– Ладно, пойду я, некогда с тобой болтать, – глядя с превосходством пожившей и мудрой женщины, начинает уходить.

Не успеваю сказать банальное «до свидания», как остаюсь одна.

Только приоткрытая дверь, мой страх и звуки двоих, которым очень хорошо. Смотрю на дверь, как на змею, что готова броситься на меня.

Мила, возьми себя в руки. Просто открой дверь и зайди внутрь. Может быть, вам обеим показалось? Он не мог тебя предать. У вас ведь все так хорошо было. Общие интересы, поездки, разговоры по вечерам, чувственные ночи. Это галлюцинации, просто игра больного воображения.

Я себя не забрасывала, не обросла бытовухой. Стройная фигура, сочные формы, которые мужу очень нравились. У нас все было идеально!

Давай девочка, вот так, вперед. Шажок, второй, третий. Машинально ставлю пакеты на пуфик, а тортик на тумбу и иду вглубь квартиры, забывая разуться. Сейчас не до этого. Звуки оглушают, разрушают надежды.

Сердце начинает болезненно кровоточить. Почему именно сегодня, почему именно тогда, когда у нас все получилось, он решил изменить? Или это не в первый раз? Все планы, все надежды рушатся, словно карточный домик. В голове вакуум, мозг словно отключился, дабы защитить меня от боли.

Из спальни доносится шум. Он там. С какой-то девкой. На нашей постели. Там, где было НАМ хорошо.

– Как же я скучала, – слышится до боли родной голос.

Только не это. Он не может изменять мне с НЕЙ. С кем угодно, но не с ней. Он ведь клялся, что их ничего не связывает. Ничего.

– Меньше слов. У нас не так много времени. Мила скоро вернется, – запыхавшийся голос мужа рушит последние надежды, что это кто-то чужой.

Ну, мало ли? Вдруг одолжил другу ключи, чтобы с девушкой время провел. Есть у нас знакомый, который без своего жилья. Но нет. Это мой муж.

– Ненасытный, – довольно хихикает женский голос.

Нет, это точно она. Этот притворный смех сложно с кем-то перепутать. Отомстила. Выполнила обещанное. А он предал. Вот так, в нашей постели.

Продолжаю идти к нужной двери, хотя хочется бежать прочь, но тогда я сохраню надежду, что это иллюзия, и буду верить ему, если скажет, что показалось. Нет. Так нельзя. Только вперед.

Стук моих каблуков звучит на контрасте, и его, наконец-то, замечают. Удачно цокот прозвучал в паузе. В постели начинается шуршание, все заканчивается раньше времени. И когда до спальни остается всего шаг, ведь я иду так медленно, будто к ногам привязали пудовые гири, дверь в комнату отворяется, появляется муж в одних боксерах и старается прикрыть за собой дверь.

– Мила, ты рано, – сбивчиво говорит Кир.

Еще бы, оторвала от такого занятия. Темперамент у него большой, неудивительно, что тело покрыто капельками пота, а грудь часто-часто вздымается. Трудился на славу.

– Отойди, – севшим голосом прошу его.

В нем все: и боль, и отчаяние. Мне как будто песка насыпали в горло и просят сказать речь пустынным голосом. Сейчас мной только детей пугать. Отличную бы Бабу Ягу сыграла.

– Мил, это не то, что ты… – поднимаю руку в воздух, потому что не хочу слушать банальных оправданий.

Мы оба не успеваем ничего сказать. Дверь за спиной предателя резко открывается, и я вижу ту, от кого точно не ожидала подобной подлости.

– Нет, Мила, это именно «то»! Не оправдывайся, котик. Нам ведь так хорошо вместе, а ты все не решался ей рассказать. Судьба нам помогла.

Завернутая в одну простыню, она льнет к спине мужа, не забывая посмотреть на меня с триумфом, превосходством, победой. За что она так со мной? Что я ей сделала такого, что она всегда все у меня отнимает?

– Карина? – имя сестры срывается с губ вместе со слезами.

Милана

– Да, я. Не ожидала?

Кривя накачанные губки, выдает младшая сестра, упиваясь своим превосходством.

– Мы уже больше… – муж шикает на нее, не давая договорить, а мне хочется, чтобы она договорила.

– Замолчи, Карина. Скройся вообще с глаз моих, – шикает не нее, на что сестра обиженно фыркает и уходит вглубь комнаты, демонстративно укладываясь в нашу постель.

