Как-то раз мы с Наядой, отпросившись у её мужа погулять, поехали в центр нашего прибрежного городка. Музеи и памятники нас не привлекали, хотелось размеренно пить и смотреть на людей (спасибо Саган за эту величайшую находку в жизни – размеренно пить). Обойдя несколько ресторанов и парочку клубов, мы остановили свой выбор на летней террасе. Выбрав столик на двоих, мы с удовольствием окунулись в сладостный мир подглядывания за людьми. С нашего места открывался, как будто из театрального партера, вид на степенно прогуливающихся людей по центральной набережной этого милого городка. В шутку мы спорили, кто из них местный, а кто приехал на отдых. С любовницей ли этот импозантный, но стареющий мужчина, или это его молодая супруга со столь аппетитными формами. Мы не успели оглянуться, как перед нами уже стояла целая батарея пустых бокалов из-под коктейлей, и на улице стало темнеть. Бедный официант: он так рвался освободить наш столик от пустой посуды, но Наяда сразу же пресекала его попытки, мотивируя это тем, что она должна вести подсчёт выпитому, чтобы точно знать, что пора остановиться.

Когда свободное место на нашем столике закончилось, мы решили, что пора уходить, наш бедный официант был очень бледен и обеспокоен. Возможно, на кухне заканчивались бокалы для коктейлей? В любом случае, мы оставили щедрые чаевые, благодаря Наяде и ее чиновнику, за него была произнесена пара последних тостов. За что мы пили в начале вечера, думаю, я не вспомню никогда. Зато мне отлично запомнился таксист, который вёз нас обратно, он всю дорогу так плотоядно взирал на Наяду, что я стала переживать, не обитают ли в этой местности потомки каннибалов. К счастью, когда мы выходили из машины нас встречал чиновник – возможно, он боится спать один и потому с нетерпением ждал нашего возвращения. При виде представительного мужчины с красным цветом лица и довольно разъярённым видом таксист решил не задерживаться, поэтому мы так и не узнали его истинных намерений.

На следующий день, когда утром (ближе к обеду) мы с Наядой возле барной стойки восстанавливали свое душевное равновесие, я спросила у неё про таксиста. Оказалось, что его она совсем не запомнила и рассказывала мне что-то забавное про официанта, на которого я, в свою очередь, не обратила никого внимания.

Сегодня я провела в море два часа. Сначала яростно боролась с ним, остервенело работая руками и ногами, моя кровь разогрелась до того сильно, что стало жарко в прохладной воде. И я сдалась, расслабившись всем телом и покорившись волне. Море нежно подхватило меня, держало в своих объятиях, гладило, успокаивало. Каждый раз я думала, что всё – это последняя минутка, я выбилась из сил, мне нужно на берег, но море подбадривало меня, окутывало тёплым приливом, как пушистым дорогим манто. Принимая подарок, приходилось оставаться.

Периоды активности, сменялись моментами блаженного наслаждения. Мы любили друг друга в эти минуты – я и море. Оно оказалось хорошим любовником, в меру горячим, в меру сладострастным и немножко холодности напоследок. Это для того, чтобы самолюбие потом требовало возвращения для полной победы.

Когда я выходила из воды, увидела Наяду. Лёжа в шезлонге, она провожала меня удивлённым, оценивающим и понимающим взглядом. Кажется, она единственная на не очень многолюдном в тот час пляже поняла, свидетелем какой интимной сцены только что стала. Не думаю, что смогла бы себе позволить такие эмоции в окружении плавающих людей. В эксгибиционизме меня никогда нельзя было упрекнуть. Но всё же со стороны – я та, которая любит плавать в море, что я, в общем, и делала. Думаю, меня выдало только выражение лица и излишняя внимательность Наяды.

Впереди предстоял хороший обед и прекрасный сон. Несомненно, прав был Барышников, утверждая, что подушка – это лучшая любовница.

Как-то раз, за послеполуденным стаканчиком, Наяда спросила:

– О чём ты думаешь, когда заплываешь далеко? Настолько далеко, что даже наш пляжный спасатель начинает заметно нервничать.

– О том, что подо мной тысячи метров воды, которые могут убить меня.

– Ты любишь Сартра?

– Сартра?

– Да, стоило задать тебе этот вопрос, чтобы увидеть это удивленное лицо.

– Я полагала, что тебе ближе философия гедонизма, чем экзистенциализма, – ответила я.

