— Вы уроните ведро!

  — Черт с ним, с ведром. В колодце воды хватает,— он переложил ведро в левую руку, а правой погладил ее мягкое, округлое плечо.— Почему ты не пришла ко мне сегодня?

— Разве я должна была, сэр?

— Ты обещала.

Она оттолкнула его руку.

 — Нет, не обещала!

  Да, да, обещала! Но теперь уже все равно. Завтра придешь? — Он даже позабыл о шахте.

Они шли к дому. Джейн опустила глаза.

  — Завтра я поеду навестить отца с матерью,— она снова отвернулась, пряча улыбку.— А что скажет Том?

Молодой человек нахмурился, понимая, что ведет себя глупо.

 — Ничего не скажет— если ничего не узнает.

  Я-то знаю, вы хотите, чтобы я плохо себя вела. И притом еще водила мужа за нос!

Эйкерман чуть не ударил негодницу. Но она уже распахнула дверь со словами:

 — Том, вот и мистер Эйкерман!

Ему ничего не оставалось: он поплелся в дом с ведром в руке.

 — Поставьте воду в ванну,— сказала Джейн.— Очень любезно с вашей стороны, сэр.

Бендл не проронил ни слова. Был он среднего роста, ширококостный, полноватый, плохо выбритый. Возраст — лет сорок. На нем была пастушья куртка, штаны землистого цвета, заправленные в короткие краги, и тяжелые башмаки. Рыжие волосы на висках вились, но на макушке была лысина. Он читал газету трехдневной давности, правда, Эйкерман сомневался, чтобы при тусклом свете камина можно было что-либо разглядеть.

   — Когда солнце садится, у вас здесь, наверху, холодно,— заметил молодой человек, протягивая руки к неяркому огоньку.

   — Уж лето наступило, пора бросать топить камин. Много лишней работы,— сказала миссис Бендл, направляясь в кухню.

Эйкерман взялся за кочергу.

—  Но ведь кому-то приходится этим заниматься.

Бендл, не поднимая глаз, изрек:

   — Женщины разжигают пламя, а дураки с ним играют.

Он шумно встал и, тяжело ступая, отправился в кухню. Потом все вместе ужинали. То, чем закусывал Эйкерман, пришлось бы по душе прежним хозяевам: черный хлеб, сыр, салат с луком, молоко. Супруги Бендл пили чай. Молодого человека интересовала только определенная часть их разговора.

Завтра поутру миссис Бендл должна была выйти из дому в половине восьмого, чтобы успеть к поезду на станции Маес-ирХаф, расположенной в четырех милях отсюда. Она не знала, каким поездом вернется вечером, восьми- или десятичасовым. Бендл сказал, что будет ее дожидаться. Эйкерману сразу же пришла в голову довольно глупая мысль: улизнуть из дома на заре и дождаться Джейн на ступенях римской лестницы; но тут он взглянул на Бендла. Хозяин неплохо сказал о дураках, играющих с огнем. Обрезая корку с сыра, молодой человек почувствовал, что начинает ненавидеть Бендла. Ему были неприятны эти сильные плечи, бычья шея, квадратная голова, густые рыжие брови; его мощные челюсти работали, словно механические. С ним так просто не справишься. Он открыто взглянул на миссис Бендл. Пока что для ярости мужа нет повода.

Джейн мыла на кухне посуду, мужчины курили. Эйкерман протянул свой кисет.

 — Неплохой табак,— сказал он.— Попробуйте.

 — Вы хотите сказать, попробуйте снова.

— Это вы сказали, не я.— Молодой человек наблюдал за тем, как Бендл набивал трубку, прижимая табак коротким, толстым пальцем.— Завтра я хочу спуститься в одну из шахт Льюиса Тайверна. Наверное, в ту, что поглубже.

 — Зачем?— Бендл поднял голову.

— Любопытство. И привычка. Я немало полазил по пещерам, мне это нравится.

— Там мало интересного.

— Ну и что же? Вы пойдете со мной?

 Бендл покачал головой:

 — У меня есть дела поважнее.

Он задымил трубкой.

— У вас найдется веревка?— Эйкерман кивнул в сторону сарая.

 — Да, веревка есть.

 — Достаточно длинная?

 — Да. Веревки хватает.— Бендл заглянул в свою чашку.— Веревку я вам дам.

Из кухни донеслось пение Джейн. Эйкерман привалился к спинке стула, слушая и размышляя. Он был так поглощен, что не чувствовал вкуса табака. Сердце его колотилось, он ощущал его биение. Даже в голосе Джейн была лукавинка; колыбельная, которую она пела, была нежной и ласкающей. Пела она по-валлийски, и Эйкерман не понимал слов, но вдруг поймал себя на том, что размеренно кивает головой, в то время как Бендл, сидевший с полуприкрытыми глазами, отбивал такт трубкой.

