Так уж приключилось с нами, вечными детьми,

Что в свете мрак, во мраке свет. Ты уж прости.

Так устроен мир: мы ищем, ищем за бесконечными тенями,

А иногда в благословении мнимом находим покаяние.

Выпив, мужики стучат стопками по дубовому столу.

– Мишаня, жердочку отворим? Душно, – пьяно гремит Димасик прокуренным голосом.

Мишка до сих пор занюхивает рукав – его друг поднимается с самодельной табуретки, чтобы пустить воздуха в кухню. Димку шатает, он вот-вот упадет, но Миша спасает его, схватив за рукав.

– Слышь, жопу прижми свою! – грозно, пьяно осекает Мишка.

Димасик в недоумении хмурится.

– Браток, сядь, не обижай. Это головняк, а не окно, отвечаю. Я сэкономил на нем, на установке… – поясняет Мишка, сдерживая рвотный позыв. – Там теперь ручка тугая. Она сломается, если неосторожно с ней. Лучше дверь в огород открыть.

Димка разочарованно плюхается на табуретку.

– Уже не душно? – смеется Миша. – Что сел-то?!

– Да в падлу мне!.. Когда за догоном пойду, браток.

Мужики сейчас в двухэтажном поселковом доме. Многое внутри либо из дерева, либо с рисунком сруба – для любителей природы. Узкий коридор, котельная, туалет, кухня, лестница на второй этаж, небольшой карман в огород. Обстановка дачно-советская.

– Епт! Она ее сейчас заколбасит! – восторженно кричит Димасик.

Товарищи, смакуя, наблюдают женский бокс, но в один момент на экране появляется уведомление о низком заряде батареи. Мишка блокирует смартфон.

– Хорош: сейчас труба сядет.

– Браток! Тут досмотреть-то! – возмутился Димка в черной сетчатой майке и шортах «Абилас».

– Куда мне кашлять, если он сядет? А вдруг Репа заявится? Не циканешь – обнулишься. Шнур далеко от стола, как видишь, – шатен Мишка с дюймовым ежиком на голове слегка расстроился; почесал щетину и стрельнул встревоженными темно-карими глазами в визави. Обычно спортивный костюм с лампасами придавал худощавому Мише «четкий» вид, но сейчас он выглядит скорее «размытым».

– Твою, блин, за ногу, за левую!.. Браток, напряги твои выкупаю, – понимающе сказал Димасик; затем через пару мгновений резко встал и с комедийно-горделивым видом заявил:

– Ну, заряди пока трубу, а я похилял за догоном! Моя разряжена еще с…

– Разыгрываешь?! – Мишка опять схватил друга за рукав, но тот с ходу вырвался.

– Да надоел щипашцами хватать!

– Мы уже полтораху ваксы раздавили!

– И что?! Еще хочу!

– Ты как в детстве? Разыгрываешь меня опять?

– Не менжуйся! Старые друзья! Давно не виделись! Если что, просто «стоп» и все! Какие проблемы?

Мишка лишь пьяно помотал головой. Димка уверенно, будто даже протрезвев, направился в коридор.

– Я скоро.

Друг глухо хлопнул тяжелой, утепленной дверью, а Миша, опустив голову, начал понемногу вязнуть в пьяной дреме.

– Мишка, подай полотенце, пожалуйста, бабушке, – доносится слабый старушечий голос со второго этажа.

Не сразу, но Миша глянул на дверной проем. Нахмуренный, он встал, качаясь, вышел из кухни и остановился напротив лестницы.

«Белка, что ли?» – подумал Мишка: его бабушка умерла примерно год назад.

– Ясно, – пьяно буркнул себе под нос мужик и развернулся к карману в огород, как вдруг со второго этажа полетела гитара.

Приземлилась она, разломавшись вдребезги, рядом с Мишей. Грохот-звон ударил по ушам и кольнул сердце. Струны хлыстом ожгли голеностоп и пах. Мишка отскочил к стене.

– Внуча, ты в порядке?! – выхватила сквозь панику оживленный голос бабушки пьянущая голова. – Задела случайно, когда тянулась к ящику!

Внуча резко завернул в карман и влетел в огородную дверь. Не открыть, не поддается. Тогда Миша побежал к входной двери. То же самое.

– Алкаш-друг твой подпер двери, – обиженно, с напрягающей серьезностью прозвучала бабушка. – Чтоб ты не слился. Бездарь, пока его ждем, принеси полотенце бабушке!

