Неробов стоял так близко от этой женщины, что и без прикосновения ощущал все её тайны: секретные звонки, тревожные сообщения, обещания – это, нежно улыбаясь, он впитывал вместе с её дыханием. Вероника уловила его сладостный порыв и затихла, тихо млея от истомы, охватившей её тело.

Всё это происходило, когда распускались тополя.

Но гармония длилась недолго.

– Какая связь между смертью Дубровина и тем, что кто-то мерил его китель. Чего ты хотела? – они переходили на «ты», когда были наедине.

– Узнать, вкусные ли были конфеты. Те, которые подарили на юбилей.

Букет из восковидных розочек на 60-летие вызвал у Неробова изумление, потому что ему ни разу не дарили мыла. Сколько ни пытался, он так и не мог намылить им даже руки, после чего отправил букет на помойку. Откуда ему знать, что это конфеты.

Вот и секретарша Вероника ему улыбается. У нее шефа убили, а она раздумывает, какой чай сегодня заваривать.

– Давай выпьем кофе на набережной, – предложил он. – Я угощаю.

По случаю хорошей погоды в обеденный перерыв все столики были заняты, и они держались за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе. Их охватили посторонние запахи всех видов и оглушили разговоры, в которых их собственная беседа сразу потерялась. В груди Неробова гудело, словно он проглотил старинный пароходный гудок. Где-то простудился, решил он.

По правую сторону простиралась река, покачивавшаяся сероватыми волнами. В свете неяркого солнца волжская вода приобрела бледно-золотой отсвет. Такой же цвет имели лица прохожих. Шагая рядом с Вероникой, Неробов удивлялся тому потустороннему существу, в которое превратилась его спутница.

– Тебе идет оранжевая юбка – она напоминает мне цветы. В детстве у меня было физическое недомогание, я слег в постель с высокой температурой. Мы жили в деревне. Где лекарств не было, и вылечили меня настойкой из оранжевых цветов. Вряд ли обошлось одним настоем, не обошлось и без духовных средств. Был монах, который излечивал крестным знамением и молитвой, другие наставники пользовались растительными сборами.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – бормотала Вероника, словно находилась в сомнамбулическом сне. – Это ноготки, то есть календула. Помогает при простудных заболеваниях, она и вылечила тебя от гриппа или ангины.

PPа разговором они не сразу увидели Маковцева, который в обществе солидного деятеля удобно расположился на веранде речвокзала, и с наслаждением поглощал блины со сметаной, радуясь жизни.

Неробов вспомнил длинный ряд грядок, на которых покачивались оранжевые чашечки ноготков, от них шёл стойкий лекарственный запах. Он поражался поразительной памяти, которая воскресила воспоминание о ноготках при одном взгляде на оранжевую юбку Вероники. Он явственно ощущал тонкий аромат календулы, который примешивался к ароматам жареного мяса и сдобы, предлагаемых в рестораны на набережной. В витринах мелькали женские силуэты, похожие на бабочек с трепыхавшимися крыльями. Неробов не отводил глаз от тёмно-рыжего пятна, все прочие цвета разбегались в стороны, не задерживаясь, но женщина в оранжевом стояла на месте, терпеливо ожидая своего времени.

Тишина набережной была нарушена посторонними звуками.

– Вероника, расскажи мне то, что никому не рассказывала, – попросил Неробов.

Орлы из оперативного состава до нее не добрались. А ведь именно она бронировала отель для Дубровина. Собственно, номер предназначался другому, но заказала она.

Секретарша мало чего понимала, но в том, что сейчас следователь действует в её интересах, она не усомнилась.

– Блинчики? – предложил Неробов.

– Со сгущенкой. И кофе.

– Какого числа? – настаивал он.

Вероника записей не вела, но обещала вспомнить.

– Бронь была на тебя.

– Давай честно, золотце. Разве я тебя просил о брони?

– Я же говорю, Дубровин велел. Ты отсутствовал, тебе звонили из Москвы, он ответил от твоего имени. Помнишь, ты был занят с купальниками?

– Ты только не напоминай.

Не дело следователя бегать по туалетам в поисках компромата, но только так и нашлись краденые купальники. Подозреваемой Лазуткиной простили девичьи шалости, уголовного дело возбуждать не стали, следователь Александрова оценила материал как малозначительный ввиду компенсации нанесенного ущерба.

