Я даю волю своим эмоциям, осевшим внутри, а сама понять не могу: слёзы радости это или слёзы полнейшего разочарования.

– Прости меня, – Анастасия сама хлюпает носом. – Я говорила! Говорила ему, чтобы он предупредил тебя обо всём, но он упрямо верил, что до этого не дойдёт. Он не хотел тебя пугать, а потом было уже нельзя. Он не мог, – прерывисто говорит она одними загадками. – Диана, я ждала твоего звонка целых четыре месяца! Я спала в обнимку с телефоном! Всё боялась пропустить звонок, но… – осекается она, громко сглотнув, и продолжает шёпотом: – Боюсь, что теперь уже поздно.

– Ты о чём? Что поздно?

– Устраивать побег.

– Побег?

Меня неслабо передёргивает от навязчивой мысли, что всё это могло закончиться намного раньше, если бы я придала значение словам Эмира. Если бы вместо того, чтобы суткам напролёт жалеть себя, я по косточкам разобрала бы детали того вечера.

– Эмир разработал план побега на тот случай, если вам придётся спасаться бегством от Каплана, но нарисовалась другая проблема. Намного серьёзней, чем Каплан! Диана, о тебе теперь знает весь город. Эмир не был готов к такому масштабу бедствия. У него не было запасного плана. Прости, но я не знаю как теперь тебе помочь, – её голос сходит на жалостливый писк. – Почему? Почему ты не позвонила мне раньше? Почему, Диана!

– Не знаю, это сложно для меня. Всё это… – задираю голову, чтобы придержать потоки своих слёз, – это очень не просто, Ана…

– Понимаю, – от её тягостного вздоха хрипят динамики.

Я поднимаюсь на нетвёрдые ноги, придерживаясь за керамическую стену.

– Но у меня появилась возможность бежать. Рифат, можно сказать, только что прогнал меня из своего дома!

– Серьёзно? – в удивлении переспрашивает, на что я "угукаю". – Дай мне минуту! Я тебе перезвоню!

Анастасия сбрасывает вызов, а я вдруг начинаю жалеть о том, что позвонила ей. Она ведь передаст весь наш разговор Эмиру, а я не хочу. Не хочу искать у него помощи. Отныне я не могу верить человеку, который с непоколебимым хладнокровием смотрел на то, как я теряю нашего ребёнка.

Эмир

Четыре месяца назад

Голова моя безвольно болтается. Я едва могу поднять её, а она снова заваливается вперёд, зависает в воздухе. Она трещит, гудит, словно перфоратором изнутри бурят отверстия. Она ломится на части.

Все мысли в ней переворачиваются, путаются, закручиваются в вихревом потоке.

В ушах звенит до тошноты. Меня мучает невыносимая жажда.

Ощущаю, как по виску скатывается что-то липкое и тягучее. Это что-то каплями падает на мои неподвижные ноги, которых я практически не чувствую.

Я бы мог предположить, что от духоты в помещении, где я сейчас нахожусь, с меня ручьём стекает пот. Я бы мог списать все эти симптомы на жуткое похмелье, но дело в том, что я не пью.

Всё это следствие удара, полученного мною по голове. В ней дыра и из неё, судя по запаху, который я не спутаю ни с чем, на мои ноги сейчас струится кровь.

На меня напали в собственном доме. Меня вырубили, и я понятия не имею сколько времени находился в отключке.

На какое-то мгновение я потерял бдительность. Забылся и позволил себе допустить непростительную оплошность, за что в итоге поплатился.

Я задыхался от собственной агрессии, я чувствовал как теряю контроль над собой, как мутится мой рассудок, как стремительно во мне просыпается жажда крови, потому что ни о чём другом я думать больше не мог, кроме как о словах Софии, и о непоправимых последствиях, к которым они могут привести.

Я всерьёз решил убить её..

Убить Софию прежде, чем она разболтает всё Каплану. Я хотел запереть Диану в комнате, чтобы она не увидела в какое чудовище я могу превратиться, вновь подняться на третий этаж и оборвать её ничтожную жизнь. Я даже в красках успел представить как это сделаю. Без сожалений, и глазом не моргнув. Я едва не взял грех на душу, только ради того, чтобы до Каплана не дошла вся правда.

Мне не дали этого сделать. Я успел лишь ключ в замке провернуть, а следом меня жёстко вырубили.

