К тому же вопрос об аррибаде атлантических ридлей запутывается еще и тем, что их близкие родственники, тихоокеанские ридлеи, следуют, по-видимому, прямо противоположной идее. Ридлеи восточной части Тихого океана откладывают яйца повсюду от Эквадора до Нижней Калифорнии. Самки выходят там почти на все пляжи, где только им удается выискать местечко чуть подальше от людей. Они кладут свои яйца не в одну корзину, по длине равную миле побережья, а в тысячи отдельных гнезд, разбросанных по двум тысячам миль пляжей. Было бы очень интересно узнать, действительно ли эти два столь разных стереотипа откладки выработались под воздействием потребности преодолеть опасности периода размножения, и если да, то в какой степени. Другими словами, в самом ли деле на развитие этих стереотипов влияли какие-то особые враги или комбинации врагов.
Даже если аррибада представляет собой всего лишь тактический прием, снижающий ущерб, который наносят хищники, понять ее механизм отнюдь не так просто. Для этого необходимо узнать еще очень много биологических факторов. Хищники — это ведь не просто статичная популяция вечно голодных койотов, стремящихся сожрать ровно столько яиц или черепашек, сколько им требуется для насыщения. Это лишь одна — и весьма малая — доля проблемы. Например, как, по слухам, ни многочисленны койоты Ранчо-Нуэво, они кажутся лишь жалкой горсткой по сравнению с прожорливыми ордами, которые в период вылупления молоди собираются у гнездового пляжа в море. Черепашек, которым удается преодолеть прибой, поджидают хищные рыбы. Морской окунь, морская форель и снук — большие любители черепашек, а у берега Тамаулипаса они водятся в огромных количествах. Кроме них есть еще и акулы и лютониды, которые бойко взметываются со дна, чтобы схватить чернобрюхую черепашку, плывущую от берега. Всевозможные бродяги-макрели торопятся к золотым россыпям черепашек и, наверное, следуют за ними, пока они не рассеятся по океанским просторам.
Собственно, мой вывод таков: хотя сухопутных хищников можно перенасытить с помощью множества кладок, сконцентрированных в одном месте, утоление голода прожорливых обитателей моря — дело совсем другое. Несмотря на опустошения, производимые койотами, число новорожденных ридлей, добирающихся до моря с той мили пляжа, на которой за два месяца до этого откладывала яйца аррибада, должно быть невероятно большим. Оно равно чему-то вроде 40000 х 100, то есть в море с этой мили пляжа в течение нескольких дней уходит четыре миллиона черепашек. И тут встает вопрос: не приманивает ли такое изобилие вкусной добычи столько хищных рыб, что даже это сверхъестественное скопление черепашек не в состоянии притупить их аппетит? Не знаю. Но подумать об этом стоит.
Возможно также, что аррибада теснится на пляже Ранчо-Нуэво просто потому, что туда ее загнали преследования и всяческие помехи, с которыми черепахи сталкиваются повсюду в других местах, и этот берег превратился теперь в единственный удобный гнездовой пляж. Популяция Ранчо-Нуэво может представлять собой остатки особой, характеризуемой массовыми скоплениями линии ридлей, которая в других районах полностью истреблена, хотя прежде ее ареал был гораздо шире. На побережье Мексики к северу от Тампико и к югу от Матаморос плотность населения крайне мала. Еще совсем недавно там можно было проехать сто миль, не увидев ни единого дома. Несмотря на койотов, до последнего времени которре на южном берегу Тамаулипаса грозило гораздо меньше опасностей, чем в любой другой части побережья Мексиканского залива.
В этом рассуждении есть одно слабое место — нет данных, которые указывали бы на то, что истребление черепашьей популяции заставляет оставшихся в живых черепах собираться плотными группами или что изъятие яиц и ловля самок на берегу вынуждают популяцию отыскивать более безопасный гнездовой пляж. На самом же деле, по-моему, происходит следующее: систематически истребляемая популяция в конце концов просто вымирает. Никакие преследования не побуждают черепах перебираться всем скопом куда-нибудь подальше от врагов, как это делают люди. Мне не верится, чтобы опасности, грозящие черепахам в других местах, могли сгонять огромные стада на один-единственный пляж, где откладывает яйца аррибада.
