– Выходит, и у автослесарей машины портятся, – сказал я.
– Все портятся, но это не моя, а так, одного приятеля. Уже сто двадцать тысяч пробежала, вот и меняю поршни и кольца.
Смотрел на меня автослесарь Спиридон Спасов ясными глазами. Приветливо, без задних мыслей. Без опасений. Внимательно. Безо всякого смущения. Здоровое лицо человека, занимающегося физическим трудом. Усики, голубые глаза, рыжеватые волосы и необычный красный цвет лица. Он вытирал руки паклей. Ждал.
– Ведется следствие по делу о самоубийстве Ангела Борисова. Встречаемся с людьми, которые знали его. Нам известно, что в день самоубийства он заезжал к вам.
– Заезжал, – охотно подтвердил Спиридон.
Я спохватился, что дважды произнес слово «самоубийство», которое прозвучало чересчур подчеркнуто.
– В связи с машиной?
– Конечно. Он мне ее оставлял, карбюратор у нее засорился. С «Волво» мне пока мало приходилось иметь дело, я на его машине, в сущности, учился. У них очень карбюраторы капризные, хорошие карбюраторы, ничего не скажешь, но в этой машине есть один дефект – частенько барахлит.
– И он приехал в тот день, чтобы взять машину?
– Вот именно.
– Не заметили вы чего-либо странного в его поведении?
Крупное кирпично-красное лицо Спасова стало задумчивым.
– Нервный был… Но он и вообще был такой… Хотя нет, пожалуй, он нервничал больше, чем всегда. Спешил, что ли. Я с работы пришел около шести, он уже меня ждал, явился раньше времени. И потом все посматривал на часы… Но он всегда торопился, так что я на это внимания не обратил. Это сейчас мне кажется, что он вроде нервничал больше обычного. – Спасов опять сосредоточенно посмотрел перед собой, даже приложил руку ко лбу. – Да, да… Помнится, он меня спросил, за сколько можно доехать до больницы – ну, которая возле конечной остановки третьего трамвая…
– Третья градская?
– Точно. Третья градская.
– И что вы ему ответили?
– Что смотря какое движение. Самое напряженное между пятью и шестью. После шести немного стихает, но все равно до семи, до полвосьмого ехать трудно.
– Вы не обсуждали, какой дорогой ему лучше всего ехать?
Голубые глаза Спасова быстро скользнули по мне.
– Обсуждали. Я ему посоветовал проехать по патриарху Евфимию… мимо Русского памятника, по Ополченской… Это не самая короткая дорога, зато не через центр.
– И он что, решил ехать именно так?
– Ну, что он там решил, мне неизвестно. Откуда мне это знать…
– А вы не спросили его, зачем ему в больницу?
– Не любил он, когда его расспрашивали. Захочет – сам скажет!..
– Да и ездил ли он вообще в больницу? – заметил я.
Спасов, не ответив, вздохнул и пожал плечами. Он словно потерял всякий интерес к разговору. В нем появилась какая-то нервозность, которую он старался скрыть.
– Когда Борисов уехал от вас?
– Примерно в четверть седьмого.
– А вы не опробовали машину?
– Нет. Я ее заранее проверил.
– А домой в тот день не заходили?
– Нет… Весь день был на работе, я ведь говорил, что вернулся в шесть.
– Значит, вы не садились с ним в машину проверять мотор?
– Нет!
Короткий нервный ответ.
– А почему вы забрали машину в тот же день, когда Борисов умер?
– Отец его попросил.
– Он вам звонил?
– Нет, это я ему позвонил… высказать соболезнования.
– Значит, вы сразу узнали о случившемся? Каким образом?
Спиридон Спасов немного помедлил с ответом.
– От этого человека. – И он показал на «Шкоду», разобранный на части мотор которой был свидетелем нашего разговора. – Знакомый Ангела Борисова… Работает, правда, в другой организации, но тоже инженер, а может, вместе учились, точно не могу сказать. Но они были приятели. Владо его зовут. Владо Патронев…
При этом имени сердце мое учащенно забилось. Это был третий человек, чей номер телефона я нашел на листочке в ящике стола у Ангела Борисова.
– Мы с Патроневым договорились, чтобы он приехал в тот день в шесть – всегда прошу приятелей приезжать к этому часу, потому что у меня нет другого времени заниматься их машинами, а отказать им я не могу… Он оставил у меня свою машину, ну и сказал про смерть Борисова… Я и позвонил. Не фазу, конечно, – надо было сперва успокоиться… Ведь я накануне видел Ангела. Выходит, это он от меня поехал, не знаю, может, куда и заезжал, но все-таки от меня поехал на дачу и там над собой это проделал… Так мне стало неприятно… Но я все же позвонил его отцу, часов в восемь, наверно. Я, да и Патронев – оба мы хотели узнать, как это произошло. Отец его сказал, что никаких подробностей не знает. Видно было, что ему трудно говорить, но он меня попросил, поезжай, мол, прошу тебя, пригони машину… Я, естественно, согласился, потом мы вышли с Патроневым, взяли такси у гостиницы. Я высадил его у Орлова моста, а сам поехал на дачу. Пригнал машину, поставил здесь, у гаража… Тут она и стояла два дня, а сегодня утром я ее подогнал к дому Евы, дочери Ангела, ключ ей отдал…
– У вас был ключ? Это интересно.
– Ключ у меня давно. Он мне дал второй ключ, чтобы я мог брать машину в любое время. И он мог забирать ее отсюда в любое время, даже когда меня нет. Отремонтирую, оставлю ее здесь, перед домом, а он приезжает, когда ему угодно, – и сразу за руль, не ждет меня. Вообще, хочу вам сказать, мы с Борисовым были друзья. Я ремонтирую только машины своих друзей… Он мне во всем доверял… Потому я и считал, что обязан пригнать с дачи его машину. Мало ли там, за городом, жуликов. Глупо было ее оставлять, ее могли запросто разуть: и резину снять, и фары, и угнать могли, если бы пронюхали, что случилось.
– А вы не слышали, как я звонил вам домой?
– Здесь не слышно… Да если бы и слышал, не открыл бы. Я же вам сказал, что никому не открываю. Не могу я всем одолжение делать. Когда людям нужно, они ни с чем не считаются. А звонок я слышу только, если оставляю эту дверь открытой.
Еще входя, я заметил в стене гаража узкую дверцу.
– Куда она ведет?
– Ко мне, я живу прямо над гаражом.
– Понятно, – сказал я. – Вопрос о машине мы выяснили, а больше вопросов нет. Мой вам совет – в следующий раз держитесь в таких случаях в стороне.