Силюсь открыть слипшиеся веки, чтобы взглянуть в глаза тому, кто осмелился это сделать со мной.

Я слышу его нервное дыхание, слышу тяжёлые шаги, наматывающие круги вокруг меня, но сам не могу даже пальцем пошевелить.

Руки затекли, поскольку они неизвестно сколько времени были перевязаны у меня за спиной. Узлы настолько тугие и прочные, что кевларовая верёвка буквально врезалась в кожу на запястьях.

Мысль о том, что Диана сейчас находится в опасности, заставляет меня моментально прийти в чувство.

Перед собой мне сначала удаётся увидеть только мельтешащее размытое пятно.

Не обращая внимания на болезненную пульсацию в висках, я несколько раз моргаю, чтобы поймать фокус. Зрение восстанавливается и тогда я спичкой вспыхиваю, рассыпая вокруг искры яростного пламени, но вместе с тем не могу понять истинную причину, по которой вижу именно его, а не кого-то другого.

Хоть кто, но только не он…

– Что ты… – у меня не находится слов. Я на мгновение зависаю, исподлобья глядя на возвышающегося надо мной брата. Горечь сглатываю, руками дёргаю, пытаясь ослабить узел. – Назар, что ты стоишь? Освободи меня!

А он будто и не слышит меня вовсе. Не двигается. Стоит напротив, изображая из себя статую, и бездействует. Его пустой взгляд обращён сквозь меня, словно я насквозь просвечиваюсь.

Осматриваюсь по сторонам. Мы в пустующей комнате второго этажа. Я руками и ногами привязан к металлическому стулу, а на брюках моих действительно запёкшаяся кровь.

Снова поднимаю взгляд на Назара и вижу то, на что сразу не обратил внимания. Его внешний вид… Он сильно помят: на челюсти ссадины и кровоподтёки, губа разбита, а в глазах страх и бессилие. Только основываясь на увиденном, могу сделать вывод, что моего брата поработили.

Сам бы он до подобного не додумался никогда. Он не такой. Назар и мухи не обидит…

– Что произошло? – осмеливаюсь я задать вопрос, а он молчит, мысленно находится где-то не здесь. – Послушай, если ты причастен к этому, то постарайся объяснить мне, – и снова я натыкаюсь на глухие стены, в ответ никакой реакции. Моему терпению приходит конец: – Назар, твою мать! Где Диана? Где она, я спрашиваю?!

Назар наконец возвращается в реальность. Он вынимает из-за спины пистолет с глушителем, присаживается на стул, стоявший напротив меня.

Брат удивляет. Он где-то научился пользваться оружием. Со знанием дела Назар наводит на меня пистолет, а потом демонстративно кладёт его на свои колени. Приклад весь в крови, а значит им он и вырубил меня.

Эх, братишка. Что же ты творишь…

– Где Диана? Там же, где ты её и оставил. Она в твоей комнате. Я её не трогал… Пока что. Но всему своё время. И до неё я доберусь.

Этих слов было бы вполне достаточно для того, чтобы сорваться с цепи и перегрызть Назару глотку, если бы я не был прикован к стулу.

Я разгневан, я взбешен до такой степени, что сиденье подо мной начинает плавиться, но нет от этого никакой пользы. Дёргаясь на стуле как эпилептик, я лишь доставляю себе боль, а Назару чувство превосходства над собой.

– Только тронь её, ублюдок! – злобно цежу я, брызжа слюной. Я искренне не понимаю в кого мой брат мог превратиться. – Развяжи меня! Сейчас же!

Назар склоняется над дорожным баулом, лежавшим на полу возле его ног. Раскрыв молнию, он достаёт изнутри хозяйственный скотч, надрывает, зубами перегрызает полоску и заклеивает ею мой рот. За секунду. С отточенным мастерством, что я и опомниться не успеваю.

– А теперь буду говорить я, – угрожающе он проговаривает, ставит локти на колени. Он потирает свою взмокшую шею. Абсолютно в каждом его движении я различаю нервоз. – Ты слушаешь и соглашаешься на все мои условия. Пойми, всё зашло слишком далеко. Я не думал, что дойду до такого, но я вынужден, – он корпусом ко мне ближе наклоняется, в глазах его мольба и скорбь. – Братишка, он шантажирует меня. Он нашёл рычаг и теперь пытается дёрнуть за него. Прости, я ничего не могу поделать.