Подъезжая к зданию тридцать третьего полицейского комиссариата на Визендамм, Йенс все еще слышал чавканье, которое издавала Белая Женщина, и видел ее саму: голова запрокинута, подбородок устремлен вверх, глаза смотрят в потолок с надеждой и радостью, как будто там должно свершиться какое-то чудо. Йенс не сомневался: если б руки женщины не были привязаны, она воздела бы их, словно принимая благодать Божию.

Поговорить с ней так и не удалось. Йенс по-прежнему не знал ни ее имени, ни каких-нибудь деталей, которые могли бы помочь. Только то, что сказал доктор Либкнехт. Но от этого невозможно было оттолкнуться.

Прежде чем выйти из машины, комиссар открыл бутылку минеральной воды и запил таблетку. Принимая болеутоляющее, он каждый раз чувствовал себя человеком, потерпевшим личное поражение, но ничего не мог с собой поделать. Когда ему приходилось лечить зубы, даже пульпит не болел так сильно, как сейчас раненый язык.

Чтобы лекарства не раздражали пустой желудок, Йенс распаковал бутерброд с меттом[7], купленный на заправке вместе с минералкой, и откусил немного. К сожалению, хлеб оказался именно таким свежим и хрустящим, каким и должен быть. Корочка тут же воткнулась в рану. «Черт!» – громко выругался Йенс, выплюнув откушенное в бумажку.

Несколько секунд он просто сидел, глядя на вкусно пахнущий бутерброд и стараясь не обращать внимания на урчание в животе. После встречи с бледной женщиной Йенс еще ничего не ел.

Наконец его осенило. Он снял мягкий метт с булочки, пальцем засунул поглубже в рот (так, чтобы не задеть рану) и, не разжевывая, проглотил. Такой способ приема пищи, конечно, не позволял насладиться вкусом, зато спасал от голода, не причиняя боли.

Как раз в тот момент, когда Йенс отправлял в рот следующую порцию метта, кто-то постучал в окно.

По выражению лица Марайке Баумгертнер, своей начальницы, комиссар Кернер понял, насколько малоэстетично выглядели его манипуляции с едой. Сглотнув, он вынул палец изо рта, вытер его о штаны и открыл дверцу.

– Что это вы делаете? – спросила Баумгертнер с отвращением.

– Завтракаю.

– В самом деле? Ну да, у каждого свои привычки… Я к бургомистру. Очень спешу.

Если б она не спешила, Йенс даже удивился бы. Его начальница вечно воевала со временем.

– Мне позвонила коллега из Нижней Саксонии, – продолжила она, не дожидаясь ответа.

– Вот как? – Кернер поднял брови.

– По поводу ночного задержания.

– Это было скорее спасение…

– Не важно. Расследовать это происшествие будет нижнесаксонская полиция.

– Нет, не будет.

– Что, простите?

– Я поймал эту женщину в лесу, поплатившись собственным языком. Дело мое.

– Герр Кернер, задержание, или спасение, как вы предпочитаете его называть, произошло в Нижней Саксонии.

– Не верю.

– Верить вас никто не заставляет, но передайте информацию нижнесаксонской коллеге – ее зовут Приска Вагнер – и займитесь, пожалуйста, нашим городом. У нас тут тоже работы предостаточно… Мне пора, бургомистр ждет.

После этих слов она горделиво прошествовала через парковку к своей шикарной служебной машине. Идеальный костюм, идеально натренированные ноги, идеально отполированный автомобиль, похожий на блестящий холодильник – как и она сама.

За некоторое время до этого

Оголенный череп мерз, как будто его обложили льдом. Несмотря на то что похититель был совсем близко, сейчас она думала только об одном – о потерянных волосах. Она никогда не сможет забыть, как ее богатство, за которым она столько лет с любовью ухаживала, блестящими прядями падало на пол.

Покончив с бритьем, он опять завязал ей глаза, надел на шею импровизированный поводок и сказал:

– Ну а теперь пойдем.

Шел он осторожно, и то давление, которое она ощущала от веревки, было не более чем напоминанием о том, что надо следовать за ним.

Идти пришлось долго, петляя извилистыми коридорами и спускаясь по каким-то ступеням. Становилось все холоднее и холоднее. Наконец запахло сыростью, мхом и водорослями.