Мне хочется узнать, сколько времени за моей спиной процветает ложь и предательство. Мне хочется знать, как долго нашу постель оскверняет другая. Да, мне больно, но еще больнее знать, что из тебя делали дурочку.

Сердце разрывается от боли. По нему словно прошлись кошачьи когти. Грязные, заставляющие раны щипать, гноиться и болеть от попавшей инфекции. Пять лет брака коту под хвост.

Брака…

Усмехаюсь собственным мыслям, несмотря на неутихающую боль внутри. Раньше всегда смеялась с фразы: «Хорошее дело браком не назовут», считая это глупостью обиженных людей. Теперь сама плачу.

– Заканчивай поскорее, и возвращайся. Я по тебе очень соскучилась, милый, – елейный голосок, что раньше просто раздражал, теперь кажется ядом.

Смертельным ядом. Она всегда меня ненавидела за то, что Кир выбрал меня, а не ее. Только я ничего не делала, чтобы «увести его». Они просто общались в одной компании. И все. Но сестре всегда было на это плевать. Даже родители считали меня подлой и сейчас мы из-за этого общаемся очень сухо.

Но ведь Корсаков всегда относился к младшей сестренке, как к другу. Во всяком случае мне так говорил, когда я отказала ему в первый раз, наперед зная реакцию семьи, если соглашусь.

Неужели Карина столько лет копила злобу и выжидала удачный момент, чтобы ужалить побольнее? Да. Судя по ликующему взгляду, это так. Она изощренно отомстила за то, что тогда мы с мужем полюбили друг друга, а все ее попытки по его завоеванию оказались напрасными.

Почти напрасными, ведь сейчас она в нашей постели заменяет меня.

Что пошло не так? Почему он посмотрел на другую? Я не страшненькая, подтянутая, слежу за собой, нам было хорошо вместе, я точно знаю. Тогда что не так? Почему он предал?

Смотрю на его красивое лицо. На широкие густые брови, на пронзительные карие глаза, покорившие с первого взгляда. На узковатые губы, что часто сжимались в тонкую линию, когда у него что-то шло не по плану. На прямой нос, что так часто зарывался мне в макушку и жадно вдыхал вишневый аромат шампуня. Смотрю на мужчину мечты и не могу поверить, что он меня разлюбил.

Господи, как же это больно. Словно весь воздух из легких выбили. Хочется плакать, слезы уже застилают глаза, даря такую желанную размытость. Не видеть вранья в до боли родных глазах, не видеть ухмылку Карины. Это то, что нужно.

Все в расфокусе.

Идеально.

– Мил, маленькая моя, – обманчиво тихий голос бьет по оголенным нервам, заставляя отскочить назад, как ошпаренной.

Не хочу, чтобы его руки касались меня после того, как творили безумие с другой. А то, что они это делали, не сомневаюсь. Уж мне-то точно известно, как крепко ладони сжимают бедра, как ласково умеют проходиться по оголенной коже, дразнить едва уловимыми касаниями, зарождая табун мурашек от предвкушения.

Я все это знаю. Я все это испытывала. Поэтому не хочу его прикосновений. Не хочу. Противно.

От резких движений путаюсь в собственных ногах, едва не упав. Мамочки. Малыш. Мне нельзя. Не с моим резус-фактором. Первая беременность может стать последней, ведь потом могут быть конфликты с малышом. Единожды мамочка – так часто бывает у «отрицательных».

Чудом устояв на ногах, скидываю туфли очень резко. Они летят по всей прихожей. Плевать. Главное – ребенок. Мой малыш. Мой. Теперь только мой.

Видя мое нервное состояние, муж идет вперед, прикрывая за собой дверь, чтобы любовница не раздражала своим присутствием, только поздно. Я все видела. Картинку не затереть в памяти. Не замазать черной краской. Я при всем желании не смогу забыть, ведь каждый раз, глядя на родителей, буду вспоминать белокурую красотку с перекачанными губами в нашей постели, завернутую в одеяло, с наглой победной улыбкой.

Семьи нет, и никогда не будет. Никакие жалкие оправдания и уверения в любви не помогут. Сердце разбито вдребезги, чувства в хлам. И задушенные в зародыше рыдания, что рвут сейчас изнутри, еще не говорят, что все хорошо.