Я рассказываю про ужин с Дрю в ресторане, и про утро с Тайлером, про которое она слушает с особенным удовольствием. Андреа очень счастлива, что дала мне совет некоторое время назад, и я знаю, что рано или поздно узнаю, с каким человеком мне стоит быть рядом. Я напоминаю ей, что один из них притворяется, будто ничего не произошло, что не является частью её гениальной формулы. Она отмахивается от этого и говорит, что время покажет, и в конечном итоге все прояснится. Но если я действительно хочу знать, как он ко мне относится, тогда я просто должна спросить его напрямую.

— На дворе двадцать первый век. Ты должна взять ваши отношения в свои руки и создать их самостоятельно… то есть, если для тебя это важно и необходимо, — говорит Андреа своим самым дружелюбным голосом.

Я киваю, как будто она может видеть меня через телефон, и заверяю, что все решу. Я благодарна за то, что она честна со мной. Между нами возникает неожиданная дружба, и я очень рада, что у меня есть человек, с которым я могу обсудить всю свою фигню с парнями.

Мы так долго разговариваем, что небо темнеет, стирая все оттенки оранжевого. Очень часто у меня получается уловить частичку сверкающих звезд наверху, но большинство из них уже не видны из-за искусственного света уличных фонарей. Я гуляю вокруг пруда, пока не выхожу на тропинку, ведущую к лесу. Никогда раньше не ходила по этой дороге, и прогулка по ней в темноте кажется мне не самой лучшей идеей. Но я все равно иду. Чувствую себя в достаточной безопасности. Вокруг гуляет немало людей, и к тому же уличные фонари освещают дорогу.

Я киваю нескольким людям, пока спускаюсь по гравийной дороге. Фонари располагаются на равном расстоянии в пятнадцати метрах друг от друга, один на левой стороне, другой на правой. Свет не слишком насыщенный, ровно настолько, чтобы видеть дорогу. Я слышу шаги впереди и замечаю группу детей, которые бегут мне навстречу. Они смеются, и одна девочка в шутку толкает мальчика помладше в плечо. Он бежит перед ней и запрыгивает на скамейку, а затем спрыгивает на землю. Они играют, веселятся, и я мгновенно вспоминаю о Джессе и о тех временах, когда он разрешал мне потусить с ним и его друзьями. Они воспринимали меня как свою младшую сестру. Закрывали мне уши, как только разговор заходил о сексе, или кто-то матерился. Я всегда притворялась, что ничего не слышу, а Джесс предупреждал:

— Не говори маме.

Такой ночью, как сегодня, ясной и холодной, мы бы веселились в парке или на заднем дворе одного из его друзей, сидели вокруг костра.

Боже, я скучаю по этим дням.

Однажды его лучший друг организовал вечеринку на день рождения Джесса в своем доме. С музыкой, костром и зефирками… в основном для меня. Вскоре, однако, это стало своего рода традицией, и мы продолжили отмечать его день рождения с его другом каждый год прямо до смерти брата. Я твердо верю, что если бы мой брат был жив, мы бы и по сей день устраивали эти вечеринки. Теперь мне придется самой отмечать годовщину его смерти, которая наступит через два дня. В этом году я чувствую, что совсем не готова к этому.

— Лили? — слышу я и оглядываюсь вокруг, но никого не замечаю. Когда я чувствую прикосновение руки на плече, резко разворачиваюсь и кричу. Дрю делает шаг назад и поднимает руки; как будто боится, что я могу его ударить или убежать. Я перевожу дыхание, полностью расслабляясь.

— Дрю! — я делаю глубокий вдох. — Что ты здесь делаешь?

Он смотрит на меня, сузив глаза.

— Я могу задать тебе такой же вопрос. Ты знаешь, что для тебя небезопасно находиться одной в таком месте? Кто-нибудь может напасть на тебя.

— Да, а что насчет тебя? Кто-то мог сделать то же самое с тобой, — говорю я, пока сижу на скамейке и пытаюсь успокоиться.

Дрю садится рядом со мной.

— Не глупи, никто не собирался наброситься на меня.

Оцениваю состояние его губы под светом и понимаю, что кто-то уже успел напасть на него. Не похоже, что что-то случилось в студии, но я не спрашиваю его об этом. Мгновение мы просто сидим в тишине, пока я начинаю говорить.

