Я захлопнул журнал с планом, откинулся на спинку жутко неудобного стула и стянул очки, бросив их на поверхность стола.
Конечно, день прошел лучше, чем я думал. Даже успел посмотреть на закон кармы, который, оказывается существует. Хотя я искренне надеялся, что она ничего себе не отшибла, потому что падение было знатным. Это просто нужно было видеть. Честно, не ожидал, что случайная прогулка по коридору окажется такой зрелищной. На несколько минут даже поддался искушению и позлорадствовал. Но она все-таки моя студентка, поэтому проверку на профессионализм я не особо и прошел.
Стрелка на наручных часах – подарок отца на первый год работы преподавателем – показывала уже половину восьмого, как-то слишком быстро отсчитывая время до нужного момента. Хотя я и так задержался на лишний час, только ради того, чтобы не отставать от студентов. Да, именно с таким смыслом. Пожалуй, на этом можно было и закончить. Вряд ли литература умела бегать, как и это здание, аудитория и мое желание здесь быть.
Это было похоже на возвращение в родной город после переезда. Вроде все тоже самое, вроде и ты тот же самый, а на деле все уже совсем-совсем по-другому. Вот и я так вернулся к делу, которое когда-то очень сильно любил, а потом оно просто забылось под гнетом жизни и разных решений, ведущих в противоположную сторону.
Я поднялся из-за стола, понимая, как сильно затекло все – обратная сторона работы, моя самая нелюбимая ее часть и причина постоянного зависания в тренажерном зале. Так что постоянные задержки даже на работе, которая нравится, тоже не особо радовали.
Время стремительно утекало, как назло активируя тревожный голосок в мыслях, буквально кричащий о том, что я опоздаю, зависнув в пробке. Хотя, наверное, это был здравый смысл, потому что загород в это время дороги всегда стояли.
И все же это лучше, чем если бы я поехал вместе с отцом на его машине. Да, он прибыл вовремя. Даже заблаговременно. За часа три. Так себе удовольствие, даже при всей моей любви к родителям. Конечно, лучше провести эти же самые три часа, стоя в пробке.
С неба снова стал медленно сыпаться снег, покрывая лобовое стекло тонким белым покрывалом. И почему-то внушая ощущение того, что поездка выйдет очень и очень веселой.
***
Удивительно, но в родительский двор машина въехала вовремя. Ни пробок, ни долгого ожидания. Буквально сел за руль и через двадцать минут вышел из машины, позвонил в, окрашенную в голубой, дверь и уже через несколько секунд потерялся в крепких объятиях мамы.
Она радостно улыбнулась, отчего возле губ и глаз еще ярче проявились мимические морщинки. Стало как-то неловко из-за того, что наши разногласия с отцом стали причиной моих столь редких проявлений в этом доме.
– Как доехал? – спросила мама, поправив уже почти полностью седые волосы, голубые глаза, точно такие же как у меня, светились привычной теплотой, а с губ не сходила мягкая улыбка, окуная во что-то далекое, из детства.
– Без пробок вообще, – коротко отозвался я в ответ, рассматривая ни капли не изменившуюся обстановку: коридор все также был в бордовых и коричневых тонах, справа и слева широкие арки уводили в кухню и гостиную, а прямо по курсу лестница на второй этаж. В этом доме я вырос, принял столько глупых и умных решений, что и не сосчитать… а сейчас был здесь всего лишь гостем. – Как твои дела?
– Пойдем за стол, уже все готово, там все расскажу, – мама заботливо забрала из моих рук пальто, аккуратно положив его на широкий пуф около зеркала в полный рост, – И не забудь помыть руки! – крикнула она, направившись в сторону кухни. Прошло столько лет, а ничего так и не поменялось.
Спустя пятнадцать минут, вымытые руки и вечное ворчание отца мы уселись за привычным небольшим столом на четыре персоны. Поначалу слышался лишь звон вилок о тарелки и иногда проскакивающее «спасибо, это очень вкусно» от меня и отца. Мы все пытались то ли не смотреть друг на друга, то ли наоборот, смотреть так, чтобы никто об этом не знал. Иногда я ловил на себе изучающий взгляд карих глаз отца, а он сразу делал вид, что поправляет аккуратную поседевшую бороду и смотрит на развалившегося в углу кота.
