Дофаминовая система работает по принципу кнута и пряника. С пряником мы уже разобрались – это обещание награды и приятная фиксация на том, что для нас важно. Но есть еще и кнут. При выделении дофамина активизируется и выделение стрессовых гормонов. Напомним, стресс – реакция организма на опасность и угрозу для жизни. Таким образом дофаминовое желание начинает окрашиваться в угрозу для жизни. Нам кажется, что если мы не достигнем этой конкретной цели, нам не пережить. Ее достижение начинает восприниматься как жизненно важное, без которого обойтись совершенно невозможно. Дофамин имитирует потребность, хотя порой это желание само по себе может не просто быть неполезным и не доставлять нам удовольствия, но и казаться даже мерзким, отвратительным, неприятным. Однако мы продолжаем стремиться реализовать его или повторить какой-либо опыт, чтобы выйти из этого неприятного состояния, ведь нашему мозгу на самом деле безразлично, будем ли мы счастливы, так как главная цель дофамина – заставить действовать, заставить гнаться за счастьем, а не сделать человека счастливым. Поэтому он никогда не прикажет нам остановиться.
Зависимые люди прекрасно это понимают. Объект зависимости давно уже не делает их счастливыми и не доставляет никакого удовольствия, но люди продолжают удовлетворять эту мнимую потребность, чувствуя с каждым разом все большее отвращение и опустошение внутри. То есть дофамин создает иллюзию потребности, пугая нас, что нам будет очень плохо, если мы ее не удовлетворим, в то время как реальной потребности, на самом деле нет. Очень часто освобождая себя от ложных наград, мы обнаруживаем, что именно этот объект, в котором мы искали счастья, и являлся главным источником наших страданий.
Кроме этого, одной из составных частей сформировавшейся зависимости является ослабление эго, которое проявляется в том, что у человека размываются границы между им самим и его зависимостью. Он начинает отождествлять себя с ней, считая зависимость неотъемлемой частью себя, своей личности, своей жизни, своего характера. Ему кажется, что потеряв предмет зависимости, он потеряет часть себя, что его жизнь перестанет быть полноценной, что он не сможет получать удовольствие от жизни, в которой этого объекта или действия не существует. Таким образом, страх потерять эту часть "себя" еще больше увеличивает стресс при попытке человека вернуться к нормальному состоянию. Бросающий зависимость, испытывает гораздо более сильный дискомфорт и влечение к предмету зависимости, чем зависимый. Поэтому первый шаг при борьбе с любой зависимостью для человека – осознать, что зависимость отдельна от него, что она некий внешний посторонний объект, паразит, выкачивающий его ресурсы, но никак не он сам. Без этого осознания борьба с зависимостью абсолютно невозможна и всегда обречена на провал, поскольку страх потерять часть себя усиливает и тягу, и стресс, скорее укрепляя зависимость, чем помогая с ней бороться.
Дофамин заставляет нас концентрироваться на цели настолько сильно, что мы перестаем трезво оценивать последствия своих поступков. Мы хотим наслаждения немедленно, здесь и сейчас, а то, что будет завтра, теряет значение. Полюбовавшись на эротические картинки, мужчины гораздо более склонны рисковать финансово. Привлекательные гиперреалистичные фотографии еды заставляют нас сворачивать в ближайшую точку с фастфудом, съедая гораздо больше, чем нужно и совсем не того, что необходимо нашему телу. Фантазии о выигрыше заставляют тратить огромные деньги на лотерейные билеты или просиживать часами у игровых автоматов. Сиюминутные удовольствия манят настолько непреодолимо, что мы перестаем беспокоиться об отдаленных последствиях.
При слишком высоком уровне дофамина мозг борется с его избытком, отключая рецепторы. В итоге до тех пор, пока мозг не восстановится, ощущаемый уровень удовольствия становится ниже. И в этом есть большой смысл, ведь когда дофамин зашкаливает, у нас все хорошо, нам ничего не нужно, мы абсолютно счастливы – а значит, мы ни к чему не стремимся и не развиваемся, мы не способны учиться на своих ошибках, потому что система оценок сбита. Такое состояние угрожает выживанию вида и не является естественным. При нормально работающей системе вознаграждения мы всегда остаемся слегка неудовлетворены, и таким образом не теряем способности видеть новые возможности, ставить другие цели и стремиться к ним, улучшая свою жизнь.
