Они прошли через сени, небольшую прихожую, и оказались в уютной гостиной. Везде были светлые обои, чистота и порядок, никакого хлама. Только в углу располагался большой стол, освещённый дополнительной лампой, и на этом столе лежали телефоны, планшеты и даже ноутбук. У окна был ещё один стол, компьютерный, но сам компьютер был выключен.

— Присаживайся, Любаня, и вы, Эльмира Маратовна! Только дайте сначала ваш телефон.

Эля достала телефон и объяснила, как могла, что случилось. Он кивнул, взял телефон и устроился под лампой у большого стола.

Любаша и Эля сели на современный светло-зелёный диван. Прямо перед ними на стене висел огромный телевизор. Такой же, как у Эли дома. Точнее, дома у Димы.

— Включай телик, Любаня, если хочешь, — задумчиво сказал Илья, нажимая кнопки на боку телефона.

Потом вдруг бросил взгляд на Элю и спросил озабоченно:

— Эльмира Маратовна, ничего, что я при вас сижу?

Пока Эля задумчиво глазела на его широкие плечи, обтянутые серой футболкой, Любаша всё же не выдержала.

— Илюха, ты чего до Эли докопался? Тебя какая муха укусила?!

— Я боюсь, чтобы Эльмира Маратовна меня не укусила. Очень уж она… строгая. Фифа городская.

— Илюха! Прекрати! — возмущённая Любаша даже покраснела. — Ты совсем не знаешь Элю, а мелешь, что попало!

А Эле почему-то было смешно. И как-то лестно, что ли, от того, какую реакцию она вызывает у этого Ильи. Ну просто первый класс вторая четверть. Ещё бы портфелем по голове дал или за косу дёрнул, да нет у неё косы. Гладкие и густые черные волосы средней длины и модно подстрижены.

Эдик любит говорить о том, что его по-доброму забавляет, «Меня улыбает». Так вот реакция Ильи улыбала Элю.

— Почему же, мы познакомились с Эльмирой Маратовной буквально пару дней назад, — он продолжал нажимать кнопки. — Она собирала смородину. И категорически приказала мне обращаться к ней лишь по имени-отчеству и на «вы». Потому что она старше меня, видите ли. Так что не обессудь, Любаня!

— Ой да, намного ли старше-то?! Всего на семь лет… — начала Любаша, но осеклась, прикусила язык и бросила быстрый взгляд сначала на Элю, потом на Илью.

— И тем не менее, — задумчиво сказал он и выпрямился. — Всё. Перепрошил, перезагрузил. Данные сохранил предварительно. Видимо, просто устал и вырубился на время телефон. Бывает. Держите, Эльмира Маратовна, всё работает.

— Спасибо огромное! — Эля вскочила, а следом поднялась Любаша. — Что я должна вам… Илья?

— Ничего. Я не делал ничего.

— Нет, ну как?..

— Пойдём, Эля! — Любаша потянула её за рукав. — Сказал, не должна, значит, так и есть. Илюха врать не будет.

— А что молчала-то о том, как с Илюхой познакомилась? — всё же спросила любопытная Любаша, после того, как Эля позвонила детям. Они сидели на кухне и пили поздний чай.

— А о чём говорить? Познакомились по-соседски. Беспардонный он, вот я и сделала замечание. А он уж раздул из этого…

— И как он тебе?

— В смысле, Любаша? Как он мне должен быть? Сосед и сосед. Молодой.

— Тридцать пять ему. Выглядит моложе просто. Не пьёт, не курит, не психует, так как один живёт, вот и результат.

— А почему ты назвала его Айболит? Он же не ветеринар.

— Потому что со всего села, да и из соседних деревень все к нему бегут с телефонами и прочей техникой, как что случится. Даже машины ремонтирует иногда. Голова очень умная у него, много всего понимает. А здоровье подкачало. Заметила, наверно?

— Что с ним?

— Ох, Эля, давняя история, но расскажу, только ты не выдавай меня, если будешь с ним говорить.

— Не выдам, да и с чего бы мне говорить с ним!

— Я же всю жизнь в этом селе прожила, родилась тут. Мне пятнадцать было, когда это случилось. Училась в школе. У леса, где барские хоромы сейчас, стояла избушка, и там жили дед Володя и баба Тася. Были они старенькие уже, бездетными прожили, хотя сами лечили травами, ездили к ним люди даже из Саратова. И вот однажды ночью к их воротам коробку подкинули, а в ней ребёнок новорождённый, мальчик. А на дворе то ли конец февраля, то ли начало марта. Как не замёрз насмерть, да собаки не нашли его! Но было переохлаждение сильное, и ножка правая очень недоразвитая оказалась. Может, потому и избавилась тварь какая-то. Искали её долго, да так и не нашли. Следы замело ночью, а видеокамер не было тогда. Хоть бы постучала в ворота! Сердца нет у людей! Бросила мальчонку и ускакала!

