Эта книга посвящается моему отцу, который заразил меня любовью к чтению и писательству. Ты ушел непревзойденным фельдшером скорой помощи, так и не успев опубликовать свои произведения.

Я исполнила нашу мечту за двоих. Ты можешь спать спокойно, папа.

Двери вагона столичного метро стиснули клетчатый баул. Второй засосало желе из пассажиров, потянув меня следом. Состав тронулся и принялся набирать скорость. Не найдя точки опоры, описала вальсовый квадрат. От падения меня спасли ручки застрявшей сумки, на которых я повисла, как парашютист на стропах. Пассажиры остались равнодушными к танцу с баулами, кроме двух студентов, нарекших меня навьюченным осликом, вероятно, из-за низкого роста.

Я отпустила красно-синие ручки, подтащила к ногам второй мешок и взялась за поручень. Между створками дверей с надписями «Не прислоняться» образовалась щель, откуда долетал сквознячок с запахом жженой резины. В черных стеклах отражалось мое лицо: припухшие серо-карие глаза, легкий макияж, родинка под правым уголком губ. Из-под мешковатого пуховика торчали ноги-спички, обутые в громоздкие ботинки на шнуровке. Я потерла пальцем пятно на черном пуховике и скуксилась: дырка.

От нечего делать пересчитала свои станции на карте, похожей на цветную каракатицу. Ежедневный ритуал, после которого я моментально забывала количество. От недосыпа мысль растворялась быстрее акварельной капли в воде. Из-за нарушенного сна мое утро начиналось задолго до рассвета. Я приводила светло-русый хаос в подобие прически – волосы до середины лопаток носила распущенными, – подкрашивала ресницы, оставляя отпечатки туши на припухлых нижних веках, и, морщась от алкогольного зловония из маминой комнаты, выбегала на улицу. Шагала пять минут до автобусной остановки, чтобы, ища воздуха в плотной толпе, пересечь МКАД и спуститься в метро на окраине Москвы.

Будильник хоть и разбивал остатки сонливости, но она снова настигала меня в транспорте. Не беда – научилась спать стоя. Стук колес умиротворял. Пригревшись в углу дверей, зажевавших сине-красный баул, я прикрыла глаза и покрепче ухватилась за его ручки.

Мне снилось, будто мои попутчики перечитывают одни и те же строчки в газетах и книгах, потому что смысл ускользал. Снилось, как они набирают текстовые сообщения в «раскладушках» и в попытке отправить СМС поднимают сотовые к потолку. Я знаю, что мобильные операторы не покрывают подземку, и мне смешно наблюдать за их карго-культом.

Под развеселый рингтон пассажир, лица которого не разглядеть, дарит мне связку ключей от семиэтажного дома. В кабине лифта выжжены все кнопки, но я жму наугад – «панелька» заброшена, и войти можно в любую квартиру. Дом принадлежит нам двоим. Мне и тому, кто разделит со мной многоэтажный быт. Он ждет меня наверху. Вдруг мне становится страшно – что, если он исчез вместе с остальными жильцами? Тогда лифт, который двигается по тросу, что объединяет нас, рухнет в шахту.

Я отчаянно жму кнопку вызова, но диспетчерская не отвечает. Кабина ускоряется: подъем перерастает в падение. Вниз, а не вверх.

Пробуждение вышло резким – едва не свалилась на пол, но вовремя удержалась. Поезд замычал и ускорился. Я передернула плечами и заправила за ухо выпавшую прядь волос. Баул по-прежнему висел в дверях. Перегон никогда не казался таким протяженным. Сверившись с наручными часами, стрелки которых, казалось, приклеились к циферблату, вздернула бровь: и минуты не прошло с тех пор, как меня сморил сон, а мы еще не проехали ни одной станции – состав мчался вприпрыжку, стуча колесами.

«Сбой в тормозной системе? Мне что, это мерещится?»

Люди не реагировали на аварийную ситуацию. Я вцепилась в поручень и прижалась к нему всем телом. Мое миниатюрное тельце вжало в дверцу, как на центрифуге. Баул, стоявший в ногах, упал, покатился по дорожке из слякоти и остановился в туфлях женщины. Она подтолкнула сумку шпилькой, поджав красные губы.

