы по производственной практике.

Наш друг по онтологическому несчастью Виктор Степанович Бортко, мастер производственного обучения восемнадцатой группы, а по совместительству бывший полковник авиации, оторвался от трудов праведных и сказал:

– Не со всеми, Андрей Андреевич, директор такой мягкий, мои вот промахи, к примеру, никогда не забывает. Но это у нас с ним личное, а ты, Алексей Иванович, в самом деле, уж слишком круто взял. Заявление – не выход. Он к тебе нормально относится. Просто ты не туда залез, вот он и закипел.

– В смысле?! – не понял я.

– А что тут непонятного! – удивился Андрей Андреевич. – Ты со своими пацанами всё наладил по практике, всех сдал в депо на зарплату.

– Ну, так это ж хорошо. Никто теперь не сачкует, все пашут.

– Это с точки зрения нас, мастеров, хорошо. Ну и для ребят тоже, для депо неплохо, а для директора это печаль-беда-огорчение. Они же все теперь официально даже не на практике, а на производстве. Понимаешь?

– Не совсем.

– Объясню. Заявки на питание видел в столовой?

– Да, конечно.

– А теперь твои не могут быть в этих заявках. Они были. А теперь нет. Понимаешь? Понятно, что студенты по-любому бы до столовой не дошли. Но деньги за них директору в карман капнули бы. А теперь не капнут. Улавливаешь?

– Из-за этого?!

– А из-за чего же! – хохотнул Виктор Степанович. – Думал, тебя за плохое преподавание ругают?

– Ну да, они говорили, что я плохой педагог.

– Хороший ты педагог, – сказал Андрей Андреевич, – замечательный. Поэтому не бери в голову, расслабься и никуда не увольняйся, нам же тут без тебя скучно будет, или ещё хуже – пришлют какого-нибудь Урушевского.

– Не дай бог! – вздрогнул Виктор Степанович.

– А зачем тогда такая секретность? – возмутился я. – Сказали бы прямо, я что, тупой, не понял бы? Нет, начинают всякую ерунду нести.

– Прямо нельзя, – пояснил Виктор Степанович, – а вдруг ты стуканёшь, или на телефон запишешь – и в органы, а Савелий Аркадьевич у нас же безупречный. Он в таких делах замешан быть не может. Понимаешь?

Я не понимал. Больше того, решение уйти казалось теперь гениальным, пусть эти директора и замы как хотят разбираются в своих подковёрных проблемах, я им не мальчик для битья всё-таки.

– Ты подумай, – гнул свою линию Андрей Андреевич, – забери заявление и расслабься. Всё будет хорошо.

– Подумаю, – сказал я, чтобы успокоить товарища. – Посмотрим, как всё получится, две недели всё равно отработать придётся.

– А что тут думать, – не понял Виктор Степанович, – тебе же не двадцать пять? За полтинничек. Причём, далеко за. Думаешь, такие старики, как мы с тобой, кому-то нужны? Ну, в лучшем случае, в охрану…

– Не факт! – Андрей Андреевич покачал головой. – Там, знаешь, бумажки, категории, право на ношение оружия. И при всём том получают не больше нас. Даже, скорее, меньше.

– Ну, тебе лучше знать, – согласился Виктор Степанович, – ты у нас ветеран МВД. Но тогда тем более, чего рыпаться, этого козла директора рано или поздно уволят, а мы останемся. Мы-то с тобой, Андрей Андреевич, уже на пенсии, а тебе, Алексей Иванович, сколько осталось?

Я прикинул.

– Лет десять, наверное.

– Вот! – обрадовался Виктор. – Десять лет поработаешь, а там уже пенсия.

– Посмотрим, – неопределенно ответил я.

Вечером в гости заглянул друг детства Артём Мигуля.

– Хандришь? – спросил он, как только я открыл дверь.

– С чего ты взял? Заходи.

– Ну, я бы хандрил, – Артём разулся и направился на кухню, где нас уже ждала жареная картошка с малосольными огурчиками. – Жена всё-таки не каждый день сбегает!

– Так это когда было! Уже год прошёл.

– В таком деле год – ничто! У меня один знакомый три года бухал.

– Но потом перестал же!

– Перестал. Умер. Печень не выдержала.

– Не повезло. Присаживайся. Что будешь?

– Я за рулём. Минералка есть?

Я достал из холодильника «Рычал Су».

– Пойдёт?

– Конечно, садись уже. Как на работе?

– Увольняюсь. Заявление написал.

– Ух ты! А что случилось?

Я положил Артёму и себе в тарелки картошки и по паре огурцов.

– Ещё не понял. У них какие-то денежные дела. Кому-то я помешал. Но, заметь, отругали меня за то, что я плохой преподаватель.

– Ты? – усмехнулся Артём. – Пусть расскажут кому другому. Я видел, как пацаны тебе переезжать помогали после развода. Плохому преподу так помогать будут? Нет.

Картошка получилась, как я люблю, зажаристая, хрустящая.

– И куда подашься? Снова в газету?

– Да какая газета! Все газеты в Ростове. Туда-сюда прокатился, зарплата закончилась. Вот, думаю, может, в книжный магазин, продавцом…

– Ты?! Лучший журналист области? Акула пера? В продавцы? Прекращай! Не твоё это. И зарплаты там, сто пудов, мизерные.

– Тёма, это же книги! Прикинь, целый день в книгах! Это рай!

– Рай – это Краснодарский край, а тебе надо что-то посерьёзнее. Продавец не вариант. В крайнем случае, ко мне. Я как раз помощника ищу.

– Компьютеры? Точно не моё. Я ж не технарь. Я гуманитарий! Мне нужно дышать книгами, понимаешь?

– Я одно понимаю – деньги. Если деньги есть, то хоть книгами дыши, хоть Кристианом Диором. А без денег дышать очень тяжело, Лёха.