– Да, это мне в тебе особенно нравится. Большинство людей, причисляющих себя к интеллигенции, испытали бы дискомфорт от того, с кем им, оказывается, приходится делить литературу Сартра. Ты же просто удивляешься моему выбору.

– Поясни про «интеллигентных».

– Люди с профессией, признаваемой в обществе, с определённым уровнем дохода и читающие что-то кроме социальных сетей? Они согласны делить с тобой столик в ресторане, бутылку хорошего вина, беседу, но не литературу. Наверное, потом их накрывает волна самобичевания на тему: я что, читаю книги для проституток? Такой вот локальный снобизм.

– Почему ты живёшь так?

– Потому что ленива и не хочу работать. Мне нужно, чтобы за меня кто-нибудь отвечал. Знаешь, как в детстве нам всем рассказывали про крепкое мужское плечо, мне оно действительно нужно. Я, рассуждая, пришла к выводу, что мужчины больше всего берегут свои дорогие вещи. По натуре я совсем не кошка, которая гуляет сама по себе, скорее, преданная собака. Теперь я практически пребываю в роли самой дорогой вещи. Однако мой спутник не способен дорожить даже этим.

– Почему он с тобой?

– Почему терпит моё презрение к нему? Думаю, из-за его чрезмерно властной матери. Знаешь, привык с детства, и теперь ему этого не хватает. К тому же реванш с его стороны: теперь это презрение полностью в его власти.

– Он распускает руки?

– Что ты, он на это не способен.

Кто-то сказал, что люди делятся не на злых и добрых, а только на счастливых и несчастных. Постоянно думаю: к какому типу отнести себя? Хотя счастье так эфемерно и быстротечно, что непонятно, кто же счастлив постоянно. И, вообще, есть ли такие? Недавно видела на пляже девушку, она хромала, но была, несомненно, счастлива, о чём она мне сказала при первой же возможности. Я бы не поверила, если бы в последующие дни не видела её с этой неизменной улыбкой на лице. Через день она поведала очень грустную историю, об автокатастрофе, многомесячной коме, о долгой большой боли, инвалидном кресле и годах восстановления. Теперь она была счастлива хотя бы потому, что может ходить. Она умела ценить жизнь гораздо больше, чем любой из нас. Солнечный свет, зелёные лужайки, голубое небо, певчие птички – мы только внушаем себе, что должны ценить такие маленькие радости жизни, но лишь немногие из нас умеют делать это безусловно. Счастливчики – чувствуют радость каждого наступающего дня, так же просто, как дыхание. Им приходится преодолевать непростые испытания, и взамен открывается этот дар – любить жизнь. А другим выпадает спокойно проживать отпущенные годы, пытаясь ее полюбить или в достаточной мере принять. Не знаю, кому тяжелее. Я чувствую особое сострадание к скучающим, пресыщенным людям. Они пьют, прыгают со скал, гоняют на чём-то модно-гламурном с запредельной скоростью. Им часто, как герою «Фаталиста», случается слышать щелчок осечки у своего виска. Интересно: если патрон окажется не холостым, в этот миг они чувствуют наслаждение, удовлетворение, или наполненность – хотя бы в этот, последний миг?

Мои размышления прервала Наяда, я уже начинаю привыкать к её компании. Вечерами она надевала свои самые откровенные и шикарные платья, чтобы в баре болтать со мной до поздней ночи. Мужчины истекали слюной, нарезая круги вокруг нас, особенно когда в порыве особой тоски она принималась танцевать. Наш бармен чувствовал очень тонко этот момент: если она как бы уходила в себя, он прибавлял музыку, ставил её любимую композиция и весь следующий час наслаждался этим зрелищем. Я обычно не присоединялась к подружке, ну, может, только пару раз, когда перебрала. Не могу даже вспомнить, сколько точно вечеров мы в пьяном угаре скакали так вдвоём, словно школьницы. Мы были как подружки-девятиклассницы, втайне от родителей убежавшие на дискотеку. Отдавались музыке полностью, нашему раскрепощению немало способствовало виски, перемешанное с мартини и водкой. Это безумство привлекало как соучастников, так и простых зрителей. Заканчивалось оно всегда одинаково – приходил владелец Наяды и уводил её в номер, что-то наставительно ей рассказывая. Я как-то пыталась у неё узнать, что он говорит ей в этот момент. Вполне ожидаемо она ответила, что не помнит, потому что обычно не слушает его.