На обратном пути я не выдерживаю.

– Доменико, у меня много вопросов о вашей жизни, однако не стану их задавать. Чем меньше я знаю, тем лучше. Но я хотела бы знать заключение врача.

Он отвечает не сразу. Долго молчит, будто не слышит меня или не хочет слышать.

– Других повреждений не нашли, – отвечает наконец.

Впервые за последние дни я выдыхаю с облегчением, однако это не гасит мою ненависть к человеку, причинившему малышу боль.

С силой сжимаю зубы, перед глазами красная пелена. Горькая, горячая ненависть пенится на языке. Всю жизнь я презирала синдикат за насилие и жестокость, а теперь все во мне требует жестокого наказания для того, кто обидел малыша. Без суда и следствия.

Доменико все замечает. Бросает на меня взгляд, полный понимания, и чуть заметно кивает. Того, кто обидел Нико и его мать, ждет наказание.

– Я бы сама хотела наказать виновного… – признаюсь шепотом. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и я смотрю на них и гадаю, какой способ наказания я бы предпочла. Как далеко бы зашла.

В тот момент я впервые признаю, что во мне течет кровь синдиката.

Мы возвращаемся. Доменико следит, как я достаю ребенка из автомобильного кресла, взглядом провожает каждое движение. Интересно, когда он решится прикоснуться с собственному сыну?

Около крыльца толпятся мужчины, нас провожают любопытными взглядами. Всем интересно, пустил ли Доменико мать его сына в свою постель. В том, что я хочу туда попасть, никто не сомневается. У Доменико деньги и власть. Он скандально популярен, женщины липнут к нему день и ночь. Ему не позволят жениться на жемчужине синдиката или другой приличной девушке, однако среди дам попроще, а также неудовлетворенных жен власть имущих на него большой спрос.

Для людей Доменико я всего лишь очередная девица, за которую некому заступиться. Как бы босс со мной ни поступил, они будут на его стороне. Помощи и поддержки ожидать не стоит.

– Босс! Мы тут… Короче, вы сказали про мисс Томпсон и про вашего… про маленького Нико, так мы… скинулись и вот, это малышу! – раздается немного смущенный мужской голос.

Доменико останавливается, и я чуть не врезаюсь ему в спину. Заставляю себя отступить, но при этом непроизвольно втягиваю его запах. Задерживаю в легких, смакую. Прикрываю глаза от удовольствия и одновременно ругаю себя последними словами. Нашла кого нюхать!

Мужчина протягивает боссу огромную коробку в праздничной обертке. Доменико кивает в знак благодарности (надеюсь, никто не ожидал от него добрых слов или улыбки) и дает знак Орсону. Тот подхватывает подарок и, подмигнув, следует за мной наверх.

Доменико исчезает в недрах дома без слова и взгляда. Ладно на меня смотреть особо нечего, но обидно за ребенка. Тот тянется к Доменико, но не получает никакого ответа от человека-робота.

Мы с малышом перекусываем, и я укладываю его спать. Обдумываю, что делать по поводу одежды, когда появляется Карло – самый говорливый из охранников, который окрестил меня шлюхой и обвинил в шантаже. Он хоть и стал называть меня «мисс Томпсон» по приказу босса, но с презрением и сквозь сжатые зубы.

Стоя в дверях, смотрит на меня из-под кустистых бровей.

– Орсон сказал, что ты здесь проездом, но мы обыскали дом, где ты жила, и не нашли никаких чемоданов. Где твои вещи?

– Я путешествую налегке.

– Настолько налегке, что даже без документов? – скалится.

Документы я оставила в академии. Адаис Леоне больше не существует, а новые документы еще предстоит купить.

К счастью, Карло не особо интересуется моим ответом. Протягивает планшет и сообщает, что босс велел купить мне новую одежду. Открываю поисковик, нахожу страницу элитного магазина, где обычно покупаю одежду, и тут же ее закрываю.

В каких магазинах отоваривается Ада Томпсон из простой семьи?

Не имею ни малейшего понятия.

Спрашиваю Карло, какой магазин ближе всех. Он окидывает меня брезгливым взглядом и называет магазин с до смешного низкими ценами. Заказываю только самое необходимое. Каюсь: когда выбираю нижнее белье, мелькает мысль о Доменико. Совершенно нелогичная и опасная мысль. Хочется привести себя в порядок и нарядиться, чтобы проверить, останется ли он истуканом или в нем наконец промелькнет хоть какая-то жизнь. Хоть искра интереса.

