Ник нащупал бутылку на полу, обнаружил, что она пустая и в ярости разбил ее о стену. Тоска по Марианне становилась невыносимой, клокотала в нем и не находила выхода.

Рабочее место походило скорее на берлогу спившегося алкоголика или бомжа. Нет, не интерьером, каждая вещица здесь стоила целого состояния, а беспорядком. Окурками, грязными бутылками, бокалами, разбросанными вещами и бумагами. Посредине стола телефон. Ник его ненавидел. Точнее, он его боялся. Вздрагивал каждый раз, когда раздавался звонок. Состояние Марианны ввергло его мысли в полный хаос. Даже те оба раза, когда Ник думал, что потерял ее, он не чувствовал такой растерянности, такого подавляющего мрака в своей душе. Когда Ник встречал смерть лицом к лицу, хоронил близких, то впадал в состояние шока, а потом готов был крушить и уничтожать все живое вокруг, давая выход боли через ярость. Но сейчас эта самая смерть пряталась в коридорах их дома и могла в любую секунду просто забрать ту, без которой нет смысла существовать дальше. Ведь он уже не жил с того самого момента, как Марианна потеряла сознание, а в себя уже не пришла. С тех пор, как ее поместили в дальнюю комнату, опутали проводами, аппаратами, капельницами. Ник не мог находиться там. Первое время он сидел возле ее постели сутками, ловил хоть малейшие признаки сознания, а потом, когда постепенно понял, что это напрасно, стал сторониться этого места. Он боялся, что войдет туда и обнаружит ее мертвой. Самое страшное это тронуть ее тонкую руку, а та окажется холодной, не услышать биение ее сердца, расстаться с ней навечно. Ник никогда не сможет с этим смириться. У него нет иного смысла в жизни. Иногда, трезвея, он в ужасе думал о том, как поступит, если Марианны не станет. Найдет ли утешение в детях, в работе? Ответ пугал настолько, что его бросало в холодный пот. НЕТ. Он никогда не сможет смириться с такой потерей. Ник просто уйдет вместе с ней. Только виски приносило облегчение. Бешеное желание забыться, как раньше, броситься во все тяжкие, сводило его с ума. Раньше он мог себе это позволить – сейчас нет. Раньше все было иначе – он не был отцом. Оставалось только пить до беспамятства в своем кабинете и не отвечать на звонки. Вместо него работал Криштоф, он достойно заменил своего хозяина и вел все дела по бизнесу. Ник возвращался домой поздно вечером. Дети всегда его ждали. И если Самуил стойко переносил страшную депрессию отца, то Камилла не давала передышки, она залазила к нему на колени, заглядывала в глаза, требовала любви и ласки, которую теперь мог дать только он. Точнее, должен был. А у него не осталось сил. Смотрел в сиреневые глаза малышки, и в груди все болело от отчаянья. Глаза как у Марианны. Такие же глубокие, чистые и полные любви к нему. Неужели Марианна никогда больше не посмотрит на него? Не прикоснется к его колючей щеке? Не взъерошит его волосы?

Вчера Лина предложила забрать на время детей к ним с Владом. Он согласился. Дети не должны видеть его в таком состоянии, особенно Самуил, он уже взрослый, слишком много понимает. Ник не самый лучший пример для подражания. Он, скорее, пример саморазрушения во всей красе.

Ник сел в кресло и запрокинул голову. Он устал. Эта операция лишила его последних сил. Вначале дикий страх, споры с Фэй и Линой, несогласие позволить пересадку, вплоть до того, что Ник готов был сторожевым псом сидеть под дверью и никого не подпускать. Разорвать любого, кто приблизится к ее комнате. Потом нудное объяснение с Фэй, просмотр медицинских документов, анализов, гипотез, шансов, процентов…О дьявол, это дерьмо не для его пьяных мозгов, но Фэй убедила. Заставила согласиться. Пока шла операция, Ник заперся здесь и выпил не меньше пяти бутылок виски. Но, несмотря на опьянение, он все еще чувствовал себя трезвым. До тошноты трезвым и обезумевшим. А потом звонок. Ник боялся поднять трубку. Боялся настолько, что просто силой заставил себя подползти к телефону, протянуть дрожащие пальцы и со стоном нажать на прием звонка. Задал только один вопрос: «Жива?»