– Ладно, что я тебя от работы отвлекаю, да и у самого на скоро совещание. Хочу только напомнить, что с этого дня все поручения от моего имени раздаю я. Понятно?

Надо резко разделить функции. Один раз его подставили, но больше попадаться желания нет. Вероника вжимается в кресло.

– Генерал какой-то плыл на яхте, вот шеф и суетился. Спасибо за блинчики.

Нет в этом городе генералов, исключая тех, кто вышли в отставку и купили домик.

– Ликаноров?

– Надо подумать.

– Я подожду. Еще закажем?

– Хватит. Я ни диете.

Наконец, осенило. Кто-то едет на яте. Это Хлебнов, который все делает в последнюю минуту.

Раз-два-три. Хлебнов на яхте едет в отпуск, но отель он бронирует через следственный отдел.

– Ладно, извини, Вероника. Обо всем доложишь следователю. Пойдешь на прием и изложишь подробно. А теперь нам пора.

Он встал и подцепил на ходу свою даму, которая украшала теневую сторону набережной своей оранжевой юбкой, как орденом.

Впереди столько дел. Неробов перехватывает следователя Гришину в буфете, чтобы поговорить по-дружески. При том, что друзьями они не являлись. Хотя оба длинные и худые – только одна средних лет, а другой – в возрасте.

– Приятного аппетита, Инна Николаевна, хорошо выглядите, – сказал Неробов весёлым тоном.

Инна одарила его тяжелым взглядом, который не сулил ей успеха среди мужчин.

– Следствие по убийству Дубровина ведет Заварзин, из области. Знаете его?

– Встречались, когда работал дознавателем. А что, других не нашлось?

– Хотите сказать, что из всех экономически неэффективных бройлеров, что вырастила наша система, этот не дотягивает до медицинского минимума?

Лучше не скажешь.

– Еще Павел Александрович в область писал, следователя на усиление просил, но пока только одного Заварзина прислали, да и того на два месяца. Вот наш коллега, приехал опыт перенимать или своим делиться. Прошу любить и жаловать, Николай Ильич.

На совещании городской прокурор и прокурорские следователи, а также убойное отделение уголовного розыска. Абросимов отсутствует, он все еще работает на месте преступления.

Заварзину на любовь наплевать, он прислан в город поднимать раскрываемость и нежданно-негаданно угодил на свежее убийство.

В присутствии нового начальства Журавлев перестает изображать из себя ковбоя, который на всех забил, он теперь сама внимательность. Подмигивает Неробову, ему тоже пора включиться в игру добрых следователей.

– Вот Николай Ильич инструктаж проводит, – представляет его Журавлев.

Прозвище Жула он принес с прежнего места работы в области. Было Жура, но потом изменили, видно, лучше подходит.

Глаза темные, мутные, будто с перепоя. Не иначе, его по малолетке задерживали, размышлял Неробов. До колонии дело не дошло, но на учете значился. Потом исправился, военное училище закончил и теперь в органы правопорядка подался. Шрам на скуле, вокруг глаз темные круги.

– Что, поставил к бетонной стене и расстрелял? – шепчет Инна.

Старший следователь Заварзин вызывает Неробова с Журавлевым для беседы.

– Что нового, сужу по сводке, – говорит он. – А вы тут сидите-посиживаете?

– Работаем на колесах, – отвечает Жула.

У него первого берут материалы на проверку. Он отдал бы все свои дела с превеликой радостью, но Заварзин их сразу возвращает, ставя пометку в своей книжке. Фиксирует ухудшение оперативной обстановки по городу.

– Труп, зато у нас затишье с кражами, боюсь, ненадолго, – бормочет Неробов.

Дело об убийстве полковника у него забрали, и есть большой шанс, что оно пополнит картину нераскрытых убийств.

Артем Андреевич задает вопросы. Не имел ли Дубровин в последнее время конфликта с коллегами. Юрист не зря ест свой хлеб, он всюду успевает и опросил уже всех сотрудников. Кто-то ему сообщил, что полковник в последнее время ходил весь дерганый. Неробов представляется ему вероятным кандидатом в подозреваемые, поэтому он и оставил его допрос напоследок. Однако и Николай Ильич – человек непростой и быстро меняет условия игры. Удар еще не занесен, а он отбивает разящую руку.