Поглядела на собственные руки и ощутила неприятный диссонанс, не узнавая в покрасневших пальцах собственные. Как и не узнала темные пряди, грязными сосульками свисающими на груди, хотя я всегда была русой.

Ничего не понимаю…

Дойдя до воды, взглянула на свое отражение, но даже с искажениями поняла – это не я. На меня смотрела совершенно другая девушка. Темноволосая, загорелая, с темными бровями и худенькая, как тростиночка.

Я же была светловолосой, голубоглазой и крепко взбитой девушкой.

Что-то явно было не так… Наверное, это просто дурацкий сон. Я скоро проснусь и пойду на смену в новый ресторан.

Но что-то мне подсказывало – это не сон.

Волна резко поддалась вперед, ударившись мне в ноги и поднявшись до колена.

Я ощутила прилив животного ужаса и отскочила назад, как ошпаренная. Сердце громко стучало в груди при мысли, что окажусь в воде. Чистый незамутненный страх стал для меня сюрпризом. Ведь я никогда не боялась воды, а сейчас одна только мысль зайти в эту пучину вызывала ужас.

Постояв еще немного, я двинулась вдоль берега, стараясь сохранять приличное расстояние от воды.

Идти было тяжело. Мокрое платье тянуло вниз, юбка путалась в ногах, а там, где одежда засохла, мешала двигаться. Еще и солнце подпекало голову и плечи. И так хотелось пить.

Облизывая потрескавшиеся губы, я смотрела на протоптанную дорожку, ведущую вверх на холм.

Еле взобравшись наверх, я устало уперлась руками в колени и, тяжело дыша, огляделась.

Впереди чуть дальше вдоль берега пролегала деревушка, которая плавно перетекала в большой город, где на самой вершине стоял роскошный замок с пиками красных, как кровь крыш.

Выглядело место очень странно. Все дома были, как из позапрошлого века, а в порту стояли самые настоящие парусные корабли.

Усталость, боль и головокружение от пекла, заставляли меня усомниться в своем зрении. Но сердце опять же чувствовало – это мой дом.

Ничего не понимаю.

Передохнув, я двинулась в сторону деревушки.

Надо бы хорошенько переварить эту ситуацию, но у меня попросту не было сил на какие-то умозаключения.

До деревушки я добралась, когда солнце опустилось практически к самому горизонту. Из-за слабости часто приходилось останавливаться и отдыхать. Дома стояли не так уж и далеко, но чем больше шла, тем огромнее казалось расстояние.

Оказавшись на окраине, я бестолково оглянулась, пытаясь найти среди людей хотя бы одно знакомое лицо.

Мужчины и женщины, трудящиеся на огородах, расплетающие сети, и поливающие скромные садики, с любопытством смотрели на меня и перешептывались.

Представлю, что они себе надумали. Завтра наверняка по всей деревне пойдут слушки о некой девушке, пришедшей со стороны и выглядевшей, как прокаженная.

Все казалось таким знакомым, что мне стало не по себе. И люди и дома и даже повороты на другие улочки.

Закрыв глаза, я могла с уверенностью пройти вперед и выйти к дому, но… Боялась довериться этим чувствам, не понимая, что происходит.

– Элоиза! – послышалось откуда-то сбоку.

Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.

– Элоиза! – послышалось ближе.

Повернувшись, я увидела, как ко мне спешит пожилой мужчина. Седой и наполовину лысый, с лицом, испещренным глубокими морщинами, загорелой до темноты кожей, сгорбленный и ужасающе худой.

– Элоиза, – старичок прытко подскочил ко мне, обнял и, схватив за плечи, принялся оглядывать. В его взгляде читалось искреннее беспокойство. – Что же с тобой случилось, милая? Где ты была, доченька?

– Э-э…

Я не знала, что ответить. В голове было столько воспоминаний и мыслей…

– Ты же вся исцарапана, доченька, – седые брови старика жалостливо изогнулись, а голос дрогнул. – Сколько же у тебя синяков…

Он громко шмыгнул носом.

– Что с тобой случилось, Элоиза? Куда ты пропала?

– Не знаю, – ответила я и ощутила, как мурашки бегут по телу. Это был не мой голос! Это не я!

Меня охватила секундная паника, от которой сдавило грудную клетку, а перед глазами потемнело. Это не мое тело! Я оказалась в другом месте!

