— Возможно, средних размеров бомба, которая должна была сработать после нашего отлета, — со знающим видом прокомментировала Колетта. — Так как после нашей посадки и отлета не поднялась тревога, они, видно, это предусмотрели. Наверно, это был маневр, чтобы убедить спасателей, что в той секции все, и особенно мы с папой, взлетели на воздух.

— Ну да, — ответил Этан, — там бы думали, что вы погибли, а эти двое безопасно провели бы свое дело. И никакой ответственности. Славно придумано. Если бы кто-то появился тогда в этой секции, ему бы не поздоровилось. — Он зло взглянул на Уолтера, который его проигнорировал.

— Похоже, — сказала Колетта. — Со всеми их проволочками они нарушили собственный план и не уложились. Они бы и вовсе не выбрались, если бы папа… — она передернула плечами.

— Вам, — укоризненно заметил Этан, — следовало бы благодарить его за спасение вашей жизни.

Взгляд ее стал унылым:

— Жизнь? Понимаете, мистер Форчун, что такое быть богатым? Это — замечательно. Но быть богатой и чтобы над тобой смеялись…

— Почему же вы не пох… — он прикусил язык, но она и так поняла.

— Не похудела? — подхватила она. — Увы, не могу. Осложнение после операции гландов. Врачи говорят, ничего не поделаешь. — Она надменно отвернулась. — Смотрите, не замерзните.

— Слушайте, — встрял Уолтер, — что бы вы там ни думали, мы не планировали никого взрывать. Потому я и не пристрелил вас двоих, когда вы сунулись в лодочный отсек. Если бы спасатели нашли тело кого-то из вас или куски тел, они поинтересовались бы, почему же нет их останков — он показал на дю Кане. — А Котабиту и другим нужно было исключить случайности. Да, нам нужна была уверенность. А сейчас, — заключил он обреченно, — есть уверенность, что мы все замерзнем насмерть.

— Надеюсь, что не придется умирать в вашей компании, — сказал Этан, со всей твердостью, на которую был способен. — Да и, думаю, не так все плохо. Кто-нибудь проверял пульт на лодке?

Колетта покачала головой:

— Как говорил Септембер, это просто лом. Я сама не разбираюсь, но ему можно поверить.

— К тому же у нас нет мало-мальски подходящих средств коммуникации, — мрачно подсказал Вильямс, — не говоря уже о межконтинентальных средствах.

Короче, они попались, оказались заброшенными в незнакомый мир за сотни километров от человеческих селений, с полярным климатом, трудным даже для моржей, в котором помощи можно было ждать только друг от друга.

Хуже того, обнаружить их лодку могут лишь случайно, и никто не собирается их искать, их считают погибшими, включая партнеров Уолтера, ожидавших около поселка.

Мороженая пища — вещь неплохая, но превратиться в нее самому не хотелось бы. Да, ближайшие перспективы, как видно, не греют. Ни в каком смысле. Но он не привык сидеть и ждать, когда к нему придут покупатели.

Эта привычка, по счастью, осталась. Он решил совершить прогулку — разогреть кровь, отвлечься и осмотреться.

Он встал: капюшон болтался, но очки были прилажены хорошо.

— Ну, и куда вы собираетесь? — спросила Колетта.

— Осмотреть окрестности: нет ли поблизости магазина электрокроватей.

Он застегнул верхнюю застежку, пытаясь приладить капюшон, опустил очки. Свет сразу стал тусклее. Он нащупал ручку дверцы, повернул, дернул… никакой реакции. Снова дернул.

— Замерзла.

— О боги, — сказала Колетта, — какой удивительный аналитик…

Вот и еще причина, чтобы выйти. Дверь получила хороший пинок и пару ругательств в придачу. Пинок ли помог, или ругательства подействовали, но дверца подалась на несколько сантиметров, а потом неохотно отворилась.

Он осторожно закрыл ее за собой и осмотрелся. Ступать надо было осторожно: под снегом могли быть впадины. Он взглянул на центральную часть их корабля. Снег хрустел под ногами, словно стекло. Ветер завывал в разбитых металлических конструкциях. От его дыхания образовывалось облачко, маленький признак жизни.

Он физически ощущал работу своих легких. Они, казалось, съежились в морозном воздухе. Каждый вдох обжигал и жалил.

