Джилл сидела за дальним столиком не принаряженная, рассматривала свои ноги в тапочках. У нее не достало ни денег, ни изобретательности, чтобы придумать и раздобыть костюм, и ей было горько оттого, что она оставлена за бортом. Мария нашла для нее кошачьи ушки; Джилл ушки надела и разрешила Марии карандашом для глаз нарисовать на себе усики. Мария с самым серьезным видом прикладывала линейку к щеке Джилл, чтобы ус получался прямым. В Джилл затеплилась лукавая благодарность.

– Угадаешь, кто я? – спрашивала она Боба. – Я – котик.

В одиннадцать утра к Центру подъехал автобус, и внутрь хлынул поток ряженых детей в хэллоуинских костюмах. Мария организовала этот приезд благодаря знакомству в соседней начальной школе; за день до события она описала его Бобу как встречу двух групп, которые находятся на противоположных концах жизненного спектра.

– Вот юные люди с их историями, до них никем не написанными, а вот все вы, с вашей накопленной мудростью, оглядываетесь назад. Чем плохо, что вы встретитесь посередине и установите связь?

Оптимизм ее был искренний и сердечный, но все же Боб сомневался, что эксперимент даст благоприятные результаты.

Стариков попросили занять стулья, в длинный ряд расставленные по центру Большой комнаты. Каждому выдали по пакетику конфет, чтобы раздать их детям, которые встали в очередь и один за другим подходили к сидящим старикам и со словами “Угости или ужасну!” протягивали им свои пластиковые тыквы. Разговоры завязывались нечасто. Дети побаивались стариков, старики сердились, что их боятся. Мария, волнуясь, стояла рядом.

– Не жалейте времени, чтобы узнать друг друга получше, – наставляла она.

Лайнус, Боб и Джилл сидели один за другим в середине ряда. Перед Лайнусом возник мальчик в ярком костюме из пластика. Взгляд его, в котором угадывалось неглубокое дно, выдавал личность, смекалкой не перегруженную.

– Ну, и какой же оживший кошмар ты собой представляешь? – спросил его Лайнус.

– Покемона.

– Кого?

– Покемона. – Он указал на свернутую в рулон бумагу в руке Лайнуса и спросил: – Что это?

– Да, – сказал Лайнус, – такое ты, скорей всего, вряд ли еще увидишь. Это называется диплом. Свидетельство об окончании школы. Потому что скоро мой срок оканчивать это бренное заведение и поступать в заведение повыше.

Покемон перешел к Бобу, а перед Лайнусом встал следующий паренек, не в костюме, а в уличной одежде, к тому же не очень чистой. На вид задерганный и усталый, хриплым голосом он сказал:

– Угости, не то ужасну.

– Ты почему ж без костюма? – спросил Лайнус.

– У меня его нет.

– Почему нет?

– Потому что моя мама сбежала с моим дядей.

Лайнус гримасой изобразил Бобу “каково?” – и сказал мальчику без костюма:

– Вот уж небывалое дело, чтобы не сказать больше. По причине его небывалости я, так и быть, выдам тебе две конфеты вместо одной.

Лайнус наклонился над пакетиком, выуживая конфеты. Ненаряженное дитя, почуяв в собеседнике слабину, хладнокровно осведомилось:

– А можно мне больше двух?

– Давай не будем портить момент, малыш, – сказал Лайнус.

Он бросил две конфетки в тыкву-фонарь и махнул мальчику: проходи. Тот, передвинувшись, встал перед Бобом:

– Ты кто?

– Дракула, – отвечал Боб.

– Ты пьешь кровь?

– Бывает.

– И мою выпьешь?

– Поглядим, – сказал Боб, – зависит от настроения.

Ненаряженный перешел к Джилл.

– Угости или напугаю, – сказал он.

– Угадаешь, кто я? – спросила она. – Я – котик.

– Угости или напугаю, – не поддержал игру мальчик.

Когда конфеты были розданы, дети сбились в кучку, чтобы обсудить добычу, обменяться ею и ее поглотить. У старших застрял только тот, что был без костюма; они с Лайнусом подружились. В какой-то момент он спросил: “Можно мне потрогать твою маску?” – и Лайнус сказал, что можно. Ладошка мальчика казалась маленькой и изящной по контрасту с багровой, изрытой буграми огромной башкой Лайнуса. Ладошка легонько коснулась красной щеки. Мальчик ойкнул и – недоуменный, пораженный, испуганный – руку отдернул.

