Я разминаю шею и убираю ее руку.

— Да, со мной такое не прокатит, — говорю вслух, прежде чем схватить его за руку, развернуть и перекинуть через плечо.

Люди вокруг нас начинают смеяться, когда проталкиваюсь мимо людей к входной двери. Его друзья вскакивают на ноги, когда видят, что мы проходим мимо. Мой вышибала, Сет, открывает дверь, качая головой, как будто он не в первый раз видит, как я это делаю. Что, думаю, верно. У меня короткий запал, и вместо того, чтобы драться, я научился просто вышвыривать их из клуба. Это, как правило, оставляет более неизгладимое впечатление.

Я позволяю ему упасть на холодный бетон и игнорирую его оскорбления. Его друзья могут позаботиться о нем и здесь.

— Он не вернется, — говорю Сету. — Никогда. — Он кивает, и я похлопываю его по спине, проходя мимо. Холли все еще стоит у стойки, смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее рот открывается и закрывается, как у рыбы. Я замечаю, что она выпила всю воду.

Хорошая девочка, Холли.

— Ты заслуживаешь лучшего, — говорю ей, проходя мимо нее и возвращаясь за стойку. Я наливаю ей еще один стакан воды. — Выпей. — Я поворачиваюсь и начинаю яростно убирать все, что попадается на глаза. Мне нужно успокоиться, прежде чем перекину ее через колено перед всеми и отшлепаю перед всеми за то, что она встречалась с кем-то таким жалким ублюдком.

Эта мысль лишь заставляет меня злиться сильнее, думая о том, как она раскрывается для меня, когда шлепаю по ее нежной коже, оставляя отпечатки моих ладоней на ее заднице. Держу пари, ее всхлипы превратились бы в стоны, когда я размял бы ее воспаленную плоть и скользнул пальцем внутрь нее.…

Я роняю стакан, осколки разлетаются во все стороны, и вздыхаю, когда слышу ее смех у себя за спиной.

Глава 3

Холли

— Любимый цвет? — спрашиваю его.

— Синий.

— Конечно, — фыркаю. — Любимый цвет каждого мужчины — синий.

— Твой? — спрашивает в ответ. Слышу улыбку в его голосе с другого конца бара. Он все закрывает. Бар закрылся около тридцати минут назад, и он отправил всех по домам. Он спросил меня, не хочу ли я остаться.

Я согласилась

— Зеленый. Но не ярко-зеленый. Скорее, как лес или шалфей.

Я поднимаюсь из кабинки, в которой лежу, и наблюдаю за тем, как двигается его спина, когда мужчина протирает полки за стойкой бара.

Я отвожу глаза, осматривая обстановку этого места без людей, загромождающих его. Оно купается в темно-красных тонах и теплом дереве. Здесь стандартная барная атмосфера с горящими лампочками Эдисона и тяжелыми бархатными шторами, закрывающими вид на улицу.

— Сколько тебе?

Он оборачивается и смотрит на меня, приподнимая бровь и прислоняясь спиной к стойке.

— Только что исполнилось пятьдесят, — говорит он, прищуривая на меня глаза и ухмыляясь, ожидая моей реакции.

Я пожимаю плечами и встаю, подходя к нему.

— Высохший, — говорю с улыбкой, поддразнивая его.

— Ха! — рявкает он, выбрасывая тряпку в мусорное ведро. — Старый, — говорит он, наблюдая, как я медленно прохожу вдоль стойки, проводя кончиками пальцев по глянцевому дереву.

— Винтажный.

Моя улыбка становится шире, когда смотрю на него. Какой бы танец мы ни исполняли, мне это нравится. Нравится, как мое сердце бьется быстрее под его пристальным взглядом, а кожа наполняется восхитительным теплом, которое распространяется в другие места, в те, где я определенно хотела бы ощутить мягкое прикосновение его бороды.

— Древний, — возражает он, когда я заворачиваю за угол и вхожу в его пространство. Он замер, наблюдая за мной глазами, но держа руки на груди, а ноги скрещенными в лодыжках.

— Авторитетный, — бормочу, подходя к нему на расстояние прикосновения. Его глаза скользят вверх и вниз по моему телу, и, клянусь, я чувствую их так, словно его руки были на мне. Я хочу, чтобы они были на мне. Мы играли в эту игру в перетягивание каната последние полчаса, и я готова отпустить его и позволить ему втянуть меня в нее.

