– Хватит выть, а то шею сверну, – сказал я собаке.

Щенок тявкнул и замолчал, а я вернулся домой и лег в еще не остывшую постель, однако спустя несколько минут глупая собака снова начала выть.

Тогда я вернулся и сделал то, что пообещал. Вот только действовал не слишком осторожно, и меня заметил сосед, который вышел покурить. Он схватил меня за шиворот и, ругаясь, потащил к дяде.

Сонный и пропахший табаком и спиртом, дядя не сразу понял, что говорит сосед, но, проследовав за ним и увидев мертвую собаку, отвесил мне пощечину и в сердцах бросил:

– Да лучше бы ты помер вместе со своей матерью, чудовище! Будь добор, облегчи мою жизнь: сходи и убейся где-нибудь!

Сказав это, он вернулся в дом и заперся. Я же, постояв над телом щенка и толком не понимая, что плохого я сделал, развернулся и пошел к пруду, что раскинулся на краю деревни.

Убиться, так убиться, подумал я. Такого я еще не пробовал.

У пруда меня застал рассвет. Солнце только начало вставать из-за леса. Я представил, как прыгаю в пруд, как прохладная вода поглощает меня, и я больше никогда не смогу увидеть ни рассвет, ни закат.

У нормальных людей возникло бы сожаление, появился бы страх за свою жизнь, и они бы передумали умирать, но не я. Я ничего подобного не ощутил, и поэтому решительно прошел по мостику и упал в темную воду, поддернутую тиной.

Я не сопротивлялся. Позволил воде принять меня и утянуть на самое дно пруда. Но вдруг вместо того, чтобы тонуть, я начал всплывать. Какая-то неведомая сила схватила меня и потянула наверх.

Очутившись на суше, я откашлялся и открыл глаза. На меня смотрела девочка примерно моего возраста, может, чуть старше. С ее темных коротких волос капала вода и попадала на мое лицо.

– Живой? – спросила она.

– Да, – хрипло ответил я.

– Ну и слава богу! – выдохнула девочки и легла на землю рядом со мной. – Меня Алей зовут. А тебя?

Впервые кого-то интересовало мое имя. На мгновение я даже растерялся, а затем сказал:

– Демид.

Аля жила в городе. Она родилась в деревне, но вскоре ее родители переехали, и теперь привозили девочку иногда погостить летом у бабушки. Именно поэтому я никогда ее раньше не видел среди детей, но, даже если бы и увидел, она бы меня не заинтересовала. Ведь она бы тогда не смогла спасти мою жизнь.

Не могу сказать, что привязался к Але или что она мне понравилась, но интерес к ней у меня появился. К тому же, она пояснила мне много того, что категорически нельзя делать. Например, убивать себя, людей и домашних животных.

Первые несколько лет мы каждое лето проводили вместе, но однажды она не приехала. Ее бабушка Шура сказала, что Аля захотела в лагерь, но на следующее лето она точно приедет.

Баба Шура не соврала, и Аля действительно приехала, но не одна, а с подругой. Обо мне она даже не вспомнила и целыми днями веселилась на пруду с подругой. Я же наблюдал за ней издалека, решив не подходить к ней первым.

В старших классах она еще несколько раз навещала бабушку, и даже улыбнулась мне однажды, когда мы повстречались на дороге, ведущей к пруду. Мне бы тоже ей улыбнуться, как я учился перед зеркалом, но в тот момент все вылетело у меня из головы, и я лишь угрюмо кивнул ей, потупив взгляд.

В то лето я узнал от бабы Шуры, что Аля поступила в университет. После этого я решил, что через год перееду в город и поступлю туда, где учится Аля. Так я и оказался там, где был сейчас. Вот только Али здесь уже не было…

– Последний шарик! – воскликнула Катя, вырвав меня из воспоминаний. – И все готово!

Я показал ей большой палец и принялся собирать пустые пакеты и коробки от игрушек. Катя же взялась подметать пол, который был усеян блесками и опавшими елочными иголками.

Закончив с уборкой, я попрощался с Катей, которая осталась ворковать с детьми, и отправился домой.

