– Ах, ты шавка, – заорал, хозяин, – ты, где хлеб спёр?

– Я не пёр, – Антон изо всех сил старался сдерживать себя, чтобы снова не наброситься на обидчика, – меня мужик на реке угостил.

– Это, за какие такие заслуги он тебе хлеба дал, – приблизившись к парню, краснолицый хозяин дыхнул на него запахом лука и гнилых зубов.

Антона передёрнуло. «Только бы не сорваться… Только бы не сорваться…» – стучало молоточками в мозгу.

– Я в реку свалился, а он вытащил, – постарался спокойно ответить он, хотя внутри всё тряслось от напряжения и отвращения. Он ненавидел в этот момент себя, но надо было как-то продержаться, пока он не разобрался что к чему.

– Он что, касался тебя? – вытаращил глаза мужик. – Не ври мне давай! – прикрикнул он. – Никто бы не стал тебя трогать.

– Так он и не касался, за ворот рубахи подцепил. – Антон произносил про себя детскую считалку, чтобы не озвереть от происходящего. «Раз, два, три, четыре, пять, – медленно, сцепив зубы, проговаривал он каждое слово, – я иду тебя искать. Кто не спрятался, тот не виноват. А может и виноват», – он, совсем забыл, как правильно, но сейчас это было неважно, главное, выдержать.

Он не мог позволить в данный момент, чтобы его вышвырнули, пока он ничего не узнал про то место, куда попал.

У мерзопакостного хозяина водовоза была лишь одна хорошая черта – он быстро загорался, вспыхивая, как спичка, и так же быстро перегорал. Вот и сейчас он довольно быстро успокоился. Пробурчав что-то про то, что нечего шляться, где не велено, и вода должна была быть уже давно привезена, он, вроде как, поуспокоился.

– Давай, выливай и отправляйся скорей назад. У нас несколько постояльцев собрались ванну принять, так что нечего здесь прохлаждаться.

– Выливать куда? – спросил, не подумав, Антон. Мужик медленно повернулся и удивлённо уставился на него.

– Ты чего? – переспросил он, сверля его глазами.

– Ничего, – Антон пожал плечами, – просто уточнил, – и попятился от наступающего на него хозяина. – Я просто спросил, – подняв руки вверх, пролепетал парень.

– Ты смотри мне, – погрозил ему пальцем мужчина, – как память потеряешь, так сразу и вылетишь.

«Час от часу не легче, – голова уже распухла от всего, – это ещё что за беда?»

– Да знаю я, знаю, – закивал головой Антон, и поспешил к бочке.

«А была, не была», – подумал он и покатил телегу за дом. Мужик проводил его недоверчивым взглядом.

За домом обнаружилась ещё одна дверь. Распахнув её, Антон подкатил бочку и увидел разные по размеру деревянные ёмкости.

– О, Лешок, – разулыбалась полная женщина в белом переднике и цветастой косынке на голове, – привёз водицы. Что-то ты сегодня припозднился? – она подошла к нему и с заговорщическим видом положила рядом с ним голую кость. – На вот, возьми, ночью погрызёшь.

Антон стоял столбиком и смотрел на неё во все глаза. Он что бывает такой голодный, что даже сырые кости по ночам грызёт, однако живот тут же заурчал и рот наполнился слюной. «Кошмар какой-то, – пронеслось в голове, – надо скорее думать, как отсюда сматываться».

– Бери, бери, не скромничай, только спрячь сразу, чтобы Тюря не увидел.

Антон чуть не переспросил женщину кто это, но вовремя прикусил язык. Взяв угощение, он быстро сунул кость за пазуху, поблагодарил от души женщину, правда, больше за заботу, чем за подношение, и принялся переливать воду. Когда большая бадья была полная, он случайно заглянул туда и отшатнулся. Потом глубоко вздохнул и снова посмотрел. Из воды на него взирал далеко не мальчик – лицо без возраста, тёмные волосы, кожа, изрытая глубокими морщинами, и, пожалуй, только глаза на этом лице были живыми, странного, вроде как зелено-голубого цвета.

– Ты кого там увидел, Лёха? – рассмеялся босоногий мальчишка с метлой. – Облезлую дворнягу, что ли?

– Тихон, а ну паршивец, чем зубы скалить, иди-ка отсюда вон! Поди лучше двор подмети!