Запущенная интоксикация у Мишки была налицо, но он все же смог достать смартфон, набрать номер спецслужб, однако – батарейка села. Испуганный мужик вбежал на кухню; подскочил к розетке с зарядкой у кухонного гарнитура, и тогда в доме пропало электроснабжение. Подойдя к щитку, Миша убедился, что ни одну из пробок не выбило.

– Миша, я тебе что сказала?! Полотенце мне дай! Света нет! Я же сейчас упаду! – кричала бабка грозным, грубым голосом.

Казалось, звук идет и с верхнего этажа, и с первого, и с улицы, и даже из груди Мишки. Перед глазами все плавало. Гонимый страхом, он подлетел к пластиковому окну на кухне и попытался резко открыть его.

«Как знал…» – запаниковал Миха, сжимая отломанную часть ручки.

– Ты… – громом прогремело со второго этажа.

От старушечьего говора осталось немногое: это был скорее мужской голос. Но Мишку больше ужаснул звук прогибающихся над ним половиц. Кто-то достаточно бесшумно и легко передвинул что-то тяжелое – это точно не бабуля.

– Живо наверх, – хрипло пробасил псих.

В окне Мишка увидел, как мимо его дома пробежал кто-то криминальной наружности.

«Репинские… за долгом… – размышлял Миша. Еще он увидел, что к чердаку его дома подставлена лестница. – Точно! Спущусь, но надо будет… растолкать всех».

– Лучше не стой, крыса, если жить хочешь, – пригрозил псих, и Мишка быстро побежал к лестнице, едва спьяну не упав.

Сквозь странный сладковатый запах мусорки Миша поднялся на второй этаж и сразу решил спуститься: на чердачной двери был замок. Только Мишка подался вниз, как услышал кашель из соседней спальни.

– Твою, блин, за ногу, за… – прокашлявшись, шептал кто-то.

Голос казался знакомым. Вскоре Миша сообразил: «Димасик?! Разыграть решил!.. Вышел, запер… лестница».

– Балабол! Амба! – прокричал Мишка и зашел в спальню.

Комнатка примерно три на четыре метра. Слева с маленького окошка бьет лунный свет, под окном большой старинный сундук с многолетней пылью, у стены напротив входа – койка, правее – древняя деревянная тумбочка.

Всю койку и тумбу занимает личинка жука геркулеса. В обхвате, с коричневыми пятнами, с иголками, как у дикобраза, белое, склизкое нечто около трех метров – это хвост, постепенно сужающийся до тонкой женской темно-серой талии. Небольшая грудь прикрыта красной ночнушкой. Нежные плечи, неестественно длинные, худые руки. На кистях длиннющие пальцы: размером с тридцатисантиметровую линейку, учитывая когти. Щуплая шея держит огромную голову. Вместо волос – множество ороговевших опухолей, как от папилломавируса, встречающегося у кроликов. Есть подобие глаз: фасеточные, как у мухи; в каждой фасетке копошится червяк, будто пытается пробраться в мозг этого нечто. Часть хвостиков червяков – серые с черным кончиком, часть – целиком угольно-черные. Их расцветка визуально напоминает сетчатку и зрачок. Аккуратный маленький нос, тонкие губы обрамлены широкими скулами. Зубы существа, словно от европейского удильщика. Голову венчает диадема с латинской «Л».

Тварь – в длину несколько метров – оскалилась. Затем содрогнулась, будто от сдерживаемого волнения.

– Привет! Меня зовут Л! Можно – Элли, если удобней, – доброжелательно проговорило нечто бархатистым, игривым женским голосом.

Мишка подался назад, но Л взмахнула рукой, и дверь заперлась. Обмочившийся мужчина колотил в дверь, пытался ее выбить, но та никак не поддавалась. Осознав тщетность попыток, Миша посмотрел на окно. Его частично закрывала рука твари.

– Ну, тише, – заботливо, нежно, переходя на шепот, заговорил монстр, поднеся указательный палец к своей улыбке. – Подойти ко мне. Я не кусаюсь.

– Зачем?! – неровно, крича, простонал Мишка.

– Потому что я тебя прошу, – шепотом, игриво ответила Элли. Хвост пульсировал; Миша вновь ощутил тот самый запах сладкого разложения и выблевал часть водки с закусью.