© Салимов М. Ш., 2024

© Издательский дом BookBox, 2024

Народный писатель Республики Башкортостан, майор Советской Армии Марсель Салимов родился в Башкортостане, служил в составе Северной группы войск в Польше. Автор полусотни книг, его произведения переведены почти на 50 языков. Обладатель почётных званий «Золотое перо России» (Москва, 2016), «Золотое перо Руси» (Москва, 2019), «Посол мира» (Германия, 2021), «Лучший поэт» (Китай, 2022). Лауреат многих российских и международных литературных и журналистских премий, творческих конкурсов и фестивалей. Заслуженный работник культуры РФ и БССР, награждён орденом Дружбы.

Не успеет наступить лето, как мальчишки нашей деревни, разделившись на две команды, начинают играть в войну. Трудно найти паренька, который не прошёл бы через эту игру и не представлял бы себя при этом отважным, смелым воином, смекалистым разведчиком или, кто побойчее, настоящим командиром.

А этой весной мы даже не стали дожидаться, когда снег растает. Как по команде высыпали на улицу, где уже вовсю пригревало солнце.

Обычно у нас и проблем не было с тем, как разделиться – этот вопрос давно решён. «Воевали» ребята нижней и верхней улиц – так уж испокон веков поделилась наша деревня, и кто где жил, за тех и воевал.

Не хочу хвастаться, но победа в этих сражениях часто доставалась нам, мальчишкам с нижней улицы, хотя ребята с верхней тоже были сильными.

Вот и теперь мы стали теснить наших противников. Никто, конечно, понятия не имел о технике, тактике боя, и численно нас было не больше, чем их, но, наверное, храбростью брали. И надо же такому случиться, в самый ответственный момент, когда до нашей очередной победы оставалось совсем чуть-чуть, был ранен наш главный «разведчик» – маленький, да удаленький Азатик. Выполнял он ответственное задание; увлёкся, не заметил железяку и – порезался.

Увидев кровь на ноге, Азат захныкал, а потом и вовсе расплакался. Мы все столпились вокруг него. Стало уже не до игры. Подняв на руки «раненого» товарища, мы отступили и оставили поле боя. А то ещё потом попадёт от родителей. Ладно, «противник» не думал нас преследовать.

Возвращаясь на свою улицу, неожиданно мы встретили человека в настоящей военной форме. Вот так встреча! Да это же Ильгиз-агай! Он каждый год приезжает в отпуск к своей матери. Неужели уже год прошёл? А какая форма на нём красивая, офицерская! Про него в деревне говорили, что он во многих местах побывал, немало всякого видел.

– Вы что это несёте Азатика? – спросил он, поздоровавшись.

– Да мы, Ильгиз-агай, в войну играли, он был наш разведчик – и на задании его вот ранило. Несём его в наш госпиталь…

Ильгиз-агай улыбнулся, затем подошёл и осмотрел рану Азата. Быстро сходил за зелёнкой и перевязал стонущего «разведчика».

– Ничего, терпи, батыр[1]. Пройдёт. Где же это бывает, чтобы на войне и без ран, – он улыбнулся нам и, посмотрев на Азата, добавил: – Батыр без ран не бывает, верно? Конечно, верно! Так говорили и наши предки – отважные башкирские воины.

– Ильгиз-агай, а что это у вас такой большой шрам? – спросил я, заметив необычный след на руке офицера.

Он только махнул рукой:

– А, пустяки! Вражеская пуля.

Все сразу облепили Ильгиз-агая и стали внимательно разглядывать шрам, а некоторые мальчишки даже погладили его. Нам стало интересно. Как, настоящей пулей, из настоящего оружия, которое мы только в кино видели? Вот это да!

– А расскажите, а, Ильгиз-агай?

– Это длинная история.

– Ну расскажите, – пристали мы, и, наконец уступив граду обрушившихся на него просьб, Ильгиз-агай, усевшись на скамью, начал:

– Ладно, слушайте. Служил я тогда в Польше…

…Вы спрашиваете, откуда у меня эта рана на руке? Давняя это история. Но она дорога́ мне и навсегда останется в памяти, как и этот шрам.

