Следую за ними до выхода. Коричневый костюм отваливает, никто пару не ведет. Шульцы поворачивают налево и идут по аллее вдоль сада, сплошь заставленной конными экипажами и авто.

Передо мной мелькает Дюбель. Соучастник тотчас исчезает из виду, чтоб караулить жертв по пути.

Пожилым чехам около шестидесяти. Сосуд их жизни выпит почти до дна. Меня это должно успокаивать? Как-то не получается. Крутится дурацкая мысль, что лет через сорок или сорок пять так же выглядели бы Ромео и Джульетта, если не умерли бы от семейных войн, шли бы под руку, наслаждаясь ароматом цветения лип, теплым июньским вечером…

Они прошагали целый квартал к оставленной «Татре-12». Видно, специально бросили ее подальше ради вечерней прогулки. Неблагоразумно кидать машину далеко, когда тащишь изрядную сумму денег. Но что им грозит в тихом провинциальном Брно? Ничего, если не считать группы ликвидаторов из Абвера.

Толпа театралов рассосалась, но на улице еще хватает людей. Как улица называется? Вроде Колиште, плохо запоминаю чешские слова. Незаметно догоняю Иозефа. Когда он сбавляет шаг перед самой дверцей авто, из-за машины выныривает Дюбель и без размаха вгоняет нож ему в грудь. Подхватываю саквояж. Похоже, Анна ничего не успела понять. Через мгновение тот же нож вонзается ей в шею, поверх красных блестящих бусинок. Сейчас красного станет намного больше…

Дюбель бежит на северо-запад по Колиште. Вечерняя тишь взрывается трелью свистка, криками, топотом ног. Как из-под земли, вырастают двое полицейских, прохожие и я в их числе возмущенно машем вслед удирающему Дюбелю, один из блюстителей порядка кидается вдогонку, второй склоняется над чешскими Ромео и Джульеттой.

Ретируюсь, не желая быть записанным в очевидцы. Ручка тяжелого саквояжа с московской кассой жжет мне пальцы через перчатку. Где-то впереди Лемке должен подхватить бегуна-убийцу.

Он убийца? А я кто? Ничуть не в меньшей степени. И это только начало кошмарного сна.

Полные руки денег, паспорт во внутреннем кармане. Могу скрыться, махнуть на запад Европы или кружным путем вернуться в СССР и покончить… Нет, как раз теперь не могу. Пара Шульц пополнила список долга перед… Не знаю перед кем. Наверно, перед совестью. Я должен совершить нечто чрезвычайное, чтоб оправдать и сегодняшние смерти, и выстрел в толстого гэбэшника на казанской улице. Выполнить Особо Важное Задание. Когда проснусь.

Дюбель в этот вечер выуживает бутылку шнапса и в одиночку надирается до свинства. Он то порывается бежать из номера с угрозами вырезать всех евреев Брно, то требует поделить содержимое саквояжа на троих и становится похож на обычного уголовника, а не агента Абвера. Потом рыдает с соплями, отчего становится ясно: он сегодня впервые отправил людей в преисподнюю и жестоко потрясен, пусть и не хотел в этом признаться.

– Как вы пережили первый раз, ефрейтор? – спрашивает меня Лемке, когда наш дебошир забывается пьяным сном.

– Сразу не до переживаний было. Шкуру спасал. Часа через два вывернуло. А вы, господин обер-лейтенант?

– В пятнадцатом, под Барановичами. Русского, штыком. Иначе бы он меня.

Между нами проскакивает если и не симпатия, она в корне исключена, то нечто вроде взаимопонимания. В ситуации «или ты, или тебя» кровавый дебют происходит проще.

По возвращении в Берлин на Дюбеле не видно никаких следов безобразий, он до невозможности горд собой. Лемке отдает гауптману саквояж с кронами и газету о грабительском убийстве почтенной пары обывателей. Этот июнь отведен для полевых учений в условиях, приближенных к боевым. Другая группа при участии Байрона получает боевое крещение на ликвидации большевистского агента, работавшего под прикрытием советского торгпредства. Конечно, мне не положено знать, чем конкретно занимались коллеги. Но их прет от самодовольства, оттого приходится подержать в руках плохенькую фотокарточку шесть на девять, торопливо отснятую «Лейкой».

Боря лежит на спине. Глаза широко и безмятежно раскрыты. Мягкая револьверная пуля, пущенная в затылок, вырвала ему половину лба.

– Подкараулили и вышибли ему мозги? А допросить с пристрастием?

Лапа Байрона покровительственно падает мне на плечо. Он не знает про Брно. Здоровяка распирает уверенность, что, пристрелив безоружного, он показал свою крутость и частично рассчитался со мной за унижение в берлинском переулке. Заодно намекнул – вот что бывает со вставшими у него на пути. От вопроса отмахивается.

– Ну его. Шофер в торгпредстве – мелкая сошка. Поднеси-подай. Что он может знать? А пеленать его и тащить куда-то не для меня. Ты б его видел.

Видел. Именно я угодил в Германию и вынудил начальство послать сюда человека, узнаваемого мной в лицо, пусть признанного негодным для оперативной работы.

Он как Меркуцио, погибший ни за что. За Меркуцио отомстили. А за Борьку? Не знаю.

В испанце было что-то ненатуральное, наигранное.

Первой это разглядела Полина Натановна Серебрянская, то ли женским чутьем, то ли жизненным опытом от долгих скитаний с мужем по опасным местам Европы и Азии.

Себастьян прибыл из Мадрида в конце весны тридцать шестого года по протекции испанских коминтерновцев. Вручил письмо Якову Серебрянскому и жил на конспиративной квартире в ожидании переправки в Москву. Над республиканским правительством сгущались тучи, в левом движении орудовали люди Троцкого. Руководитель СГОН выбил у Ягоды разрешение отправить в Союз человек пять коммунистов для обучения и закрепления лояльности, чтоб использовать их потом в Испании.

Вторым тревогу поднял Арнольд, полчаса болтавший с Себастьяном «за жизнь». Тот был молчалив, но дни заточения на явке сказались, испанец разговорился. Арнольд, попрощавшись, мигом помчался на окраину Парижа. Чета Серебрянских держала там мини-завод искусственного жемчуга. Кстати, очень красивого. Заодно разведчики имели предлог ездить по Европе как предприимчивые бизнесмены.

Полина пересыпала снежно-белые бусины пальцами, когда Арнольд выстрелил с порога сортировочной:

– Он не тот, за кого выдает себя! Испанец!

Яков утащил помощника в сторону. В сортировочную часто захаживал мастер, в секретные дела не посвященный.

– Его и Полина подозревает. Что не так?

– Закурили мы. Ты с ним смолил хоть раз? Нет? Сам бы догадался.

Черноглазый и черноволосый Арнольд, с пышными усами и легкой полнотой для солидности, больше походил на сицилийского землевладельца, чем на парижского лавочника, жестикулировал так же отчаянно, как уроженцы юга.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.