— Опытный. — Его голос приобрел совершенно новый оттенок, и это заставляет бабочек в моем животе сходить с ума. Он медленно двигается, когда я приближаюсь к нему, поворачиваясь так, что прижимаюсь спиной к стойке, а его руки заключают меня в клетку. Самый чистый аромат его лосьона после бритья затрагивает мои чувства, и у меня кружится голова.

— О, да? — спрашиваю его, и голос лишь слегка дрожит. — О каком опыте мы здесь говорим, старик? — Мой голос дразнит, но его глаза — нет. Они нацелены на меня, как будто он охотник, а я его добыча. — Не мог бы ты поменять мне шину? Проверить мое масло?

— Малышка, — бормочет он, его голос эхом отзывается в моем теле, когда он прижимает руку к моему животу, опуская ее ниже, пока говорит. Я не могу отвести взгляд от его глаз, как бы ни нервничала. Он прижимается ко мне еще сильнее. — Я мог бы разобрать все, что у тебя под капотом, и собрать обратно лучше, чем было раньше.

Его рука опускается под пояс моей юбки, и его пальцы танцуют по мягкому кружеву моих трусиков. Мне стыдно за то, какая я мокрая, и так было с тех пор, как увидела его в коридоре. Он проводит кончиками пальцев по ткани, прикрывающей мою щель, прежде чем подразнить бока.

— Холли, — говорит он, наклоняясь вперед и касаясь губами моей щеки. Я вздыхаю и откидываю голову назад, надеясь, что он прижмется губами к моей шее. — Если просуну пальцы в эти кружевные трусики, то обнаружу, что ты мокрая для меня?

Он покрывает поцелуями мое горло, одновременно проводя пальцами вверх и вниз по краям моего нижнего белья. Это самое легкое прикосновение, которое, как мне кажется, я когда-либо испытывала, и поддразнивание вот-вот доведет меня до предела. Я возбуждена так сильно, что, кажется, могла бы кончить только от предвкушения и его губ на своей шее.

Отстранившись, он свободной рукой собирает мои волосы у основания шеи. Крепко сжимает их и заставляет меня встретиться с ним взглядом.

— Я задал вопрос.

— Да, — выдыхаю я, нуждаясь в том, чтобы его рот снова коснулся моей разгоряченной кожи. Он наклоняется так близко, чтобы поцеловать меня, что чувствую его дыхание на своих губах. Я пытаюсь наклониться вперед, но его кулак держит так крепко, что я не могу. Я хнычу и надуваю губы, желая, чтобы он сдался.

— Не будь занудой, Холли, — говорит он, и от ухмылки на его губах снова появляются ямочки. Его пальцы у меня между ног едва пробираются по моей обнаженной коже. — Да?

Решив прощупать почву, я ухмыляюсь ему в ответ и вместо того, чтобы попытаться кивнуть, просто высовываю язык. Я облизываю уголок его рта, а затем свой собственный, мурлыча и прикусывая нижнюю губу.

— Да, папочка.

— Черт, — стонет он, прежде чем оказаться на мне, как будто я нужна ему, чтобы дышать. Его пальцы, наконец, проскальзывают под кружево и находят меня насквозь промокшей. — Холли, — рычит он мне в рот, поднимая мою влагу вверх и вокруг клитора, отчего слабеют колени. — Ты такая мокрая, милая девочка.

Он повсюду: между моих бедер, у моего рта, на теле и в моих легких. Его язык проникает в мой рот во второй раз за сегодняшний вечер, и я сдаюсь ему, позволяя трахать мой рот так, как я хочу, чтобы он трахал меня на этой стойке. Палец легко скользит внутрь меня, и я прерываю поцелуй, чтобы громко застонать от того, насколько это приятно.

Он вытаскивает свой палец из меня и подносит его к моему открытому рту. Я жадно посасываю его губами, пробуя себя на вкус на его коже, пока дразню его языком, давая ему понять, как сильно я хотела бы, чтобы это был его член. Его глаза следят за моим ртом, карие радужки почти полностью скрыты зрачками, придавая ему мрачный вид, который посылает новый прилив ноющего жара между бедрами. Я, черт возьми, дрожу из-за него, и мои соски напряжены и набухли, требуя его внимания.