– Не боись, малыш, – сказал Лайнус, – хватани хорошенько.

Ненаряженный решился еще раз протянуть руку, взял в щепоть щеку Лайнуса и повернул складку, которую сумел ухватить.

– Да это ж твое лицо! – ахнул он и повернулся к другим детям: – Это правда его лицо!

Боб поморщился из сочувствия к Лайнусу, но тот нашел ситуацию чрезвычайно смешной и во всю глотку захохотал, а дети впали в благоговение. С этого момента и до тех пор, пока им не пришла пора покидать Центр, все они непрестанно следили за Лайнусом, восхищенно дивясь всему, что он делал и говорил. Словно подозревали, что у него под личиной таится сказочный монстр, и нарадоваться этому не могли. Детское преклонение Лайнус принял как должное, воодушевился и стал все подряд превращать в комедийную сценку. В какой-то момент притворился, что проглотил карандаш.

– Ох, да я, кажется, проглотил карандаш! – объявил он. Грянула ошеломленная тишина. Лайнус хлопнул себя по животу и сообщил: – А что, вкусный.

Взрывы детского смеха. А потом он принялся “случайно” сбивать и сбивать свою квадратную шапочку, шесть раз, семь, и каждый раз делал вид, что злится все сильней и сильней, чем вызывал еще больше вскриков и смеха.

Дети ели конфет сколько угодно, потребление не ограничивалось и не контролировалось, и уровень сахара в детской крови достиг критического предела. Мальчик в ковбойском наряде, рвано дыша, ногтями оттягивал вниз щеки, виднелись только белки глаз. Были такие, кто упал и катался по линолеуму пола. Куда делись учителя и сопровождающие? Когда было объявлено, что пришла пора игр, дети закричали, в чем можно было усмотреть проявление радости, но прозвучало оно почти как стон, мученически.

Два санитара, крупные дядьки в бледно-зеленой форме, войдя в Центр через заднюю дверь, втащили металлическую лохань, наполненную водой. Передвигались они боком, лицом друг к другу, мелкими шажками, согнув ноги, но с прямыми спинами, и оба от натуги пыхтели. Сами того не желая, они устроили настоящий спектакль: старики и дети побросали то, чем занимались, чтобы посмотреть, удастся санитарам выполнить свою задачу или же нет. Вода в лохани ходила волнами взад и вперед, зрители замерли в предвкушении, что ее выплеснет на пол. Когда же лохань в итоге установили, как было задумано, на поддон в центре Большой комнаты, и на пол не пролилось ни капли, раздались вежливые аплодисменты.

Лайнус громко спросил:

– Для чего нужна ванна? Дети что, будут меня мыть?

Он поднял руку и “помыл” у себя подмышкой; дети радостно завопили от отвращения. Он повернулся к Бобу.

– Все забываю поделиться с тобой, дружище. Помнишь двух каменщиков? Из того телесериала? Всю дорогу они морочили нам голову, но вчера наконец история разъяснилась, и угадай что? Они братья-близнецы. Заклятые враги с рождения. Неприязнь, похоже, уходит корнями в колыбель и дальше, в утробу матери.

– Состоялось ли решающее сражение? – поинтересовался Боб.

– А как же, сражение с большой буквы “С”.

– И как же они снимали его, когда обе роли играет один актер?

– Хороший вопрос, Боб, – всерьез отвечал Лайнус. – Буду рад разрешить твое недоумение. Эффект достигнут за счет нарезки кадров и монтажа. В пользу создателей фильма скажу, что они не прибегли к чучелу-двойнику, чем никого не обманешь, и не поддались на нечестные уловки новейших компьютерных технологий.

– Удалось ли с правдоподобием?

– Не всегда. Но, знаешь, удивительно уже то, что работы, созданные коллегиально, вообще доводятся до конца, не говоря уж о том, чтобы пройти публичный просмотр. Я вот так точно смотрел с упоением, что тут еще сказать.

Мария подошла к лохани, держа в руках пластиковый пакет с яблоками и загадочно улыбаясь. Когда она стала бросать в воду яблоки, в комнате все затихли. Она рассказала детям про традицию на Хэллоуин ловить в воде яблоки без помощи рук, зубами (называется она “боббинг”, и говорят, что в Англию ее завезли римляне), заключив, что любой, кто сумеет вытащить яблоко из воды, получит таинственный приз из таинственной шкатулки, представлявшей собой коробку из-под обуви, украшенную блестками и вопросительными знаками.