Лодка при посадке зарылась носом в землю. Оглядев все, он понял, что сделал, вероятно, глупость. Но он не был космическим разведчиком. Встав на колени, он взял немного снега и стал в него вглядываться — на вид это был обыкновенный снег.

Он попробовал его на язык, во рту стало холодно. Снег таял в жаркой полости рта. Старый добрый снег из аш-два-о, как на Земле. Из видеозаписей он знал, что атмосфера на Тран-ки-ки — практически, как на Земле. Он только не учел, что снег может содержать токсичные элементы.

Но их не было, все пока шло нормально. Снег хорошо усваивался, утолял жажду. В виде опыта он приподнял свои очки. Опыт был кратким. Стряхнув с ресниц замерзшие слезинки, он быстро опустил очки. Сияние было невыносимым. В очках было хорошо видно, и можно было смотреть на снег, не травмируя зрение. Пожалуй, человек без защитных очков здесь мог ослепнуть, даже не поняв, что произошло. Это было бы куда хуже куриной слепоты: не видишь ни в сумерках, ни ясным днем.

Он поскользнулся и еле удержался. Минуту он стоял и перевел дыхание.

Не хватало еще здесь вывихнуть руку или сломать ногу.

Он дошел до начала корабля. Еще раз бросив взгляд на то, что осталось от пассажирского отделения, он заглянул в пилотскую кабину. Дверца была погнутой, как стенка консервной жестянки. Разбитые иллюминаторы были заполнены снегом, смешанным с землей. Эта смесь проникла и в нос кабины, запорошив инструментальную панель. Ящички и рычаги были в таком состоянии, что просто удивительно, как этот коротышка-похититель вообще их не угробил. Пульт управления был полностью изувечен.

Повернувшись, чтобы уйти, он споткнулся. Опять чуть не получил травму. Но ему показалось, что он сходит с ума. Когда он решил потрогать этот кривой кусок металла, который подвернулся ему под ноги, то к своему изумлению понял, что это не металл.

Это было голое тело, слегка запорошенное снегом и того цвета, который никак не назовешь здоровым. Оно лежало к нему спиной. Споткнулся он, очевидно, о голову. Он встал на колени и потрогал неподвижный череп. Им свободно, слишком свободно можно было двигать. Дю Кане был прав. Ему вдруг болезненно захотелось заглянуть в глаза, будь они закрыты или открыты, — и, если открыты, осторожно закрыть их, словно на войне. Но он предпочел уйти, не проверяя.

Отряхнув ноги от снега, он отвернулся от замороженного трупа. Вместо этого он стал пытаться представить, как этот Септембер бродит где-то вне защищающей лодки, без специальной одежды. Может быть, у него есть дубликат комплекта, подумал он.

Ясно, что в кабине нет ничего полезного; хотя с его инженерными познаниями судить трудно. Он ничего там не стал трогать. Осторожно скользя, он пробрался к бреши с левого борта. Из свайной стенки торчали обрывки изоляции. Он осторожно выглянул.

В полуметре внизу была заснеженная земля. Лодка зарылась помятым носом в то, что казалось твердым холмом. Но он не очень был похож на холм.

Может быть, его можно обойти. Во всяком случае, это препятствие оказалось достаточно высоким и прочным, чтобы остановить движение лодки.

Здесь можно было видеть что-то, напоминающее щетинистые вечнозеленые низкорослые деревца. Они почти не гнулись на яростном ветру. Сам он сейчас так закоченел, что забыл о ветре. Иголки, похоже, поворачивались к солнцу.

Стволы были толстыми и похоже очень крепкими.

К западу и северу земля была покрыта какой-то зеленью, скорее всего,

— короткой и толстой травой. Он посмотрел в сторону горизонта.

Еще одна интересная вещь: линия горизонта словно была начерчена на бумаге. Она была прямой, ровной и неестественно четкой. Обычно на обитаемых планетах такого эффекта не бывает. Здесь, казалось, можно было подойти и прикоснуться к четко прорисованной линии. Небо было насыщенно голубым, чистым, как старые фарфоровые блюда. Небосвод был гладким, как кожа младенца. Ни облачка. Пожалуй, обычное облако в этом ослепительном царстве — сразу замерзло бы, став глыбой льда. Облака здесь были неуместны.