Я вовсе не отрицаю возможности того, что в прошлом ридлеи и в других местах Мексиканского залива выходили на пляж большими массами. Наоборот, так оно, вероятно, и было. Я уже упоминал, что на южном побережье Мексиканского залива можно повсюду услышать рассказы про то, как которры во множестве собираются в Монтепио на юге штата Веракрус. Но это — воспоминания о давно ушедших днях, а нынешняя «колония» в Монтепио исчерпывается горсткой разбросанных одиночных гнезд. В прошлом Монтепио почти наверное было местом аррибад. Их исчезновение, возможно, связано с ростом Мартин-Тустлы и Андрес-Тустлы — двух очаровательных городков в горах над Монтепио. Особенно вырос за последние десятилетия Андрес-Тустла. Вполне возможно, что ридлеи Монтепио нашли свой конец на стойках местных кабачков.
Понять смысл аррибад Ранчо-Нуэво можно было бы, если бы удалось обнаружить, откуда приплывают туда ридлеи. Но сделать это нелегко, так как взрослые атлантические ридлеи нигде в значительных количествах не встречаются. Мы с Дэвидом Колдуэллом переметили и измерили в колонии Сидар-Ки и Кристал-Ривер триста ридлей. Из них половозрелой была только одна — та самка с крупными, еще не покрытыми оболочкой яйцами, о которой я уже упоминал. На Атлантическом побережье полуострова Флорида, от мыса Кеннеди до Фернандины, ридлеи чуть крупнее, чем в Сидар-Ки. Но и там среди них, по-видимому, нет половозрелых особей.
Поскольку местопребывание взрослых ридлей неизвестно, происхождение аррибады можно было бы установить по сообщениям о замеченных в море мигрирующих стадах. Беда в том, что такие сообщения чрезвычайно редки и с их помощью ничего установить нельзя — во всяком случае, в Атлантическом океане и в Мексиканском заливе. В открытом море стада ридлей действительно встречаются, но только у Тихоокеанского побережья. Тамошние ридлеи принадлежат к другому подвиду — Lepidochelys kempt oliuacea. То, что эти ридлеи плавают стадами, только усугубляет проблему.
С той поры как мой старый друг Джим Оливер наткнулся на скопление ридлей в пятидесяти милях от Тихоокеанского побережья Мексики и остановил линейный корабль Военно-морского флота США, чтобы поймать несколько штук, я не раз слышал о подобных встречах. Стоит заговорить с моряками, плавающими между Сан-Диего в Калифорнии и Гуаякилем в Эквадоре, и вы непременно услышите такую историю. Крейсируя вдоль Тихоокеанского побережья Мексики и Центральной Америки в июле, августе и сентябре, вы почти наверное увидите стадо черепах. Не доказано, что это обязательно ридлеи. Однако во всех случаях, когда среди наблюдателей попадался человек, разбирающийся в морских черепахах, или когда можно было получить их фотографии, они всегда оказывались ридлеями. Стада эти, по-видимому, не являются едиными конгломератами, связанными стремлением отдельных особей находиться в обществе себе подобных, как, например, косяки рыб. Большинство очевидцев сообщает просто, что в течение долгого времени — иногда нескольких часов — их судно шло мимо дрейфующих черепах. Другими словами, такие сообщения ничем существенным не отличаются от подробного описания такой встречи, которое принадлежит Джиму Оливеру и остается лучшим из всего, что было об этом напечатано. Каждый раз, когда я пишу о ридлеях, я обязательно привожу отрывки из этого описания, что делаю и теперь:
«Когда мы плыли из Сан-Диего (Калифорния) в Зону Панамского канала 28 ноября 1945 года, нам на протяжении всего дня встречалось необыкновенно большое количество морских черепах. Они были затем определены как Lepidochelys ketnpi oliuacea. В этот день мы находились примерно в пятнадцати милях от берега мексиканского штата Герреро. Мы шли на юго-восток со скоростью пятнадцать узлов. Море было удивительно спокойным — не было ни ветра, ни зыби. Мне сообщили о черепахах в 9.30 утра, но я смог выйти на палубу, чтобы самому за ними наблюдать, только в 11 утра. В этот момент с корабля были видны двадцать четыре особи. Черепахи спокойно дрейфовали, и над водой поднималась только верхняя треть карапакса да изредка голова. Расстояние между каждой черепахой и ее ближайшими соседями составляло в среднем не менее пятисот ярдов, так что густым это скопление назвать было никак нельзя. Все черепахи были, по-видимому, взрослыми или почти взрослыми, и длина их карапаксов колебалась, насколько можно было судить, от восемнадцати до тридцати дюймов. Большие птицы (кажется, олуши) использовали черепах для отдыха — примерно на половине черепах стояли птицы. Количество черепах, находившихся в поле зрения, оставалось довольно постоянным до 3 часов дня, после чего оно начало постепенно уменьшаться. За тот же период мы встретили несколько стад дельфинов и примерно пятнадцать морских змей Pelamis platurus.
