Капитан двинулся вперёд, опер шагнул за ним и почувствовал обычную неловкость. Так всегда с ним бывало в квартирах, где квадратные метры стоят меньше, чем ремонт и обстановка.

В зеркалах Лёша увидел себя и участкового со стороны. Невысокий пожилой капитан с тоскливым выражением на лице, в потёртой шинели, само воплощение долгой, но не слишком удачной карьеры. Рядом – долговязый парень в куртке мешком, с распухшим курносым носом, озябшие руки оттягивали карманы.

– Ваши всё уже записали. Но проходите. Теперь чего уж там…

Глянув мимо крупной, представительной фигуры хозяина, Лёша увидел женщину лет шестидесяти в чёрном платке. Она завешивала простынёй большое зеркало шкафа-купе.

Из прихожей просматривалась гостиная, в центре стола возвышался небольшой фотопортрет в рамке, перехваченный чёрной лентой.

– Не шумите только, – добавил Бекетов. – Я Гришу уложил, пока тёща не пришла. Пусть поспит последнюю ночь, не зная, что его мама…

Голос дрогнул. Мужчина не рыдал, не заламывал руки, был бледен и спокоен, между фразами блеклые губы сжимались в линию, у широких скул перекатывались желваки. На чисто выбритом лице краснел свежий порез.

– Так вы… – догадался Лёша.

– Побывал в треклятой «Заряне». Потому что София упёрлась – ма-а-ма придёт, нужен майонез на салатик. Майоне-ез! – название продукта он произнёс как ругательство, и лейтенант подумал, что человек сейчас сорвётся. Но тот судорожно сглотнул, отчего кадык дёрнулся над воротом зелёной футболки, и взял себя в руки самым буквальным образом – обхватив ладонями плечи. – Сходил бы я сам, но она не согласилась – вдруг не то возьмёшь! И ждать не хотела, ни интернет-доставки, у них до Нового года все развозы расписаны, ни чтобы я помощницу отправлял. Та рядом болталась. Софа говорит – только из больницы вышла, хочу сама прогуляться… Я – с ней, боялся – толкнут. Она два месяца лежала в седьмой на сохранении… Два месяца лежала…

Лейтенант и капитан украдкой переглянулись. Значит, в семье Бекетова оборвалась не одна – две жизни. И порез на лице не из-за бритвы.

– Евгений Михайлович, не знаю, что сказать. Может, вам чем-то помочь?

Вдовец мазнул взглядом по лицу участкового.

– Бытовые вопросы решу сам. Сам. От вас нужна одна помощь – найдите убийцу.

Несмотря на трагизм ситуации и строгий женский взгляд с фотографии поверх чёрной полосы, Лёха едва сдержался, чтоб не хмыкнуть.

Расследование к рукам прибрало КГБ, ментам остаются разовые поручения: поднеси-подай и не путайся под ногами. Так что не по адресу просьба.

– Тут уж всё, что от нас зависит… – Гаврилыч попытался укрыться за стандартными фразами, но Бекетов не позволил договорить. Он потащил обоих в кухню.

Переделанная, видно, из жилой комнаты, кухня вместила дизайнерский гарнитур в стиле «техно» с островком посередине.

Сыщик с некоторым смущением заметил следы от мокрых сапог участкового на дорогой плитке. Хозяина это явно не заботило. Точно как в американских фильмах, где персонажи вваливаются к себе в дом в обуви и в той же обуви падают на кровать, ничуть не ощущая дискомфорта. Впрочем, в Штатах Лёха не бывал и не мог проверить это на практике.

Офицеры устроились на угловом диванчике за обеденным столом.

– Кофе? Виски? Или кто-то за рулём?

– За рулём чего? – первый раз подал голос лейтенант.

– Служебного транспорта. Не угадал?

– Не угадали. Я, например, на места преступлений езжу на милицейском троллейбусе маршрутом номер двадцать восемь во главе опергруппы в составе меня одного. Везу полный чемодан оперативных спецсредств, конкретно – папку с бланками.

Участковый со вздохом подтвердил.

– Не думал, что до сих пор так бедно… Неужели по делам о терактах тоже? – Бекетов уселся на стул напротив них.

Он стянул с носа очки в массивной оправе – явно не пластик, какая-то кость, быть может, слоновья. Бекетов принялся протирать носовым платком и без того чистые стёкла, занимая руки привычными движениями.

Лёха рискнул нарушить молчание.

– Теракты расследует КГБ. У них лучше с обеспечением. Да, Николай Гаврилович?

