Наконец, глубоко за полночь, когда в квартире Титова стихают музыка и посторонние голоса, разворачивается стремительная кульминация этого длинного декабрьского дня. Ева подходит к Адаму вплотную, и он, опуская ладони ей на талию, настороженно хмурится и вопросительно приподнимает одну бровь.

– Адам, – ее голос звучит мягко и протяжно.

Она снова это делает – смакует его имя.

– Как я смотрю, ты сегодня в ударе? Что-то случилось? Дома? – старается не выдать волнение ни вербально, ни визуально.

 Конечно, Исаевой не нравятся его вопросы. Ее взгляд темнеет, а голос становится на несколько тонов ниже.

– Сегодня я в поисках крови. And… I am very hungry[1].

Титов с опаской прищуривается. Он сам готов ее сожрать.

– Ты хочешь моей крови, Ева?

– Очень, Адам.

«Очень…» – эти звуки из ее губ срывают ему башню. Но это так приятно и заманчиво, что он повторяет, в надежде, что она сделает то же самое.

– Очень?

– Очень-очень.

– Ммм… – закусывает свою губу, впиваясь взглядом в ее рот.

И когда ее язык скользит по этой мягкой манящей плоти, совершает аналогичное движение своим языком.

Исаева усмехается и, отстранившись, проходит в ванную комнату. Он следует за ней. Сглатывает, наблюдая за тем, как она склоняется, чтобы заткнуть сточную пробку. В таком положении ее бедра кажутся округлее, а талия, напротив, еще тоньше. Ягодицы выпирают, натягивая ткань темных джинсов до упора.

Адам глубоко вдыхает и, пересекая помещение, прижимается к ее заднице пахом. Когда Ева прогибается и мягко стонет, он прекрасно представляет, какое желание ею завладевает. Откидывая голову назад, она выпрямляется, и Титов прижимает ее спину к своей груди. Вдыхает ее запах и шумно сглатывает.

Но Исаева снова выскальзывает из его рук. Оборачивается и долго смотрит ему в глаза. В ее взгляде не плещутся привычные дерзость и азарт. Она выглядит так же, как в ту ночь, когда Титов тайно пробрался в ее спальню, будто находится в замешательстве. Словно не знает, как вести себя с ним.

И Адам тоже не знает. Он все еще не понимает, как жить с теми чувствами, что у него к ней появились.

Титов пьян, взволнован и возбужден. Это не самое лучшее сочетание. Вот только он не может находиться рядом с Исаевой и не касаться ее.

Делает шаг. Смотрит на Еву сверху вниз. Она намного ниже ростом. По комплекции и физической силе значительно ему уступает. Но, черт возьми, все-таки она его превосходит.

– Ты должен выйти. Я хочу принять ванну, – указывает на парующую в эмалированной чугунной емкости воду.

А он хочет ее руки на своем теле. И ее губы тоже.

Обхватывает лицо Евы ладонями. Ведет рукой от лица к затылку. Слегка зажимает волосы, устанавливая непрерывный зрительный контакт. Без предупреждения врывается в ее душу глазами. Вкладывает в свой взгляд всю силу своих эмоций. Без фильтров и привычной лжи.

[1] I am very hungry – Я очень голодна.

Исаева теряется, пытаясь сместить свой взгляд. Закрыться. Но Адам прижимается своим лбом к ее лбу, и она вынужденно встречает этот контакт. Смущается, злится и… задыхается.

– Эва. Ты – моя.

– Нет… Не твоя, Адам.

Только голос выдает ее волнение.

– Моя.

Она не хочет этого слышать. Это неправда.

Но Титов не ходит обходными путями, он лезет напролом. Скрепляет свои слова голодным поцелуем. Это происходит настолько нагло. Настолько уверенно и грубо. Выжигает право собственности, словно клеймо.

Веки Евы вздрагивают и опускаются. Все чувства, что до этого были присыпаны фальшью, всплывают на поверхность.

И она, пропади все пропадом, отвечает. Пугаясь того, с какой силой колотится в груди сердце. Наслаждаясь тем, как приток крови согревает кожу, заставляя ее, в прямом смысле слова, пылать.

Еще чуть-чуть. Еще один день. Всего один день. Это не зависимость. Это не болезнь. Она не заболеет. Нет.