– Так, как новая должность? – внезапно спросила мама, прерывая адский круг неловкого молчания. Я прокашлялся, отпил из бокала, почему-то думая о том, что можно было задать миллион других вопросов. И из всех я бы лучше ответил на вопрос «что на личном».
– Сегодня только первый день, я даже особо и не понял, – мама понимающе закивала, отец фыркнул, а я искренне недоумевал, как из крепкой семьи, в которой за ужином никогда не замолкали беседы, мы превратились в это.
– Знаю что ты падок на красивых девочек, очень надеюсь на твое благоразумие и понимание того, что это совершенно недопустимо на моем факультете, – строго предупредил отец. Да, это тоже относится к «недоумеваю».
– Конечно, буду преподавать с закрытыми глазами, а студенток с намеками мгновенно отправлять в монастырь, надену на себя платок и…
– Для тебя все шуточки, смех, а это репутация целого заведения! И моя в том числе!
– Заведения? Бордель что ли?
– Кристиан! – возмущенно воскликнула мама, приложив ладонь ко рту.
– Мне хватит ума и памяти, чтобы не забывать о том, что прописано в трудовом договоре.
– Надеюсь на это. В противном случае даже я не смогу помочь.
– Твоя помощь не потребуется. Все это ты мог сказать в своем кабинете или написать в сообщении с инструкциями, так что не вижу смысла продолжать этот ужин. Спасибо, мама, за твои старания, все очень вкусно и прекрасно! Новый сервиз просто огонь.
– Заметил?
– Конечно.
– Может, останешься на ночь? Там метет и уже поздно. Да и ты выпил. – я глянул в окно, за которым, правда, творилось настоящее безумие. И если выйти за снеговиком или романтичной прогулкой еще можно, то садиться за руль просто самоубийство. Но целая ночь в этом доме… много часов в старой комнате, много часов в обсуждении того, что я неправильно живу и всё делаю не так. Нет уж, такую мотивацию я могу раздать себе и в зеркало.
– Нет, лучше поеду.
– Ты выпил!
– Останься, Кристиан, больше ни слова о работе. Обещаю. Я просто не хочу, чтобы твоя жизнь разрушилась из-за неверного выбора, – как-то непривычно тихо ответил отец, поправив на носу очки в квадратной оправе. И с одной стороны, я вполне их понимал. А с другой, хотелось в свою квартиру, в свою кровать и свой душ.
– Мне почти тридцать, я вполне себя обеспечиваю, работаю и сам решу, что разрушит мою жизнь. Это ведь моя жизнь.
– Все-все, пойду принесу десерт, – проговорила мама, вскочив со стула и почти бегом направившись в сторону кухни. Отец остался на месте, пытаясь не смотреть в мою сторону. Я делал тоже самое, старательно избегая его. Воцарившаяся тишина была почти оглушительной и странной, будто еще немного и я услышу его мысли, в которых я снова не оправдываю надежд, ожиданий и так далее. Это уже давно вызывало лишь легкую усмешку – свои собственные ожидания я вполне оправдывал.
Интересно, теперь в спортзале около дома я должен игнорировать своих студентов, точнее, одну конкретную студентку, или вести себя, как преподаватель? За все время моей карьеры, ни с одним из учеников я не оказывался соседом. И, по правде сказать, никто не был причиной моего эпичного падения, которое запомнили все присутствующие в тот момент. И если непристойные предложения, влюбленный взгляд и прочие эмоциональные радости были вполне привычны и пресекались на корню, показывая, кто, где и на каком месте, то тут я даже растерялся.
Мама принесла шоколадный торт собственного приготовления, после которого я сразу отправился в свою старую комнату на втором этаже.
Вторая дверь слева. Небольшая комната, в которой ничего не изменилось – все те же светло-голубые обои, окно, выходящее в сад на заднем дворе, письменный стол, сейчас пустующий и просто собирающий тонну пыли, на стенах все также висели плакаты музыкальных групп, школьные фото с друзьями, с которыми я уже и не общался, билеты с баскетбольных матчей, на которые мы ходили с отцом, и то, что осталось от моих художественных талантов – картины. Такое чувство, что это было в какой-то другой жизни. А в этот момент я будто снова знакомился с собой.