– Ну нет… – Питер, который внезапно разгадал этот ребус, состоящий из переплетеных событий прошлого и настоящего, сделал большой глоток джин-тоника. – Знаешь,бро, инструментал без вокала-неплохое решение.

Катя сидела на заднем сидении чёрного мерседеса, который уносил её из миланского аэропорта Мальпенса. Предстояло два часа пути, а, может, и чуть меньше до городка на берегу озера в Тичино, италоязычном регионе Швейцарии. За стеклом мелькали гладко вычесанные пейзажи. Рядом с Катей сидела её дочь Лиза, неразговорчивый угрюмый подросток четырнадцати лет с темными волосами, небрежно перехваченными заколкой, и карими глазами. Худи и объемные брюки- карго Лизы смотрелись ещё более унисексово на фоне внешнего вида матери, стройной голубоглазой блондинки в бело-розовом костюме спортивного стиля от Prada.

Девочка сразу закрылась от звуков окружающего мира большими накладными наушниками и с непроницаемым лицом уставилась на пролетающие мимо картинки европейской действительности, которые стала схематично фиксировать в блокноте карандашом в виде небрежных рисунков. У неё, действительно, был талант, который отмечали в художественной школе. Катя похлопала дочь по бедру, привлекая её внимание, и показала ей жестом "улыбнись". Лиза демонстративно растянула рот в кривой улыбке, глядя на мать, а затем снова отвернулась к окну. Катя, глубоко вздохнув, обреченно закатила глаза вверх, а затем достала из своей белой сумки-шоппера Bottega Venetta планшет, решив провести продуктивно время в дороге. В YouTube уже вовсю набирало просмотры её интервью с хрупкой изворотливой актрисой, взлетевшей на волне популярности сериала про горькую судьбы матери-одиночки из провинции и покрывавшей собственного мужа, который сильно занижал свои доходы, чтобы не платить алименты детям от бывшей гражданской жены. Катя в кадре выглядела потрясающе в нежно-голубом платье и лодочках на шпильке. Под видео сыпались комментарии: как грамотно она препарировала гостью, обнажив её истинное лицо, при этом будучи эталоном нравственности. Катя обладала безупречной репутацией: ни с кем открыто не конфликтовала, растила дочь от погибшего возлюбленного, память о котором предпочитала хранить в своем сердце вместе с его именем. Да и вряд ли это имя, по её словам, кому-то о чем-то рассказало бы .

Катин смартфон завибрировал – и затем на его экране появилось лицо сероглазой шустрой шатенки Марины. Они вместе учились на журфаке, а теперь вместе делали проект. Катя была лицом и идейным вдохновителем их детища, Марина вела бурную закадровую деятельность. Звали они друг друга по фамилиям с первого дня знакомства и никогда не изменяли этой традации.

– Покровская! – замахала рукой Марина.

Из динамиков доносился гул, на заднем плане ходили туда-сюда люди.

– Ельцова, это ты где? – Катя всматривалась в экран смартфона.

– В Стамбуле. В аэропорту.

– А чего ты там делаешь?

– Ну раз уж у нас двухнедельный тайм-аут, то я тоже решила спонтанно отдохнуть.

–Куда летишь ?

– Потом расскажу…

– Так, Ельцова…

– Короче, статистика у нас прекрасная…– Марина всегда мастерски переводила темы разговора. – Рекламодатели очень довольны. Но, мне светская птичка на хвосте принесла, что наша звездулька бьется в истерике… Теперь все знают, что она увела мужчину у глубоко беременной женщины.

– Я её за язык не тянула… я просто уточнила по датам, – хитро хихикнула Катя.

– Понимаешь, как комично это сочетается с её главной ролью в сериале? Обожаю тебя, Покровская…

– И я тебя , Ельцова…

– Всё! Побежала! Мой гейт на табло появился. Целую.

– И я тебя !