– Почти пришли. Осталась пара шажочков, – произнес он вкрадчиво.

Испытывая страх перед тем, куда он ее вел, она тем не менее не сопротивлялась и сосредоточенно слушала его голос: пока он говорил, ей было спокойнее. Абсолютная тишина свела бы ее с ума.

– Ну вот, мы на месте. – Он остановил ее рукой. – Сначала ты, наверное, испугаешься, но поверь мне: со временем тебе станет хорошо. Этот мир сделает тебя другим человеком, свободным от тщеславия и суетности. И тогда ты снова обретешь зрение.

Ключ скользнул в замочную скважину и повернулся. С громким металлическим скрежетом отодвинулась щеколда. Скрипнули петли. Вдруг ей в лицо ударил холодный влажный воздух, от которого непривычно чувствительная кожа головы словно съежилась.

В тот же момент все звуки стихли. Они не угасли, не потерялись вдали, а просто исчезли, словно никогда не существовали.

И она явственно ощутила: перед ней… ничто.

Она в ужасе попятилась, веревка на шее натянулась.

– Пожалуйста, отпусти меня! – взмолилась она.

– Я же сказал тебе: ты будешь идти долго-долго. Так что иди, darling!

Он с силой дернул за поводок, она оступилась, получила легкий толчок и вскрикнула, а потом ее окружил холодный влажный воздух. Прежде чем она успела отреагировать, дверь захлопнулась.

При этом, как ни странно, она не услышала металлического грохота. Звук был такой, будто на пол шлепнулся ком глины. А потом все стихло.

Она застыла как вкопанная, мелко и часто дыша.

Буду стоять так: не двигаться, не снимать повязку с глаз, не кричать. Тогда он увидит, что может доверять мне, и наверняка заберет меня к себе наверх. Убивать меня он не собирается, иначе я уже давно была бы мертва. Ну а волосы… отрастут заново. Буду с ним милой, тогда все обойдется. Он не такой уж и злодей. Может быть, просто добивается общения…

Эти мысли прозвучали в ее голове, как эхо в огромной пещере. За минуту их действие улетучилось, и страх снова взял свое.

– Выпусти меня отсюда! Я хочу домой! – закричала она и забарабанила по массивной металлической двери.

Но, как она ни надрывалась, он не возвращался. Истратив последние силы и чуть не отбив себе кулаки, она наконец поняла, что ее ждет. Лишенная надежды, уронила руки, как бесполезные подвески, и несколько минут неподвижно смотрела на дверь, словно пытаясь отпереть замки силой своей мысли.

И все-таки рано или поздно нужно было повернуться, чтобы встретиться с неопровержимым лицом к лицу. Она оттягивала этот момент, не желая знать, куда исчезли звуки и куда неизбежно исчезнет она сама, пойдя по тому пути, на который ее толкнули.

Ей вспомнились его слова: «Идем, я покажу тебе место, где все равны. Там ни один человек не бывает красивее другого».

Господи боже, что он имел в виду?

Она повернулась, прислонилась к двери спиной. Потом, медленно оттолкнувшись, пошла. Ее окружала полная темнота. Только где-то очень далеко виднелся какой-то огонек. Или расстояние было не так уж велико? Что, если это место поглощало свет так же, как шумы?

Поглотит ли оно и ее саму?

Мариус Нольте торговал телефонами. К тому же втюхивал своим знакомым страховки. А еще Сабина слышала, что он пробует играть на бирже. Насколько успешно – судить было трудно. Одевался он дорого, с его кожи никогда не сходил ровный загар, но Бина считала все это показухой – жалкой попыткой прикрыть ничтожную душонку.

Она застала его в том магазине в центре города, где он работал, еще когда они с Виолой встречались. Сначала Сабина понаблюдала за ним через витрину, спрятавшись за рекламой новых сверхвыгодных тарифов на сотовую связь. Обворожительно улыбающийся, модно подстриженный и уложенный, он обслуживал молодую клиентку. Почти не глядя на телефон, который покупала, девушка завороженно смотрела на губы продавца… Пожалуй, это была не такая уж плохая идея – припереть его к стенке прямо сейчас и сорвать ему продажу.