– Повезло! – прокомментировал Бен.

– Верно, малыш, повезло! А знаешь, Мэгги, о чем я сейчас подумала? – Резвушка повернулась к бывшей подруге. – Раз Сары Робертсон больше нет, тебе открыт путь к славе!

Мамуля недоуменно воззрилась на нее, поэтому я поспешила объяснить:

– Значит, есть возможность получить первый приз за вязание крючком.

– Не хочешь ли ты сказать, Элли, – выпрямилась Мамуля, – что я не могла бы претендовать на первое место, если бы эта., как ее… Сара участвовала в конкурсе?

– Ну что вы! Вы же просто виртуоз крючка! – Голова у меня кружилась – не то от голода, не то потому, что Джонас и Папуля, как одержимые, восторженно щупали овощную пирамиду. – Но вас не допустили бы к конкурсу, поскольку вы не из наших мест.

– Верно, Мэгги! – весело затрясла головой Резвушка. – Я и забыла, что ты приехала на недельку. Но год все равно выдался интересный. Ветераны конкурсов почти все выкинули белый флаг… вернее, откинули белые тапочки… Даже «Марфу» может выиграть сущий новичок.

Бен, большой специалист по нашим конкурсам, принялся объяснять, что «Марфу» вручают за выдающиеся успехи в домоводстве. Приз этот – мечта почти всех женщин нашей округи и очень многих мужчин, среди которых не последнее место занимает муж нашего викария, Глэдстон Шип. Он печет изумительные бисквитные кексы. Увы, речи моего ненаглядного заглушил гонг к обеду.

– Не спрашивай, по ком звонит колокол, – мрачно промолвила я в наступившей тишине, – ибо он звонит по тебе!

И мы промаршировали в столовую, чтобы насладиться обедом века.

Никогда еще за обеденным столом не сидела столь дружная компания. Увы, мои кулинарные старания не имели успеха, но, с другой стороны, еда оказалась к сожалению, не такой уж и ужасной. В ужасно плохих блюдах есть некий апломб, зато посредственные кушанья обречены киснуть на тарелке, зная, что им не ввдать ни похвал, ни заявлений, что это самый скверный обед, выпавший на долю сотрапезников.

Благослови Господь миссис Мэллой! Она постаралась поднять всем настроение, вкатив на столике большое серебряное блюдо, достойное главы Иоанна Крестителя. Но даже от несравненной Рокси нельзя ждать чудес. Вилки замерли в воздухе, когда она шлепнула на стол булочки в целлофановой обертке.

– И нечего стращать меня глазами, миссис X.! Вы сами забыли поставить круассаны в печь. Они как сироты горькие: молотили вы их, месили, а все без толку…

На этой высокой ноте миссис Мэллой под шуршание черной тафты удалилась на кухню, оставив меня демонстрировать гостям натянутую улыбку.

– А что, жратва на высоте, молодчина Элли! Джонас обсосал подливку с усов и копнул бифштекс, словно грядку с репой. Бифштекс мигом перестал притворяться, будто он беф-бургиньон.

– Случалось едать и похуже! – Папуля, как всегда, был верен истине.

За тот же самый недостаток мне, увы, приходилось критиковать его сына. Сколько раз я втолковывала Бену, что хорошо продуманная ложь порой пахнет слаще самых душистых роз. Но на сей раз Бен проявил себя рыцарем без страха и упрека.

– Все просто великолепно, дорогая! – Мой муж глянул на свою родительницу. – Согласись, Мамуля, Элли превзошла самое себя!

Застигнутая врасплох, Магдалина поднесла ко рту пустую вилку и промолвила:

– Право, Элли, не стоило так хлопотать. Тем более когда ты пытаешься сбросить вес. Мы с Папулей вполне обошлись бы тарелочкой супа или куском хлеба с вареньем…

– Да ну тебя, дорогуша! – Резвушка так и лучилась весельем. – Не помню, когда я так вкусно ела!

– Да ты и двух кусочков не проглотила! – парировала Мамуля.

– А верно! – нахмурился Папуля. – Если этот бифштекс пролежит на твоей тарелке еще пять минут, он превратится в мощи!

– Ну да, вообще-то… – Резвушка подарила мне смущенную улыбку, – я вегетарианка. Уже лет сто не беру мяса в рот. Но вы не обращайте внимания. Я всегда говорю: живи и жить давай другим, даже кровожадным трупоедам! – Гостья беззаботно рассмеялась. – Не говоря уже о невинных овечках и бедных телятках.