Автомобиль остановился у парадной двери мрачноватого старинного дома, казавшегося нежилым. Лиза выскользнула из салона самостоятельно, Кате открыл дверцу водитель. Было достаточно зябко и пасмурно. Катя и Лиза двинулись к входу в дом, на пороге которого их никто не встречал. Создавалось впечатление, что их совсем не ждут. Катя смело дернула ручку двери и вошла внутрь, Лиза последовала за матерью. Водитель быстро занес чемоданы и будто испарился. В гостиной было пусто. Само пространство представлялось каким-то отталкивающим, холодным и нелепым. Кожаный диван, больше подходящий для офиса, стоял в центре, на стенах висели дешевые натюрморты с цветами. Розы на этих картинах напоминали пельмени ручной лепки, а хризантемы – туалетные ершики. Во всем чувствовалась рука и отвратительный вкус нынешней хозяйки – катиной мачехи Ларисы, которая внезапно будто из вне материализовалась перед Катей и Лизой. Маленькая почти всегда недовольная женщина с пережженными черными волосами. "Подкачала свои тонкие губешки,"– мелькнуло в голове Кати, когда её взгляд скользил по лицу жены отца. Она ещё помнила Ларису в другом статусе: пугливой горничной, только приехавшей в Москву из маленького города одной из бывших республик Советского Союза. Катя была всего лишь на пять лет младше своей мачехи, но почему-то видела в ней злобную старушонку, несмотря на все старания косметологов.

– Что-то ты не по погоде оделась, – кивнула Лариса на катин костюм.

– Привет, Лариса… Где отец? – Катя проигнорировала язвительное замечание мачехи.

– В саду.

– Какую комнату я могу занять? – внезапно и бесцеремонно прервала молчание за долгое время Лиза.

– На втором этаже вторая справа по коридору, – ответила Лариса. – Разберешься?

Лиза молча взяла свой чемодан и быстро зашагала наверх по лестнице.

– Надо заниматься воспитанием, – процедила Лариса.

– Надо, но увы я должна работать, – сказала Катя уже на пути в сад, мысленно добавив: "Твой-то гаденыш хорошо воспитан!"

В душе Катя была безмерно счастлива, что ей не придется терпеть компанию своего единокровного братца, который в тот момент наслаждался в Москве отсутствием материнского контроля. Выбирая между контролем над сыном -шалопаем и контролем за денежным мешком, которому внезапно понадобился чек-ап по состоянию здоровья в швейцарской клинике, Лариса отдавала предпочтение второму.

Катя вышла в сад. Её отец Виктор Ильич сидел в плетеном кресле, оставшемся от прежних владельцев дома. Катя на момент замерла. Легкий холодок пробежал по её спине и это была отнюдь не реакция на температуру окружающей среды.

Память Кати выдала стоп-кадры:отец огромной серой тучей нависает над ней, удар и во рту появляется солоноватый привкус крови, отец тащит её за волосы, игнорируя истошный крик, переходящий в визг, в конце-концов она летит в холодный темный подвал, предназначенный для хранения продуктов, слышны звук закрывающегося замка снаружи и удаляющиеся тяжелые шаги отца.

Катя подняла глаза: прямо перед ней сидел тщедушный сморщенный человек, который теперь не мог сделать шага без одышки и иногда спал сидя. Катя плюхнулась в соседнее кресло:

– Привет, пап.

– Здравствуй, – отозвался Виктор Ильич приглушенным голосом.

– Спасибо за приглашение и за то, что организовал встречу в аэропорту,– Катя улыбнулась, хотя на самом деле не испытывала никакой благодарности к отцу, а в глубине её сердца и вовсе тлела ненависть к нему, готовая вспыхнуть ярким пламенем при любом попадании горючего.

– А где Лизка?

– Пошла в свою комнату.

– Даже не поздоровалась… Дурные гены…

– Просто переходный возраст, -внезапно резко оборвала Катя отца и, улыбаясь , продолжила. – Как-то с погодой совсем не повезло…

Утро следующего дня у Кати началось с бесконечных сигналов телефона- звонков, сообщений из мессенджеров и соц.сетей. Это был день её рождения. В светских телеграмм-каналах её заклятые подруги-конкурентки настрочили приторно-медовые поздравления. Около десяти часов утра в дверь уже звонил русскоговорящий курьер, который привез огромную корзину красных роз. Катя приняла подарок прямо в пижаме и без всякой интриги открыла прикрепленную открытку. Цветы прислал Эдик. Хороший, похожий на тюфяка, московский адвокат. Они с Катей находились в конфетно-букетном периоде. Эдик ухаживал очень скучно и банально. Катя смиренно принимала эти ухаживания, решив, что, возможно, этот пресный и тягучий как жевачка, потерявшая вкус, мужчина сделает её по-настоящему счастливой. Иногда она думала о том, как ей надоело нестись по жизни словно по трассе Формулы 1, всегда опасаясь заноса на повороте.