Литературные разочарования вызывали некоторую грусть, но я умело гасил её журналистскими буднями, в результате чего чувствовал себя, как собака на батайских улицах: все тебя любят, защищают, никто не трогает и можешь гавкать на кого угодно. Меня приглашали на непрекращающийся конвейер мероприятий и праздников, здоровались, восхищались, ставили в пример, цитировали на планёрках в администрации города, и сам губернатор области как-то назвал лучшим корреспондентом года, пожал руку, вручил диплом и перечислил солидную денежную премию. Я совершенно не сомневался, что так и закончится моя в целом неплохая и где-то даже интересная жизнь, но в двадцать втором году сразу несколько египетских казней обрушилось на печатное слово: торговые площадки задрали цены, почта подняла тарифы на доставку подписчикам, цена на бумагу взлетела куда-то в стратосферу…

Сначала я не поверил, что газета закрывается. Неделю считал это грамотным хитрым ходом главреда в борьбе за рынок – так многие делают, чтобы вернуть интерес публики – и ещё неделю хихикал, сидя дома после «как бы закрытия» редакции. Но к концу месяца смутные подозрения шевельнулись в глубине моего существа. Главред уехал в Испанию. Навсегда. В редакции поселилась фирма по продаже недвижимости. Каждый из коллег нашёл новую работу. Закрытие, очевидно, перестало быть фарсом. Тогда я рванул в выжившие издания, но уже через неделю понял, что их сократившихся в разы зарплат хватит только на проезд до места работы и обратно. Уже не помню точно, кто из друзей подсказал, что в батайском техникуме требуется мастер производственного обучения. Деньги те же, что и в нищих редакциях, но можно добираться до работы пешком, не тратясь на автобусы и электрички. Не самое, конечно, желанное ремесло и уж точно не самое увлекательное, но за отсутствием альтернатив… Меня тогда взяли без вопросов, помня заслуги в местной прессе. Это было год назад.

Пыхтит паровоз. Стучит жёсткими колёсами по стыкам рельс. Мечтателю, бредущему вдоль железки, уже давно за пятьдесят и ему практически всё понятно в этой примитивной по сути жизни. Ведь, что пользы человеку от всех трудов его? Никакой пользы, никакого нового сияющего уровня, никакой новой ступеньки, с которой смотришь на мир с добрым прищуром и думаешь: я прошёл через всё это и возвысился, теперь меня не тронут проблемы молодости. Вернутся, тронут, ещё как тронут и никакая трудовая книжка, никакой такой опыт, никакая мудрость не защитят. Идёт ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.

Всё, что остаётся – красиво, смачно плюнуть миру в лицо и согласиться уже, что вокруг не просторная светлая фантазия из детских пророчеств, а маленький, отведённый тебе судьбой, заплесневелый уголок обыкновенной жизни. Согласитесь, слово «обыкновенной» звучит особенно отвратительно, даже в сравнении с «маленький» и «заплесневелый». Мозгу нужна новизна, необычность, вера в чудо, в воскресение из мертвых хотя бы, а вы ему: «обыкновенной». Фу! Нельзя так. А как нужно?

Нужно по-чеховски, внимательно оглядевшись по сторонам, найти необычное в банальности. Вот, к примеру, что я люблю? Я, конечно же, люблю книги, а книги есть везде. Даже в моей дешёвой съёмной квартирке, даже в местных библиотеках и магазинах. И почему не пойти книгам навстречу, почему не стать каким-нибудь библиотекарем или продавцом книжного магазина? Библиотекарем не в елизаровском, вы понимаете, смысле – это-то как раз из разряда воображаемого будущего, которому не суждено случиться. Нет. Обычным библиотекарем или обычным продавцом. Интересная ведь мысль. Продавец не каких-нибудь там унитазов или куриных филе, а книг! Это вам не прозябающий в техникуме непонятно кто. Пусть платят по самому мизерному минимуму, всё равно меньше, чем в техникуме, не получить, главное, за квартиру будет что отдать и не голодать. И книги. Много книг. Неплохой вариант. Надо не забыть загуглить, нужны ли работники в книжных магазинах?

Первый звонок

В книжный магазин «Лауреат» продавцы требовались.

Ветер свободы уже не орал «Марсельезу» во всю мою голову, а только так, тихо мурлыкал политкорректные кусочки на краю височной доли. По оконному стеклу ползли капли холодного мартовского дождя. Накатила усталость. За съёмную квартиру послезавтра нужно отдать шесть тысяч. По кредиту, взятому в прошлогоднюю безработицу, – еще пять. Зарплата преподавателя техникума – двадцать пять. Останется четырнадцать. Жить на них после побега бывшей жены в сторону Индийского океана в каком-то смысле стало проще. Овощи, доширак, хлеб. Но если случится исход из техникума, даже десятка станет проблемой. Плавали, знаем.