Несмотря на то, что я уже второй год жил в городе, прописан я был в деревне, которая располагалась в относительной близости. Из-за этого прискорбного обстоятельства при поступлении в университет мне не выделили комнату в общежитии, а так как я не хотел жить в доме с больным и раздражительным дядей-алкоголиком, то у меня был всего один вариант: снимать жилье. Стипендия была маленькой, поэтому мне пришлось найти себе подработку, чтобы оплачивать однушку на окраине города, которая не видела ремонта со времен Брежнева.

Ко всему прочему, я еще находил время на волонтерство, потому что вычитал в одной книге про алекситимию, что это может быть весьма полезно таким людям, как я. Вот уже почти два года прошло, а пользы я пока не ощутил. Возможно, она скрытая, и понять, есть ли она, я так никогда не смогу. Именно эта мысль не давала мне бросить эту безвозмездную деятельность.

С самого детства мне нравилось планировать весь свой день и четко следовать расписанию. Сначала я составлял его на бумаге и по часам приступал к выполнению того или иного действия. Позже в плане появились расчеты: за сколько я дойду до определенного места, сколько там пробуду и во сколько вернусь. Мне нравилось складывать, вычислять, делить и умножать. Наверное, именно поэтому я выбрал физико-математическое направление.

К двадцати годам весь мой дневной план легко умещался у меня в голове, и ровно через пятьдесят шесть минут мне надо было позвонить по видеосвязи клиенту, который заказал у меня несколько проектов по физике.

От детского сада до моего дома было тридцать две минуты пути неспешным шагом, а значит, я успею зайти в продуктовый и купить что-нибудь на ужин.

Обычно мои планы никогда не срывались – я четко следовал графику и старался не выбиваться из него. Однако в этот день случилось то, чего я никак не мог просчитать.

Прямо перед магазином зазвонил телефон. На экране, мокром от растаявших снежинок, отразилось имя абонента – Дядя Слава.

Я принял вызов и поднес динамик телефона к уху. На том конце провода раздался голос, совершенно не похожий на дядин.

– Демид? Это ты? – скрипуче произнес кто-то.

– Я. А кто спрашивает?

– Баба Шура, Алина бабушка. Помнишь?

– Помню.

Конечно, помню. Единственный взрослый в деревне, кто хорошо ко мне относился. Аля часто приводила меня к себе домой, и баба Шура, сетуя на мою худобу, кормила меня щами, вареной картошкой и соленой килькой. Вкуснее еды я в жизни не ел.

– С Алей что-то случилось? – спросил я первое, что пришло мне в голову. Тот факт, что баба Шура звонила с дядиного телефона, как-то ускользнул от меня.

Раньше Аля училась со мной в одном университете, только на кафедре русского языка и литературы, однако пару месяцев назад она вдруг забрала документы и куда-то исчезла. От ее подруг я позже узнал, что Аля уехала учиться заграницу.

– Нет, с чего ты взял? – удивилась баба Шура.

– Не знаю, – честно ответил я.

Снегопад усиливался и, так как на улице было ноль градусов, снежинки оседали на мне и превращались в воду. Тряхнув уже изрядно намокшей головой, я шагнул под козырек магазина.

– С дядей твоим несчастье случилось, – прискорбно произнесла баба Шура. – Упился до смерти, идиот этакий. Ох, упокой, господь, его душу!

– Вот как. – Я выставил руку вперед, и на нее упало сразу несколько снежинок, которые растаяли в мгновении ока, несмотря на мои озябшие руки.

– Приезжай на похороны. Они завтра.

– Это обязательно? У меня учеба.

– Надо проводить дядю в последний путь, Демид. К тому же, это твой последний кровный родственник.

– Раз надо, то я приеду, – согласился я, глядя на усиливающийся снег. Неужели, в этом году к праздникам вокруг будет белым-бело? Аля любит снег, и любит Новый год.

– Хороший мальчик, – довольно произнесла баба Шура. – Мы будем тебя ждать.

Она отключилась, и я так и не успел спросить у нее, кто такие «мы».

Автобус, пыхтя, остановился у покосившейся остановки. Я закинул рюкзак на плечо и покинул теплый салон, шагнув в декабрьский холод. В городе снега было мало, и зима совсем не чувствовалась, зато здесь все было белым-бело, и холод ощущался значительно острее.