– Оставим гэбистов в стороне, – отрезал хозяин, не интересуясь мнением участкового, вряд ли хорошо осведомлённого о КГБ. – Они будут раскручивать версию теракта. Но… Но это не США и не Россия со своей Чечнёй. У нас даже террористы – просто злобные хулиганы. Кто-то своими руками заложил взрывчатку в магазине. Здесь! Где вы двое ориентируетесь лучше, чем вся госбезопасность вместе взятая.

– Виски. Или просто водку, грамм сто пятьдесят для прогрева и ясности мысли, – Лёха не позволил уйти в небытие высказанному пару минут назад предложению выпить и проигнорировал возмущённый жест капитана. – Не обещаю, что отработаю эти сто пятьдесят грамм. Конечно, я знаю «шваль» на районе: судимых, мелкое ворьё, содержателей притонов. Вытрясу изо всех, кто и что слышал. Но минировать магазин – не их профиль, поверьте.

– Верю! Но вы и бытовую версию учтите. Целые самолёты взрывали, чтоб убрать одного пассажира. Кто такие погибшие? И кто раненые? Кто был в «Заряне» или рядом, что подорвал заряд?

– Мы были, – пожал шинельными плечами капитан. – Я краем уха слышал, бомба лежала в металлических ящиках для покупательских сумок. Железо там вокруг, бомба радиосигнал не услышит. Наверно, взрыватель с таймером. Завели на вечернее время, когда народу полно. Чтоб жертв больше.

– Точно? А я вот не уверен. Во-первых, достаточно выпустить всего сантиметр антенного провода в щель между дверцей и стенкой шкафа, и будет обеспечен приём. Во-вторых, вспомните Коновалова. Он, сволочь такая, ещё стоял на лестнице, любовался, как у второго вагона люди умирают[1]. Стоял… Не удивлюсь, если эта тварь тоже устроилась поблизости, кнопочку нажала и смо-отрит, как трупы увозят!

Лёха одним махом опрокинул широкий четырёхгранный стакан с виски безо льда. Дорогое пойло проскользнуло в горло, початая бутылка призывно расположилась на столе. Опер с благодарностью глянул на Бекетова.

– Ухх… Хорошо пошло. Спасибо. Вы, вижу, успели обдумать. Я тоже. Всех вспомнил, перебрал, времени хватило. За две минуты до взрыва первой вышла толстая тётка с двумя сумками, глянув на меня волком. Девушка, тёмненькая, в шикарном прикиде, уехала на белом «Сандеро» буквально через несколько секунд. Два алкаша, их знаю, купили пузырь вскладчину. Ещё трое – семья. Возле магазина все травоядные были.

Участковый промолчал и только подтвердил кивком.

– А внутри?

– Это уже вам, Евгений Михайлович, виднее, – опер с огорчением заглянул в пустой стакан, но жидкости в нём не прибавилось. – Вы же внутри оказались.

– Оказался. И могу свидетельствовать – внутри, дальше от кассы, было сравнительно безопасно. Грохнуло только основательно, до сих пор в ушах звенит. Понимаешь… – он вдруг перешёл с Лёхой на «ты», лейтенант не возражал. – Мне пиво жизнь спасло. Софа у кассы стояла, а я вдруг захотел простого пива. Пива… Нашего, белорусского, копеечного. Спасло! На людях хуже «Гиннеса» себе не позволяю. А тут вспомнилось, как в студенчестве, лет тридцать назад, в пивнухе-стекляшке за Красным костёлом лил водку в «Жигулёвское». И надо было это «Жигулёвское» с майонезом… Софа ждала у кассы…

Бекетов в тот же стакан набулькал до краёв и выпил безо льда и закуски до дна.

Со стороны входной двери раздался стук каблуков, затем послышался недовольный голос пожилой дамы.

– Женя! К тебе эта…

«Этой» оказалась та самая брюнетка, что болтала по телефону у «Заряны» под плотоядные лёхины взгляды.

– Я всё сделала, Евгений Михайлович.

– Хорошо, Инга. Сейчас. Обожди, всё решу.

– Пойдём мы, – поднялся Гаврилыч.

– Не задерживаю. Но вот что запомните. Если транспорт или ещё что нужно – на поездки, на переговоры, поляну накрыть – язык развязать, давайте без церемоний ко мне. Я премию установлю. Сколько надо: косарей пять в долларах? Десять? Без вопросов. Только найдите выродка. Найдите. И лучше не арестовывайте пару часов. Позвольте мне потолковать.