Меня уже не волновали вещи.

Мы ехали в никуда.

Скорость поезда выходила за пределы технических возможностей. Вагоны скрипели, раскачивались, повизгивали, источали нестерпимую вонь горелой резины. Мигали лампочки. Люди цеплялись за поручни, ворча и бранясь, но не паниковали, словно их не касались законы физики.

Я крепко зажмурилась. Ладони вспотели и соскальзывали с поручня. Сердце ощутимо колотилось. «Восемнадцатилетняя Вера Беляева погибла в тоннеле метро при скорости двести километров в час» – нетривиальная эпитафия для могильного памятника.

Состав начал отрезками сбрасывать скорость, и меньше, чем через минуту, вагон застыл около платформы. Двери разъехались, и мой баул утонул в стоногой толпе. Я с досадой схватила вторую сумку и случайно задела пассажирку на шпильках. Женщина смотрела прямо перед собой. Прижав к груди баул и, расталкивая людей плечиками, я вывалилась на платформу.

«Осторожно, двери закрываются…»

С колес поднялись тормозные колодки, вышел с характерным звуком воздух, состав громыхнул и отправился. Его проглотила чернота тоннеля. Обнимая сумку, я смотрела вслед уходящему поезду, пока меня не задел плечом мужчина. Бросив вдогонку пару бранных слов, он слился с толпой. Ноги сами понесли меня вслед за ворчуном, тряслись поджилки и зрел ком в горле. Но ощущалось, словно это происходило с другим человеком. Когда последний вагон исчез в тоннеле, я посмотрела на наручные часы и поджала губы. Хозяин торговой точки, мой начальник, должен был вот-вот нагрянуть: мало опоздания, так еще и умудрилась потерять половину поставки.

Автопилот вывел меня на эскалатор, по которому я побежала на своих двоих. Лавируя между неторопливыми гражданами, нырнула под арку. Навалившись на стеклянные двери выхода всей тщедушной массой, очутилась в подземном переходе. Январское утро окрасило его в персиковый цвет: освещение еще не погасили с ночи. Синяя густота затекала с улицы вместе с нежным московским морозцем и растворялась в ржавчине.

Дыхание стеснилось, я облокотилась о стену, стянув куртку на груди. Колотилось сердце, кровь барабанила по вискам. Наверное, я была здорово напугана, но паника оставила меня, так и не атаковав. Спокойно. Важно делать вид, что все под контролем, даже если находишься на подступах к безумию. Дав себе пару минут на внутренний диалог, добралась до рабочего места – торговала по соседству с уличным музыкантом напротив попрошайки, симулирующей беременность. Девушку, стриженную под каре, что якобы находилась на сносях, звали Эвелиной. Она просила называть ее просто Веля. Эвелина поприветствовала меня, и я заметила, что протянутая для подаяния ручка уже была профессионально сложена лодочкой.

– Удивительный ты экземпляр, Веля, – сказала я, расстилая брезент и устанавливая складной табурет, – уже два года на восьмом месяце. Скоро в детский сад пойдете, да?

Я кратко улыбнулась своей традиции подтрунивать над обманщицей, но гибельная поездка на метро отбила желание шутить. У меня, конечно, было предположение, что я поеду головой от «хорошей» жизни, но не так скоро. Разве может галлюцинация быть настолько реалистичной? Я не спала, ощущала скорость, сродни гоночному автомобилю, вибрацию раскаленных шпал, вонь гари. Аномалия без логического объяснения…

– А уморительная ты девка, Верка… – Эвелина перестала смеяться, заострив взгляд на моем лице. – Эй, ты в порядке?

Сделав глубокий вдох, я присела на складную табуретку. Раскидала по настилу джемперы, футболки, носки, блузки, брюки – и кратко кивнула.

– Вот ты смеешься надо мной, а я уже почти накопила на учебу, – подбоченилась попрошайка. – Летом пойду подавать документы на платное отделение. Есть шанс перевестись на бюджет, если место будет. За заслуги. Получу вышку, а после, Вер, после я, наверное, открою кафе-кондитерскую.