Кроме того, мозг снижает чувствительность рецепторов, когда видит, что появился доступ к чему-то очень важному с его точки зрения (секс, как возможность продолжения рода, или жиры и сахар, которые не встречаются в природе в чистом виде). Так он заставляет нас брать это по полной – столько, сколько получается, чтобы не упустить ценную возможность. Он пользуется своей властью над чувствительностью к дофамину, чтобы мы не ощутили полного удовлетворения и хотели еще и еще, взяв в итоге все, что доступно.
В результате уровень дофамина высокий, но мы этого не чувствуем и хотим выйти из этого неприятного состояния, пытаясь еще больше увеличить дозу. Мы становимся более требовательными к наслаждению, обычный стимул уже не кажется нам достаточно сильным. И чем более притуплена работа рецепторов вследствие излишней стимуляции, тем меньшее удовлетворение мы испытываем от естественных стимулов. Даже при нормальном уровне дофамина мы чувствуем себя глубоко несчастными, поскольку рецепторов, воспринимающих его, становится слишком мало. Все больше стремимся избавиться от этого состояния сверхнормальной стимуляцией и все глубже загоняем себя в депрессию и неспособность испытывать удовольствие от нормальной жизни или учиться на собственных ошибках.
Следовательно, избыток дофамина даже в самых лучших обстоятельствах не означает полного удовлетворения. Мозг как бы все время говорит: "Ну же, давай, возьми еще немного, ты буквально в шаге от абсолютного счастья!". Но вся ирония в том, что именно поэтому настоящего дофаминового счастья просто не существует. Это всегда немного незаконченный путь, каким бы сильным ни было удовольствие, поскольку, чем больше доступ к дофамину, тем меньше рабочих рецепторов. Не говоря уже о том, что за подъемом всегда следует довольно продолжительный спад. По этой же причине невозможно и достижение нирваны в физическом теле – дофамин всегда будет заставлять нас чего-то хотеть, и это абсолютно нормально и полезно для нас. Поэтому земного счастья можно достичь лишь приведя дофамин в норму и не пытаясь беспокойно гнаться за слишком высокими его всплесками. Тогда и процессы восстановления будут происходить гораздо быстрее и легче, и мы сможем наслаждаться спокойствием достигнутой цели, а не стрессовым состоянием погони за ней. Тревожной погони, которая все равно никогда не принесет полноценного удовлетворения.
После хорошего секса, когда цель, к которой дофамин подталкивал нас, наконец достигнута, уровень дофамина снижается: задача выполнена, дофамин больше не нужен. Иногда он снижается довольно сильно – поэтому людей так часто тянет после секса выкурить сигарету или выпить кофе. Но вспомните то ощущение своего удовлетворения и приятного расслабления которое происходит в первые минуты после финала: нам хорошо и спокойно, мы просто наслаждаемся этим состоянием. Именно это наслаждение – и есть состояние настоящего счастья, которое предусмотрено для нас природой. Это счастье не дофаминовое, оно собрано целым коктейлем совершенно других гормонов и нейромедиаторов.
Но в непрекращающейся погоне за высоким дофамином, мы сами себя его лишаем. Мы постоянно беспокойны и возбуждены, а если дофамин падает слишком низко, то единственным желанием при невозможности его поднять скорее становится желание как можно дальше закрыться от реальности, а уж совсем никак не наслаждаться своим убогим существованием в этом состоянии. Истинное наслаждение достигнутой целью, так же как и всей своей жизнью в целом, возможно только в середине – когда дофамин не слишком низок и не слишком высок. И чем сильнее мы раскачали наши дофаминовые качели, чем острее крайности, в которых мы постоянно находимся, тем дальше мы от этой середины, дающей нам возможность просто и спокойно наслаждаться, удовлетворенно созерцая, а не тревожно стремясь. Собственно, именно на умение пребывать в таком дофаминовом балансе и направлены учения всех традиционных религий.
