Мари едва держалась на ногах. Внутри нее бушевало множество чувств: отчаяние, счастье, возмущение, надежда и сомнения. Она не могла произнести ни слова, ее губы дрожали.

– Я хочу поднять свой бокал за замечательную Луизу Хофгартнер и ее великие произведения!

Она увидела сверкающий хрусталь в руке Пауля, его торжествующую улыбку, адресованную залу, которая была ей так хорошо знакома. Послышался звон бокалов, аплодисменты становились все громче и громче, раздавались даже отдельные крики «Браво». Фотограф пробирался со своей камерой сквозь толпу, расталкивая людей, прося их освободить место. Пауль все еще улыбался, отвечал на вопросы, пожимал руки, и люди, обступившие его, закрыли Мари обзор.

Внезапно Китти оказалась рядом с ней, обняла и поцеловала в обе щеки.

– Разве он не был великолепен, наш Пауль? О, он такой замечательный оратор. Как он там стоял! Такой спокойный, уверенный в себе. Скажи что-нибудь, Мари! Скажи что-нибудь, наконец! Он сделал все это только ради тебя. Вчера он ужасно поссорился с мамой.

– Пожалуйста, Китти, – стонала Мари. – Я… я бы хотела стакан воды.

– О, господи! – воскликнула Китти, обняв Мари за плечи. – Идем скорее к буфету, ты сможешь сесть, а я принесу тебе воды. Это выбило тебя из колеи, не так ли?

– Немного, – вздохнула Мари.

Она последовала за Китти в конец зала, где для пожилых посетителей стояло несколько стульев. Но через пару шагов она остановилась. Разве это не Пауль пробирался сквозь толпу? Он идет к ней? На мгновение она растерялась – ее замешательство было еще слишком велико. Но Пауль не подошел к ней, он направился к выходу и сразу исчез из зала.

«Я должна быть рядом с ним, – подумала Мари. – Сказать ему, что никогда не требовала от него этих слов. Что я безмерно восхищаюсь им. Но в присутствии всех этих людей…» Внезапно она испугалась, что может быть слишком поздно. Он ушел. Куда? Обратно на виллу? Разозлившись и разочаровавшись в ней? Или, возможно, он все еще где-то здесь, на территории художественного союза?

– Вот твоя вода, Мари. Садись рядом со мной. Сейчас появится какой-нибудь стервятник из прессы…

– Спасибо, Китти. С журналистами пообщаюсь позже. Пожалуйста.

Она повернулась и побежала к выходу. Ее звали знакомые, что-то кричали вслед, но она не обращала внимания и бежала не останавливаясь. На улице уже стемнело, зажглись уличные огни, из окон домов лился свет, были видны очертания припаркованных машин. Куда он побежал? Почему он так торопился? Она посмотрела в сторону освещенного павильона, который сквозь ветви в темном саду выглядел, словно клетка, полная светлячков. Может быть, он там? Внезапно она испугалась, потому что по сумеречной аллее сада к ней бежал мужчина. Увидев ее, он замедлил шаг и наконец остановился.

– Мари. – Она была ошеломлена. Неужели это был волшебный вечер чудес? – Прошу прощения. – Он снял шляпу и при этом казался таким же растерянным, как и она. – Я, конечно, хотел сказать – фрау Мельцер. Вы меня еще помните?

Она сделала шаг вперед и посмотрела ему в лицо. Невероятно. Это действительно был он.

– Роберт… Я хотела сказать – господин Шерер. Вы здесь, в Аугсбурге?

– Как видите.

На мгновение они нерешительно замерли друг перед другом, Мари чувствовала его восхищенный взгляд и поняла, что он все еще помнит ее помощницей на кухне.

– Я… я, к сожалению, опоздал. Не могли бы вы сказать, где можно увидеть фрау Бройер?

– Китти? Да, конечно. Она только что была в буфете. – Он торопливо поблагодарил и хотел уйти, но Мари остановила его. – Возможно, вы… видели моего мужа? Я имею в виду Пауля Мельцера.

– Господин Мельцер? Да, я знаю, что он ваш муж. Он сейчас в павильоне.

– Большое спасибо.

Они кивнули друг другу и пошли каждый к своей цели.

Что за наваждение, подумала Мари. Грезы. Сон летней ночью в середине мая.