Я вернулся к монитору. А неплохой вариант этот книжный! И место хорошее – в гипермаркете между Батайском и Ростовом. Доехал на автобусе, отпахал смену – домой. Зарплата такая же, как в техникуме, но зато – длинные, как моя бесполезная жизнь, бесконечные полки книг, не каких-нибудь никому не нужных носков и платьев, а книг! Насчёт ненужных носков я, конечно, погорячился, но такое мной овладело в тот миг настроение.

Объявление вежливо предлагало отправить резюме или позвонить. Вчера я бы аккуратно, без орфографических и пунктуационных ошибок, написал прямо тут, на странице, обращение и забыл о написанном через час – уж так слаб и тускл мой внутренний герой. Но бурные утренние события наполнили моё нереволюционное, нерадикальное, в общем-то, тельце каким-никаким мужеством, пальцы почти уверенно забарабанили по цифрам на экране мобильника и породили гудок, пронзительный и короткий.

– Здравствуйте! Ирина. Магазин «Лауреат».

Я вздрогнул. Ирина?! Расслабься, Лёха, не та Ирина.

– Добрый день! Я по объявлению. Вам требуется продавец?

– Нам? Продавец? – женщина думала секунды четыре. – Не уверена. У нас есть продавцы. Вряд ли. Нет, конечно, не нужны.

– А объявление?

– Какое объявление?

– На Хэдхантере.

– На Хэдхантере? Старое, наверное. Устарело уже.

– Сегодняшняя дата.

– Странно. Но нет. Не надо.

– Понял. Спасибо.

– Пожалуйста.

Я смотрел в окно. На балконе четвертого этажа дома напротив курили двое. Мужчина лет тридцати в трениках и майке-алкоголичке и того же возраста женщина в домашнем халате.

Похоже, они были счастливы своим удачным совпадением в семейную жизнь. Он что-то рассказывал, она хихикала.

Моя тоже хихикала, пока мы не познакомились с Сашкой. Я еще целый год думал, почему она перестала хихикать? Интересно, когда эта, в халатике, найдет своего Сашку? И будет ли она при Сашке надевать такой затертый халатик?

Двое ушли в комнату, и я вернулся к мыслям о работе.

В принципе, на «Лауреате» циклиться не обязательно. Книжных магазинов в Ростове полно. Прошвырнуться по ним, пообщаться с продавцами – и всё, конец унылой, бесполезной техникумовской жизни, снова мир текстов, смыслов, контекстов и концепций.

Я посмотрел на часы. Без пятнадцати три. В принципе, вполне успеваю начать сегодня. Прямо сейчас. Оставалось выбрать остановку, с которой лучше отчалить из Батайска в Ростов. Центральный рынок или вокзал. Я выбрал рынок.

Улыбка Ганеши

Дождь закончился в тот момент, когда я вошёл под навес остановки. Мокрый зонтик долго не хотел съёживаться в узость застежки, но после третьей попытки сдался.

– Двадцать тысяч нужно сунуть, – объясняла пожилая женщина в бордовой шапочке тетке помоложе, – тогда права дадут. Не сразу, конечно, сделают вид, что не брали. Пару раз еще завалят, но потом дадут.

– Двадцать тысяч! – недоверчиво выдохнула тетка. – А если обманут?

Шапочка пожала плечами и засеменила поближе к дороге, на горизонте показалась маршрутка.

Вы не замечали, что женщины куда успешнее в штурмах автобусов, нежели мужики? Только им подвластно неуловимыми микродвижениями вынести свои совершенные тела прямо в ту точку, где распахнётся вожделенная автобусная дверь, сулящая первым в неё вошедшим мягкие сидячие места. Мы, мужчины, в этом их порыве ничего плохого для себя не находим, в нас работает эта животная спесь, типа я почти лев, ну во всяком случае уж точно не облезлый домашний кот, я где-то даже царь природы, пусть, пусть лезет вперёд слабый и беспомощный пол! Мы и на мужиков, которые жалко пытаются дотянуться до непостижимой ловкости женщин и тоже мечутся в волне, стыкующейся с подъезжающим автобусом, и на них мы смотрим с презрением. Позор племени! Женоподобные слабаки! Короче говоря, в автобус я вошёл последним. И до Ростова ехал стоя, что, впрочем, помогло выйти из автобуса первым, напомнив об аверсах и реверсах любого проявления бытия.