Этого не может быть!

– Бедненькая моя.

В глазах старика застыли слезы. Он на самом деле перепугался и ужасно переживал.

– Пойдем домой, – мужчина приобнял меня за плечи и повел подальше от соседей, который забыли про свои дела и с любопытством следили за нами. – Я дам тебе горячего чая. Как ты любишь.

Пройдя всего несколько домов, мы очутились возле хлипкой хибары, которая держалась разве что благодаря опорам из деревянных палок. Вокруг хижины стояли опоры с сетями и какие-то клети, похожие на те, в которых держат попугаев, но только деревянные.

Дом стоял на самом краю деревни недалеко от берега моря. Так близко, что слышался плеск волн и шелест гальки.

Выглядела хижина ненадежно, а соломенная крыша не внушала доверия. Если вдруг ночью пойдет дождь, вся вода окажется внутри. Да и стены не выглядели так, будто могут выдержать натиск ветра, а ведь на море часто случаются штормы.

Отец – я думаю, что это отец той, в чьем теле оказалась – открыл дверь и провел меня внутрь.

Оказавшись в темном помещении, я ужаснулась от душного запаха рыбы и соли, но когда глаза привыкли к темноте, приятно удивилась тому, как уютно внутри. Намного лучше, чем снаружи. В хибаре хоть и было темно, но тепло и вполне чисто.

Посреди небольшого помещения стоял круглый стол, а рядом с ним два приличных деревянных стула. Под потолком висели специи, чеснок, грибы, такие же странные клети и сухая рыба. Так вот откуда запах…

Помимо этого, внутри была каменная печь со следами гари на стенках и две кровати. На стенах сушились травы. На полочках рядом с печкой хранилась посуда и разная утварь.

Отец усадил меня на стул, на котором лежала вязанная из ткани сидушка, похожая на ту, которую делала моя бабушка. Мужчина ушел готовить чай, приговаривая под нос, как ужасно я выгляжу.

Закончив делать чай, старик вернулся ко мне, поставил передо мной чашку и положил корочку хлеба.

– И то, что ты любишь, – сказал он и зачерпнул из маленькой баночки щедрую ложку меда.

– Стой! – резко выкрикнула я, прежде чем он положил ложку в чай.

Старик замер и удивленно посмотрел на меня.

– Знаю, что он стоит огромных денег, но ты так плохо выглядишь, милая…

– У меня страшная аллергия на мед!

Лоб мужчины разрезала глубокая задумчивая морщина. Отец заколебался, но же вернул мед обратно в баночку.

– Тебе, наверное, нездоровится, Элоиза, – старик протянул руку и притронулся к моему лбу шершавыми пальцами. – Вроде лоб негорячий…

– Я в порядке, – немного покривила душой. На самом деле чувствовала просто ужасно. – Но мед мне нельзя.

– Почему? Ты ведь так его любишь! Мы каждый праздник съедаем по ложечке! Ты всегда так радуешься, а теперь… Говоришь, что у тебя какая-то ал… алегрия.

– Аллергия, – поправила я.

Задумчиво посмотрела на мед, потом на отца Элоизы. Его беспокойный влажный взгляд вызывал у меня целую бурю эмоций: жалость, сострадание, любовь и желание увидеть улыбку на губах старика.

Неловкими пальцами взяла ложечку, зачерпнула мед и отправила с рот.

Боже, не знала, что мед настолько сладкий. Я ела его только в очень раннем детстве, но после первого же приступа родители строго следили за тем, чтобы я не потребляла этот продукт.

Но я ведь не в своем теле. Это же очевидно.

Растирая языком сладкую массу, я чувствовала, как боль в горле отступает, а сознание начинает проясняться.

Отец наблюдал за мной, и с каждой секундой его лицо становилось все добрее и радостнее.

– Вкусно, – вынесла вердикт, улыбнувшись старику.

– Разнотравье, – гордо ответил мужчина и сел на соседний стул. – Брали с тобой как-то гречишный, но тебе он не пришелся по душе.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

– Ты пей, пока не остыл, – кивнул на кружку отец.

Я взяла в руки глиняную чашку и принялась осторожно цедить травяной чай. И когда допила до половины, рискнула съесть корочку хлеба.