— Я до этого приходила к тебе и оставила спагетти. Прошу тебя, скажи, что ты получил их, и никто не украл контейнер?

— Я получил! Очень вкусно. Долгое время я уже не ел домашней еды. Обычно я много не готовлю, конечно, если не считать сэндвичи или лапшу быстрого приготовления.

— Некоторые блюда меня научила готовить мама, но в основном я научилась в колледже. Думаю, у меня неплохо получается. Хотя я никогда не могла разобраться с порциями. Всегда готовлю слишком много.

— Мне очень понравилось, спасибо, что подумала обо мне. Я, наверное, был в душе, когда ты приходила. И заскочил потом, чтобы отдать тебе посуду, но ты не открыла, поэтому я принесу ее позже.

— Не торопись.

Дрю смотрит на небо, и я слежу за его взглядом, который останавливается на мерцающих звездах. Уличные фонари находятся относительно далеко от скамейки, а ветки деревьев образовывают достаточно большое отверстие, чтобы увидеть мерцающие бриллианты за пределами верхушек деревьев.

— Ты приходишь сюда, чтобы набраться вдохновения для написания картин? — спрашиваю я.

— Иногда. Но наблюдение за звездами не означает, что я собираюсь нарисовать Млечный путь. Идея совсем в другом. Полагаю, это зависит от моего настроения.

— Ты рисуешь портреты? Я не помню, чтобы видела их, когда была у тебя в гостях.

— Время от времени, да. Обычно я пишу их на заказ для клиентов, например, если они просят нарисовать кого-нибудь в саду, или как играет их ребенок. Изредка они присылают мне фотографию, и я рисую с неё. Но я не занимаюсь этим часто, поскольку этот навык, как я думаю, еще не развит у меня в совершенстве.

В это трудно поверить. Его работы такие удивительные, и я уверена, что Дрю может нарисовать все, что угодно. Я слегка наклоняюсь в его сторону, и наши колени соприкасаются.

— Получается, ты не будешь рисовать, если кто-то будет позировать?

— Возможно. Хотя я редко берусь за такого рода занятия. Это пугает меня. Я лучше нарисую по памяти или картину, которую могу.

— Почему?

— Ну, смотреть на кого-то часами, пока ты рисуешь каждую черту, нервирует. Они сидят так близко, смотрят на меня, в то время, пока я пытаюсь передать каждую деталь… это не так легко.

— О, я поняла. — Это единственное, что я могу ему ответить. Внезапно я понимаю, что не могу придумать, что еще сказать, но Дрю будто готовится нарисовать меня, пока я наблюдаю, как его глаза бродят по моему телу.

— Однако, думаю из тебя получится прекрасная модель для этюда. — Он изучает меня, его глаза спускаются с моего лица к шее.

В смущении я опускаю взгляд.

— Ой, не знаю насчет этого.

— А я знаю. У тебя четкие черты лица, которые идеально можно будет передать на холсте.

— Например?

— У тебя ярко выраженная линия подбородка и выступающие скулы. — Его рука касается моего лица и гладит щеку. — И твои глаза, они очаровательны. — Он убирает едва заметную прядь с моего лба. — А твои губы…

Он молчит, когда я облизываю губы, заставляя Дрю сосредоточиться на них, прежде чем он вновь смотрит мне в глаза. Затем наклоняется ближе, и я могу чувствовать, как бьется в груди сердце. Я пытаюсь выровнять дыхание и успокоиться, потому что хочу, чтобы он поцеловал меня. Так сильно. Кажется, он тоже хочет сделать это, но колеблется и не знает, стоит ли или нет. Я не могу понять, почему он вдруг так неожиданно увлечен мной после безразличия, которое испытывает ко мне большую часть недели. Я даже не понимаю, что я сделала, чтобы заслужить это. Если он думает, что я облегчу ему задачу и сама приглашу поцеловать меня, то он глубоко ошибается.

Я наклоняюсь назад и смотрю в противоположную сторону.

— Да, мои губы… я знаю, они маленькие и тонкие. Должно быть, поэтому в последнее время я стала внезапно недостойной поцелуев.

— Недостойной поцелуев? Мне казалось, что ты отлично справляешься в последнее время, — подчеркивает Дрю раздраженным тоном.