Месяц он в реанимации был, выходили, спасибо врачам! Как уж дед Володя и баба Тася уговорили этих с сельсовета, не знаю, но разрешили им мальчика усыновить. Ильёй назвали.

Хорошим мальчиком рос, добрым, учился хорошо, но вот с ногой беда. А люди не все добрые. Очень он переживал всегда. Да и сейчас, наверно, переживает.

Потом дед с бабушкой умерли друг за другом, а Илья уехал в соседнюю область учиться в специальный техникум-интернат для тех, у кого с детства ограниченные возможности, дом закрыл. Выучился на бухгалтера, он и сейчас работает на удалёнке, даже с саратовскими работает.

Приехал в свой дом, да не один, привёз жену. Из того же интерната, сироту, «колясочницу». Я думаю, жалел он её очень. Сердце большое и доброе у него, и сам он знает, что такое беда. У этой девушки было редкое какое-то заболевание, не жилец она была, в общем, но он делал для неё всё, что мог. До двадцати семи лет её дотянул, хотя, говорят, с этой болезнью редко кто до двадцати доживает. И вот уже восемь лет он бобылём живёт.

Дом дедов с участком у леса продал задорого барину, тому очень надо было кусок леса и речки. Купил участок рядом с нами, построился. Он ведь и дом, и баню, и всё-всё построил сам, даже без помощников. Проект только заказывал в Саратове. Очень умная голова, и руки золотые. Не обижайся на него, Эля, ладно?

Любаша вытерла платком заплаканные глаза, покрасневший нос.

— Да я и не обижаюсь, Любаша! — Эля тоже давно плакала.

Ей стало просто невыносимо стыдно за свою холодность и чопорность, и за веселье.

А ещё она подумала о том, что, хороня себя заживо, знать не знала, что такое настоящая беда и как она выглядит.

* * * * * * * *

Минула ещё неделя. Эле нравилось у Рамиля и Любаши всё больше; она уже твёрдо решила, что дождётся Рамиля, сообщила об этом решении, очень обрадовав брата и невестку.

Любаша очень весёлая и энергичная, но такое хозяйство в одиночку тащить тяжело, а Рамиль месяц дома, месяц в заезде.

В один из дней, когда они делали желе из смородины, позвонила дочь Рамиля и Любаши, та, которая живёт в Нижнем Новгороде.

После разговора с ней Любаша не на шутку задумалась. Эля видела, что той хочется поговорить о чём-то важном, но она то ли стесняется, то ли ей неудобно.

— Что, Любаша, говори давай! — улыбаясь, сказала Эля, протирая смородину через сито.

— Дочка позвонила, Алина, та, что в Нижнем живёт. Говорит, завтра приедет её свекровь, Галя. Она моя одноклассница, из этого села, но вот когда первый муж, свёкор Алины, умер, снова вышла замуж и в Минск уехала. Очень хочет увидеть меня, а приехать сюда нет возможности, так как прилетит только на неделю. Она в прошлый приезд тут была, и они с меня слово взяли, что в следующий раз я в Нижний приеду. И надо же, как не повезло, Рамиля нет дома…

— Любаша, если доверяешь мне, можешь меня оставить на хозяйстве. Меня уже даже Дик и Грей слушаются. А то что за жизнь? Так тоже нельзя — постоянно быть привязанной к месту. По себе знаю, плохая практика! Поезжай! Единственное, чего я не умею, это с фермерами вашими приезжими торговать. А тут, в селе, смогу. Ты мне прайс оставь, расскажи, что и как продавать. Я деньги буду складывать в отдельную коробочку и всё записывать, что продала.

— Да доверяю я тебе, сестрёнка! — растроганная Любаша кинулась обнимать Элю. — Вот спасибо! В который раз бога благодарю, что тебя мне послал! Хороший ты человек. Тебе воздастся, поверь!

— Да ладно тебе, Любаша! Мне и так грех жаловаться. С тех пор, как сюда приехала, всё по-другому, к лучшему повернулось, чувствую прямо. И силы в себе чувствую, и желание жить! Давай лучше билеты заказывать!