Прячу эту крамольную мысль подальше. Интерес такого мужчины, как Доменико Романи, смертелен. Его женщина, если такая имеется, долго не проживет. И не сможет удержать интерес и внимание самого холодного мужчины в мире.

Самого каменного.

Без сердца.

Поэтому покупаю джинсы и свитера и снова закрепляю волосы в небрежный узел.

Нико спит, сладко посапывая. За окном блеклый, холодный день, полный ожиданий и тревог. Не сдержавшись, надрываю липкую ленту, раскрываю подарочную бумагу и смотрю, что подарили Нико. Огромный гоночный трек с двумя машинами и пультами управления. Как говорится, на вырост. С такой сложной игрушкой малышу пока что не справиться.

Когда Нико просыпается, закутываю его поплотнее, и мы выходим из дома. К нам тут же пристраиваются два охранника. Нико настаивает, чтобы я опустила его на землю, и мы бредем к берегу. Медленно, неровными шажками, держась за руки.

Сегодня пасмурно, академия затерялась в тумане. Мне это кажется хорошим предзнаменованием.

Мы бросаем камешки в воду, рисуем палочками на песке. Охранники сосредоточенно осматриваются, кажутся напряженными, и от этого меня пронизывает тревога. Подхватив Нико на руки, возвращаюсь к дому. В окне первого этажа замечаю Доменико. Он следит за нами? Думает, я сбегу? Не доверяет?

В тот момент навстречу выбегают две овчарки. Несутся с такой скоростью, что я не успеваю отреагировать, и одна из овчарок сбивает меня с ног. Падая, прикрываю ребенка собой.

Один из охранников с трудом удерживает вторую собаку. Второй отвлекся, но теперь бросает телефон и бежит к нам.

К счастью, собаки не собирались причинять нам вред. Молодые, энергичные, они хотели поиграть, вот и все. Однако Нико испуган, прижимается ко мне и кричит в голос. Собака ложится на траву рядом с нами, тычется носом мне в колено, извиняясь. Не проходит и десяти секунд, как я слышу голос Доменико. Он отдает команды, осматривает нас с малышом, ищет повреждения. Его глаза посветлели, будто покрылись льдом.

– Собаки хотели с нами поиграть, не случилось ничего плохого, – заверяю то ли малыша, то ли Доменико. Ни один их них не реагирует на мои слова.

Отвлекшегося охранника уводят. Стараюсь не думать, как его накажут.

Мы возвращаемся в комнату ближе к вечеру. Я набираю малышу ванну. Мы брызгаемся, пускаем струи из резиновых игрушек. Смеемся от души. У Нико очень забавный смех, заразительный. Веселясь, мы не замечаем, что у наших игр появился свидетель. Доменико подошел бесшумно и теперь стоит в дверях и наблюдает за нами.

Нико продолжает лупить по воде, каждый раз ахая, когда брызги летят ему в лицо.

Доменико поднимает упавшую на пол резиновую уточку и, помедлив, протягивает ее малышу. Не подозревая о важности момента, тот хватает игрушку, и на секунду их пальцы соприкасаются.

Доменико хмурится. Смотрит на свои пальцы, как будто ищет на них след. Потом кивает мне и выходит из ванной.

На нем костюм тройка, белая рубашка и галстук. Он куда-то собрался на ночь глядя.

Будут ли там женщины?

Есть ли у него женщина?

Если есть, то почему она не помогает следить за ребенком? Рано или поздно Доменико придется ей признаться, что он стал отцом.

Уложив Нико спать, принимаю душ и надеваю хлопковую пижаму, купленную сегодня. Короткие шортики с футболкой. Долго лежу в постели, читая журнал. То и дело отвлекаюсь, вспоминая, как Доменико смотрел на ребенка. Как передал ему игрушку. Как потом смотрел на свои пальцы, будто контакт с малышом был чем-то особенным.

Я наивная и неопытная, поэтому могу заблуждаться, однако мне кажется, что под холодной маской Доменико кипят страсти, от самых жутких до самых светлых. Ладно, пусть не до самых светлых, но… За пологом тьмы таится свет. Доменико заботится о нас. Ему не все равно, что случится с ребенком. Он возил нас к врачу, хотя ему нельзя появляться в публичных местах на территории Вилема.