Антон вздохнул, вылил остатки воды и покатил назад в лес. Проезжая по двору, поднял с земли краюху, подул на неё, посмотрел по сторонам и отправил к косточке. Он не мог объяснить свои действия, но тело пока ещё жило какой-то своей жизнью, а он, как сторонний наблюдатель, только мог молча следить за происходящим.

В течение дня он ещё два раза съездил за водой и к вечеру еле таскал ноги. Забрался в свою комнатушку, больше похожую на чулан под лестницей, упал на дырявый тюфяк, из которого торчала солома, и провалился в сон. Ему показалось, что он совсем не спал, когда страшные судороги начали сотрясать тело, деформируя костяк, жилы и кожу. Примерно через полчаса в комнате на тюфяке стоял чёрный, тощий, местами облезлый щенок. Он жалобно поскулил и поскрёбся в дверь. Та распахнулась, и он ползком выполз из каморки, направляясь к выходу.

Дом уже спал, однако входная дверь была не заперта. Толкнув её носом, он выскочил на улицу. Втянул носом ночной воздух, полный будоражащих обоняние запахов, несущихся со всех сторон, взвизгнул от радости и понёсся по дороге в сторону леса.

ГЛАВА 3

Антон не мог понять, как он стал собакой, но это ощущение пугало и будоражило одновременно. Вылетев без приключений за границу поселения, он ощутил полной грудью чувство свободы, от которого слегка кружилась голова. Тявкнув несколько раз от полноты чувств, распиравших его, он помчался в лес, проверять, не стащил ли кто его заначку, заботливо припрятанную ранее.

Лес был полон удивительных запахов. Антон словно раздвоился. Одна его часть приобрела звериную сущность. Он точно знал, что учуял зайца, хотя раньше понятия не имел, как он пахнет, встретившись с лисой, погонял её по лесу, стараясь схватить за пушистый хвост, пока той не надоело, и она, резко развернувшись, чуть не куснула его за нос.

Щенок облаял противную, с его точки зрения лису, ничего не понимающую в погоне, и отправился за своей костью и корочкой хлеба. Разрывая лапами землю, он похвалил себя, что не выкинул лакомство, сжевал краюху и долго мусолил голый мосол, отгрызая всё, что можно откусить.

Ночь постепенно подходила к концу, и надо было возвращаться. Он бежал назад к постоялому двору, с грустью посматривая по сторонам. Хотелось ещё побегать, но что-то заставляло его вернуться. Пролез в дверь и потихоньку заполз в свою маленькую каморку, свернулся в комочек и постарался заснуть. Как только стало светать, сильные судороги вновь стали ломать тело, выгибая и скручивая, и вскоре на тюфяке опять лежало неказистое человеческое тело.

Утром Антон проснулся, как от толчка, и уставился в темноту. Потом осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Рассвело, дом только начинал сбрасывать с себя ночную тишину.

Встречаться ни с кем не хотелось, поэтому он быстро проскользнул по коридору, выскочив на улицу, подхватил за ручки телегу, и быстрым шагом ушёл со двора. Городок только просыпался, но уже встречались спешащие по своим делам горожане.

Сейчас можно было более детально рассмотреть место, куда он попал. Деревьев почти не было. Пересекающиеся с мощёной мостовой улочки казались Антону узкими и кривыми. Изгибаясь словно змеи, они расходились в разные стороны. Некоторые из них были совсем короткие и заканчивались тупиками, которые просматривались с основной улицы. Антон шёл не торопясь, знакомясь с новым миром, в который его занесло.

Теперь он, во всяком случае, знал, почему его называют щенком. Ощущение было не совсем обычным и что греха таить, не совсем для него приятным. Вспомнились фильмы про оборотней и Диана, любящая читать всякую муру про несуществующие миры. Он тогда над ней посмеивался, а она обиженно надувала губы. Но те оборотни играли мышцами и поражали всех своей силой, а он? Разве мог он тогда подумать, что станет обычной блохастой шавкой, по совместительству подрабатывающей водовозом?

День пролетел незаметно, он молча таскал воду, стараясь, как можно меньше попадаться на глаза Тюре. Так прозвали хозяина работники постоялого двора, за его любовь кормить их непонятно из чего сваренной кашей.