Получил утвердительный ответ и бросил трубку. Фэй позвонила через несколько минут, но он не ответил. Она оставила сообщение на автоответчике, и лишь спустя несколько часов Ник решился его прослушать. Есть надежда, но радости он не испытал. Только облегчение от того, что она жива. Словно с него свалился невыносимый груз. Осталась только дикая усталость. Хотелось собраться с силами и начать бороться. Он привык воевать с недругами, а не бездейственно ждать. А здесь только ожидание, изнуряющее, изматывающее, вытягивающее все нервы.

Завибрировал сотовый, и князь вытащил его из кармана. Дьявол. Это какой-то другой мобильник, не его. Пошатываясь, прошелся по кабинету. Навязчивый звук резал мозги. Где оно звонит? И что звонит?

Голубой дисплей смартфона поблескивал на полу. Черт, это сотовый Влада. Наверное, выпал из кармана, когда тот вчера приезжал к брату, чтобы поговорить, но попытка не увенчалась успехом. Навязчивый треск прекратился, пришла смска. Ник поднес сотовый к глазам, прочитал один раз, тряхнул головой и перечитал снова.

– Твою мать! Дура-девка!

Он протрезвел почти мгновенно, сдернул кожаную куртку со спинки кресла и набросил на голый торс. Распахнул окно и спрыгнул с третьего этажа, приземлившись прямо возле своей машины.

Мерседес с ревом сорвался с места. Ник врубил музыку на полную громкость, подкурил сигару. Он летел по встречной, выскакивал на обочину, гнал на полной скорости. За ним увязались полицейские. Он засмеялся.

– Пьяный вампир превысил скорость. Догоните и оштрафуйте. Если получится.

Показав третий палец преследующим его полицейским, он резко свернул в переулок, обогнал грузовик, который с диким скрежетом затормозил и перекрыл дорогу преследователям.

Ник припарковался в старом районе возле ночного клуба. Распахнув дверь ногой, он осмотрелся по сторонам. Некоторые из посетителей обернулись к нему, но интерес пропал, и они вернулись к созерцанию полуголых стриптизерш на сцене. Патлатый, заросший вампир в кожаной куртке на голое тело, в рваных джинсах, с сигарой в зубах никого не заинтересовал. Только «девочки» окинули его оценивающим взглядом и стали извиваться с утроенным энтузиазмом, типа «мы горячие штучки, трахни нас». Но такие развлечения в прошлом. Ник брезгливо скривился, тут же оказался у барной стойки и сгреб за шкирку Артема.

– Где она?

Тот побледнел, увидев перед собой одного из самый жутких членов королевской семьи. Артем от неожиданности даже потерял дар речи. Глаза князя горели гневом. От сутенера и наркоторговца завоняло паническим страхом. Николас не Влад, дипломатических переговоров не будет, Мокану разнесет клуб к чертовой матери. Камня на камне не оставит и самого Артема пустит на корм червям с вырванным сердцем или содранной живьем кожей.

– Где она?

Артем увидел, как удлинились клыки, и вспомнил жуткие слухи о том, что князь не брезгует кровью себе подобных. От ужаса все тело покрылось капельками холодного пота, словно Артем увидел перед собой саму смерть. В красных зрачках князя отражалось его лицо, перекошенное и посеревшее, с дрожащим подбородком.

– Она в приватной комнате…это там…за лестницей.

Ник отшвырнул бармена и тяжелой поступью пошел к блестящей двери, украшенной эротическим плакатом и неоновой табличкой «VIP». Он криво усмехнулся, сколько раз он сам развлекался за вот такой же дверью…в прошлой жизни…когда не знал Марианну.

В нос ударил приторный, тошнотворный, но до боли знакомый запах красного порошка. С языка сорвались грубые ругательства. В мареве сигаретного дыма он увидел Кристину в распахнутой куртке, короткой кожаной юбке. Ее привязали к столу два молодых парня. У Ника потемнело перед глазами, он уже мысленно прикончил двух извращенцев, но озарение было таким же внезапным, как и вспышка гнева. Это была игра, своеобразная, эротичная игра, и вели ее далеко не парни, выступавшие доминантами, а именно эта девушка, которую они привязали к столу.

Ник содрогнулся. По телу прошла волна неконтролируемой ярости. Та маленькая золотоволосая девочка, которую он знал когда-то, и это исчадие ада никак не сочетались вместе. Он чувствовал, что в воздухе пахнет смертью, их смертью. Крис уже приговорила каждого из них и наслаждается прелюдией к кровавому пиршеству. Ему это было знакомо. Ник скрестил руки на груди, наблюдая, не мог отказать себе в удовольствии созерцать свою собственную копию в женском обличии.