Она раздвинула ветви кустов и подошла к павильону через лужайку. Трава была влажной, заросший сад благоухал душистым ясменником и цветущим клевером, теплой землей и смолой можжевеловых кустов. Отсюда за стеклянными окнами можно было видеть посетителей. Они проходили мимо выставленных картин, иногда останавливаясь, показывали пальцами и разговаривали друг с другом.

Мужчина подошел вплотную к стеклянному окну и уставился в тускло освещенный сад. Это был Пауль. Она видела его светлые волосы, руки, непроизвольно опустившиеся на стекло, как будто он хотел его отодвинуть, серые глаза, устремленные на нее. Когда она сделала движение, он внезапно исчез.

Хлопнула дверь, она услышала его шаги, и ее сердце беспомощно забилось. В эту чарующую летнюю ночь она не смогла бы устоять перед ним, особенно здесь, в этом темном саду, который пах сладким запахом плодородия…

– Мари.

Он был рядом с ней, ожидая реакции, его дыхание было торопливым и возбужденным. Еще до того, как Мари поняла, что хочет сказать, она начала говорить:

– Пауль, это было ошеломляюще… Я даже не знаю, что сказать. Я все еще в замешательстве.

Она почувствовала, как ослабло его напряжение. Неужели он боялся, что она рассердится на его выступление? Теперь он выглядел бесконечно счастливым.

– Мне потребовалось много времени, чтобы понять, Мари. Прости меня. Твоя мать – одна из нас. – Внезапно слезы побежали по ее щекам. То, что так долго мучило ее, наконец-то исчезло. Она была свободна, и теперь, когда он обнял ее, она улыбнулась ему сквозь слезы. – Я люблю тебя, Мари, – услышала она знакомый голос. – Вернись ко мне. Пожалуйста, вернись…

Он даже не осмелился поцеловать ее. Просто крепко прижал ее к себе, словно опасаясь, что в следующий момент она снова убежит.

– Пауль…

– Пожалуйста, Мари.

– Прямо сейчас?

Он слегка оттолкнул ее от себя и увидел, что она дразнит его. Его глаза засверкали от счастья.

– Что еще? – воскликнул он, схватив ее за руку.

Эти призрачное сумеречное состояние перед пробуждением. Проплывающие мимо образы, ощущение невесомости, парения, небо пастельных тонов. Мысли, крутящиеся в голове, которые растворяются и уплывают, как легкие нити, пение птиц, приветствующих утро. Мари обхватила подушку и удобно повернулась на другой бок.

– Ты проснулась?

Она почувствовала его нежную руку на плече, в волосах. Он погладил ее по шее, пощекотал ухо, скользнул двумя пальцами по подбородку, вниз по шее.

– Что ты делаешь? – засмеялась она.

Он взял ее за другую руку, и когда она перевернулась на спину, его уже было не остановить. Пауль, мужчина, которого она любила, мужчина, которого она желала, мужчина, который так страстно овладел ею прошлой ночью. Да и сама она уже почти не понимала, что делает, она зажимала рот углом подушки, потому что стыдилась своего желания. В соседней комнате спала свекровь, а с другой стороны была комната Лизы и Себастьяна.

Теперь, ранним утром, он занимался с ней любовью не спеша, смакуя нежные прикосновения, которые, как он знал, были ей приятны, отдаваясь ее ласкам. Она чувствовала, как сильно ему приходилось сдерживать себя, чтобы как можно дольше продлить это приятное занятие.

– Осторожно, моя дорогая. Ты оставила меня одного слишком надолго, это опасно. Мари!

Несмотря на все их усилия, игра закончилась быстрее, чем они надеялись, но опьянение, охватившее обоих, было сильнее, чем накануне, и длилось дольше. Некоторое время они лежали неподвижно, представляя, что они – одно целое, два существа, слившиеся воедино, две души, обнимающие друг друга в порыве любви. Затем в детской комнате раздался требовательный голос самого младшего жителя дома, и они, улыбаясь, посмотрели друг на друга.

– Есть преимущества в том, что наши дети уже взрослые, – заметила Мари.

– О, я не против начать все сначала.

– Опять двойняшки? – засмеялась она.

– Может быть, и тройняшки.

Они смеялись вместе, поворачивались на бок, не отпуская друг друга. Пауль убрал волосы с ее лица, шептал, что она прекрасна, целовал в кончик носа, в губы. Из соседней комнаты слышался резкий голос Лизы. Она ругалась на няню, Себастьян пытался ее успокоить и был решительно отстранен. Он смирился с этим и замолчал.