Вы, мальчишки, пока играете в войну, но скоро подрастёте и тоже станете защитниками нашей Родины, выполните свой священный долг. Ведь ещё в древности считалось, что юноша становится мужчиной, только когда пройдёт военную службу.

Не так уж и много лет назад, но для меня кажется, что это было давно, проходил я службу за пределами нашей страны, в Польской Народной Республике. Как-то у меня выдалось свободное время, и я решил прогуляться по окрестностям нашей части, благо и день был тёплый, солнечный. Медленно брёл я по лесной тропе, думая о своём, вспоминая родные места, невольно сравнивая здешний лес с красотой нашей уральской природы.

Неожиданно лес стал редеть, и передо мной открылось свободное от деревьев место. Это было небольшое солдатское кладбище. С интересом принялся я читать таблички. Фамилии были в основном русские:

Сержант Иванов Г. И.

Младший сержант Ивановский Александр В.

Ефрейтор Иванов И. М.

Рядовой Фёдоров Иван…

Иван, Иванов – самые распространённые в нашей стране имена и фамилии. И здесь, вдалеке от Отчизны, на маленьком лесном кладбище их было большинство, да и все ли это Иваны? Сколько их осталось лежать только в польской земле, не говоря уже о всей Европе и нашей Отчизне, и под отдельными памятниками со звёздочками, и в братских могилах…

Грустные мысли овладели мной. Я стоял, склонив голову, молчал и представлял, старался представить всех этих молодых, порой даже безусых ребят, чья короткая, но яркая жизнь закончилась здесь.

На одной из надгробных плит лежали цветы каштана, показавшиеся мне свежими. На камне под красной звездой было высечено: «Старшина Доможиров Василий Иванович». Цветы словно росли из самой земли: пробиваясь через толщу плиты и устремляясь в голубизну чистого безоблачного неба.

От мысли о том, что сюда кто-то приходит с цветами и помнит о наших солдатах, на душе моей стало тепло, и сердце преисполнилось гордости за покоившихся здесь ребят.

«Доможиров» – прочёл я ещё раз. Кто же этот старшина, о котором помнят до сих пор, после стольких лет, минувших с войны, какую память особенную оставил он о себе в этой местности? Может, подвиг совершил…

– Дзень добре[2], пан поручник, – услышал я вдруг за своей спиной и, обернувшись, увидел чуть сгорбленную старушку, державшую под руку молоденькую девушку.

– День добрый, товажыш лейтенант, – поздоровалась и девушка, взглянув на мои погоны.

– Здравствуйте! Извините, я задумался и не слышал, как вы подошли, – ответил я.

Старушка подошла ко мне поближе, внимательно посмотрела мне в лицо и спросила, смешивая русские слова с польскими:

– Вы его знали? Скажите, вы не родственник старшины Доможирова?

В её глазах появился блеск и такой живой интерес, от которого лицо стало вдруг молодым, полным ожидания, будто от моего ответа зависело что-то очень важное.

Я с сожалением покачал головой:

– Нет, я его не знал. Я тут первый раз.

– Сколько лет прихожу сюда, жду, что кто-то наконец приедет, а никого нет, – грустно ответила она, убирая с могилы старшины цветы, замеченные мной прежде, и кладя свежие, – а ведь он рассказывал, что у него есть жена Мария и сын Ваня. Вы, наверное, думаете, кем я ему прихожусь, откуда знаю? А я его хорошо знаю и помню.

Когда Советская Армия освободила Освенцим, я решила вернуться домой. В конце зимы 1945 года в этих местах проходили жестокие бои. Чем ближе было логово врага – Берлин, тем отчаяннее он дрался за каждый километр земли.

Выйдя из ворот концлагеря, я еле волочила ноги, но всё равно решила дойти до того места, где, мне казалось, остались мои родные. Но, видно, была совсем без сил, потому что где-то в пути упала, потеряв сознание. Так бы я, наверное, и умерла, выйдя из стен «комбината смерти», если бы не советские воины. Они нашли меня, привели в чувство, оказали медицинскую помощь, помогли встать на ноги.