Просто замечательно! Мой жалкий обед возвысился до акта терроризма.

– А салат ты почему не ешь? – тигрицей накинулась на подругу Мамуля. – И эту морковку с капусткой? Тоже мне вегетарианка!

– Меня можно назвать вегетарианкой строгой веры! Я не ем овощей с тех пор, как стала их выращивать. Ты же знаешь, Исаак, – Резвушка подмигнула Папуле через стол, – как легко к ним привязаться.

– Чего-то я такого за собой не замечал, – буркнул Джонас, продолжая возить в подливке куском хлеба. – Но мы, старые холостяки, чувствительностью не отличаемся.

В награду ему достался застенчивый девичий смешок.

– Да ну вас, озорник! Ясно как день, что сердце-то у вас золотое. И почему только вас еще не охомутала какая-нибудь красотка в мини-юбке и ангорской кофточке – это выше моего понимания!

Неужели эта дама имеет виды на моего невинного младенца Джонаса?!

Пока я ужасалась, Папуля наставительно заметил:

– При таких телячьих нежностях, Резвушка, я бы давным-давно прогорел. Хотя, признаюсь, мне случалось взгрустнуть, когда я видел, как крепенький здоровый кочан цветной капусты забирают от меня, чтобы превратить его в склизкую размазню.

– Отец, ты разбиваешь мне сердце! – Бен поддел вилкой кусок мяса. – В следующий раз вызывай наряд «Гринпис», чтобы они проверили покупателей на предмет жестокого обращения с овощами.

Постная физиономия Мамули выражала глубокое неодобрение овощной теме. Не говоря уже о брокколи у нее на тарелке.

– Что бы я хотела знать, Бетти, – задумчиво промолвила Магдалина, – так это какую пищу ты вкушаешь, чтобы тело с душой не рассталось.

– Да так, кусочек того, глоточек этого… – Накладные ресницы вдвое длиннее, чем у миссис Мэллой, кокетливо затрепетали. – И каждый божий день принимаю потрясающий тоник долголетия. Ты обязательно должна его попробовать, Мэгги! Сразу почувствуешь себя на сорок лет моложе!

– Я не хочу отравиться.

– Да не будь ты такой занудой, Мэг! – укорил жену Папуля. – Может, эта штука поправит твою хворь…

– Какую хворь? – по глупости встряла я. И без того тонкие губы Мамули превратились в ниточку.

– Не хотелось бы говорить об этом за столом. Мне даже в письмах трудно об этом упоминать. Естественно, что ты и думать забыла, а в моем возрасте человек привыкает жить в мучениях. Выбора нет, мой доктор говорит, что надо идти под нож, но излечения не обещает.

– У нее с кишечником нелады! – проревел Папуля, и солонка с перечницей исполнили чечетку.

– А я и не знал…

Бен посмотрел на меня, поскольку вся переписка была давно вверена мне. В оправдание своей черствости я могла бы сказать, что при упоминании всяких интимных проблем Мамуля начинала писать микроскопическими нечитабельными буковками, словно шептала на бумаге. Хоть убей, не разобрать, о чем идет речь. Но я не успела и слова вымолвить, как на пороге возникла миссис Мэллой с вином.

Чувствуя, что Резвушка вот-вот спросит, не больно ли было винограду, пока его давили, я скоренько предложила ей попробовать настойки из одуванчиков фирмы миссис Корнишон. В конце концов, сорняк – он и в Африке сорняк. Злейший враг садовода.

– Разве что одну капельку. – Резвушка протянула свой стакан. – Мне все уши прожужжали про эту даму, которая получает первые призы за свои вина.

Бен предложил последовать примеру Резвушки. Миссис Мэллой всего раза два буркнула насчет того, что работы невпроворот, а платят ей гроши, и оделила всех винцом, поцокивая «шпильками» вокруг стола. Мамуля отпрянула от бутылки, словно Рокси собиралась ее огреть.

– Благодарю вас, я не пью.

– Чего вы там говорите? – Миссис Мэллой до краев наполнила бокал Мамули.

– Я не…

– Какой позор! Но не пропадать же добру! Тысячи людей умирают от жажды в пустынях. – Растрогавшись собственными речами чуть не до слез, моя верная домоправительница одним махом осушила бокал, протерла его фартучком и снова вернула Магдалине.