— Спой эту песню снова,— сказал он, когда Джейн закончила.— Пой не торопясь.

Она снова спела колыбельную, а Бендл придвинулся к огню и сидел сгорбившись.

— Когда я был сопливым мальчишкой и весил не больше мешочка с гвоздями,— сказал он,— бабушка пела эту песню моей сестре, да та потом умерла.

Он принялся выбивать трубку о свою квадратную ладонь, затем встал и продул ее.

— Пойду взгляну на корову перед сном. Вы ничего не поняли из того, что пела жена,— сказал он, зажигая фонарь.— Я вернусь через десять минут.

Едва он успел выйти из комнаты, прихватив ведро горячей воды, как вошла миссис Бендл.

— Кое-что завелось у бедняжки в животе.

— Что именно?

 — Теленок, а вы что подумали?— Она засмеялась и принялась разгребать угли; округлость ее бедер стала особенно заметна.

— Что?

— Да так, ничего. День был чудесный, правда?  

— Он мог быть лучше

Она отступила на шаг.

— Как прекрасно ночью в лесу, можно лежать среди цветов и глядеть на луну.

Он так живо все это себе представил, что вскочил со стула.  

— Я готов это испытать,— сказал он пересохшими губами.

 — Только вот нет луны!

— Луна взойдет через час. Придешь?

— Как вы можете такое предлагать, сэр! Что бы на это сказал мой муж? О нет, подобного я себе позволить не могу, надеюсь, вы понимаете?

— Послушай!— Он торопливо обошел стол и встал между нею и кухонной дверью.— Прежде, чем он вернется...

— Мы не должны забывать о том, что он вернется, не так ли, сэр?

 — Если ты еще хоть раз назовешь меня сэром, в ту же минуту я совершу нечто такое, о чем мечтаю, будет при этом муж или нет. Поняла?

Он думал, что миссис Бендл подзадоривает его, но она несмело кивнула и, растерянно улыбаясь, начала поглаживать поверхность стола растопыренными пальцами.

 — Иди сюда,— приказал он.

 — Как это?

— А так, мне надоело, что ты все время увертываешься. Иди ко мне!

Едва заметно она придвинулась к нему.

— Да?

— Когда ты возвращаешься завтра вечером?

С беспокойством, как ему показалось, Джейн взглянула на дверь.

— Зачем вам знать?

— Я хочу тебя встретить. И проводить домой.

 Вы не должны так поступать,— сказала она.— Если я приеду в Маес-ир-Хаф восьмичасовым поездом, то буду идти до самого Йистрада с людьми из Мрефака.

Она взглянула на дверь.

— Тогда я подожду у входа в штольню. И помогу тебе подняться по римской лестнице.

— Вы не должны так говорить. Если мой муж войдет...  

— Что мне за дело?— Вид ее рта, шеи пьянил его.— Плевал я на него!

—  Нет, нет!

Прежде чем она успела отступить, он схватил ее за плечи. Их губы встретились, ее — полные, влажные и мягкие, его сухие, плотные и шершавые. На один миг она горячо припала к нему, целуя и принимая поцелуй, но потом резко высвободилась из его объятий:

— Нет, нет!

В этот момент в кухне звякнуло о пол ведро. Поправляя руками волосы, Джейн беззвучно выскочила в дверь, ведущую на лестницу. Эйкерман, стараясь справиться с волнением, принялся возиться с лампой на столе. Вошел Бендл.

   — Вот уж не было печали...— неторопливо сказал он.

   — Чего-нибудь недоглядели?— Эйкерман вопросительно взглянул на хозяина.

  — Вероятно. Но лучше все оставить, как есть. Где моя жена?

 — Думаю, уже в постели.— Он зевнул и похлопал себя ладонью по открытому рту.— И правильно делает.

 — Очень даже.

 — Как корова?

— С ней все будет в порядке.

— Ну, выпью стакан воды и отправлюсь спать.

В кухне, наливая воду из кувшина, стоявшего, как всегда, на сушилке для посуды, Эйкерман заметил странную вещь. Еще утром над умывальником осыпалась часть штукатурки, и теперь зеркальце для бритья, прежде вделанное в стену, было пристроепо на поле под углом. В него попадало отражение от зеркала в гостиной, а то стояло напротив края стола, возле которого они целовались с миссис Бендл. Эйкерман отпил лишь глоток, а остальное вылил в раковину. Когда он вернулся в гостиную, Бендла там уже не было.