Всасывает губу Адама, его язык. Сплетает со своим, наслаждается этим влажным и горячим трением. Его вкусом. Слышит и чувствует, как он стонет.

– Ты моя, Эва, – не отстраняясь, снова заявляет Титов.

– Я могу это сказать… – сдается девушка, желая лишь одного: чтобы он перестал это повторять. – Только это не будет правдой.

Адам хочет, чтобы это было правдой. Но, если это все-таки невозможно, он хочет, чтобы Ева просто произнесла эти слова. Даже если они будут лживыми.

Последняя мысль вызывает в нем гнев и отторжение. Куда он катится, черт возьми? Он ненавидит лицемерие. Это охр*нительно жалко. Это худшее, что может между ними быть.

Удерживая девушку, отводит взгляд в сторону. Сердито и шумно выдыхает.

Внутри его сильного тела все дрожит, как он ни пытается вернуть себе контроль.

Нет, ему не нужна фальшивая Исаева. С ее игривым притворством. Хочет ее другую. Настоящую. Дрожащую в его руках.

– Мне нужно искупаться, пока не остыла вода…

«Тебе, что?..»

Не давая закончить фразу, Титов поднимает Еву на руки и опускает ее в воду.

– Ваша ванна, миледи, – тяжело выдыхает.

Исаева некоторое время испытывает шок, наблюдая за тем, как промокает грубая ткань джинсов, и как вода ползет выше, по тонкому шелку топа. До основания вшитых в него чашечек.

Отбрасывая потяжелевшие от влаги волосы за спину, психует. Вылетает из стойкого равновесия. Сердито рычит и бьет по воде руками.

– Это, мать твою, Титов, охр*нительно опрометчиво с твоей стороны!

Он смеется. Только потому, что ее вид действительно его забавляет. А Ева вскакивает, забрызгивая все вокруг. Врезается в него телом и, обхватывая руками за шею, повисает на нем. Одежда Титова стремительно намокает, но его волнуют лишь сияющие глаза девушки и ее теплое мокрое тело.

– Адам…

– Да, Эва?

Ухмылка исчезает с его лица, когда она тянется к нему губами. Страстно целует. Только Исаева, угрожая ему, дарит самые лучшие ощущения, которые он когда-либо в жизни испытывал.

Она знает, что делает. А Титов всеми силами старается не отдаваться этим ощущениям без остатка.

Потому что Ева, пора это признать, способна разорвать его сердце.

Она подгибает коленки и тянет Адама в ванну, и он, не раздумывая, ступает за борт. Садится и, широко расставляя ноги, устраивает между ними Еву. Она приподнимается, не разрывая поцелуя. Задирает и стягивает с него футболку. Ласкает ладонями напряженные мускулы.

Его тоже переполняет нестерпимое желание содрать с нее одежду.

Потянув верх ее топа вниз, обнажает округлую грудь. Прикасается большими пальцами к соскам. Трет их и наслаждается потяжелевшим дыханием Евы. Приподнимая ее, касается одного из сосков губами. Лижет его и всасывает. Чувствует, как тот затвердевает, и слышит, как Исаева вскрикивает и протяжно стонет. Пытается ухватиться за слишком короткие волосы на его затылке и что-то беспорядочно бормочет.

Он хочет ее. Он не может остановиться. Да и не собирается…

Расстегивает ее джинсы и пытается скатить мокрую ткань с ее бедер вместе с бельем. Помещение переполняется всплесками воды, тяжелым дыханием, стонами, хрипами и идущим от этих звуков эхом. Не отрывая друг от друга губ, они обоюдными усилиями избавляются от нижней части Евиной одежды.

Рука Адама тут же тянется к ее промежности, раскрывает пальцами мокрые складочки – Исаева извивается и стонет. Ее тело дрожит от волнения, пока она шире раскрывает бедра, позволяя ему ввести внутрь себя палец.

– Господи… Адам-м-м… Пожалуйста…

Он ласкает ее пальцами, но они оба хотят большего.

Только в ванной, на самом-то деле, не очень удобно заниматься сексом. Титов все еще находится в своих мокрых джинсах и не представляет, как их быстро снять с Евой на руках.

Расплескивая воду, выбираются обратно. Вода летит и льется на коврик, бежит по кафелю, но, конечно же, их это мало заботит.

Адам расстегивает ремень и спускает джинсы, а Ева внезапно опускается перед ним на колени.