Реакция, последовавшая за смертью Робеспьера, выразилась в разнообразных формах, но везде она была направлена к тому, чтобы ослабить внутреннюю силу правительства и отнять от него имевшиеся до тех пор в его распоряжении средства. Сострадательное настроение, явившееся реакцией на кровавую тиранию Робеспьера, соединилось с чувством мести к лицам, которые стояли или хотя бы только считались стоявшими в близком отношении к его политике. Это побудило многих подвергшихся раньше изгнанию вернуться во Францию с требованиями об отмщении. Такой разлад в чувствах, проявлявшийся как в Конвенте, так и среди народа, как в провинции, так же как и в Париже, расшатал единомыслие, составлявшее после падения жирондистов и во время господства якобинцев силу правительства. В то же время были отменены те меры, при посредстве которых революционное правительство удовлетворяло свои огромные насущные потребности. Закон максимальных цен, установивший обязательные для торговцев предельные цены на предметы первой необходимости, был отменен. Бумажные деньги, обесцененные уже и раньше, быстро упали еще ниже после того, как торговцы получили возможность назначать произвольные цены на предметы общего потребления. Правительство, вынужденное принимать ассигнации при уплате ему налогов по их номинальной цене, пыталось выйти из затруднения путем усиленных выпусков бумажных денег, но этим оно только ускорило их падение. В то же время с уничтожением реквизиционных сборов натурой сделалось затруднительным обеспечивать снабжение. Повсюду проявлялось отсутствие доверия, и весьма часто стало практиковаться наложение ареста на имущество. Спекуляция между тем не знала никакого удержу, и правительство, отказавшись от применения с прежней строгостью системы устрашения, этого наиболее действенного (пока оно не сделается невыносимым) из средств заставить себе повиноваться, почувствовало, что оно впадает в бессилие. Эти мероприятия были полностью осуществлены не раньше конца 1794 года, и их вредные последствия не обнаружились поэтому немедленно же в армиях. Нужды последних к тому же отчасти удовлетворялись новыми союзниками в Голландии, к которым весьма свободно обращались с различными требованиями Буасси д'Англа в речи, произнесенной в Конвенте 30 января 1795 года, заявил, что армии покажут при случае Европе, что Франция не только не была истощена тремя годами войны, но, напротив, только еще увеличила за это время свои средства. Однако уже в том же году обнаружилась вся вздорность этого хвастовства, и только военному гению Бонапарта удалось привести континентальную Европу к ногам Франции.

Внутренняя история Франции за этот год может быть резюмирована весьма кратко. По отношению к наиболее пострадавшим при якобинском режиме слоям населения, правительство придерживалось примирительной политики, но начавшаяся против якобинской партии реакция ознаменовалась многими крайностями. Тогда как на севере и западе страны вандейцы и шуаны приняли предложенную им Конвентом амнистию, на юге и востоке реакционное движение завершилось террором, в котором погибли при публичных избиениях или же при тайных убийствах несколько тысяч человек. Многие из них были совсем даже не якобинцами, а лишь горячими республиканцами. В Париже якобинцы, хотя и ослабленные потерей многих своих предводителей, пали не сразу, так как бедность народа и недостаток съестных припасов благоприятствовали успеху их агитаторской деятельности в этом огромном центре. 1 апреля и 20 мая в залы Конвента ворвались толпы мужчин, женщин и детей, требуя хлеба и конституции 1793 года. При последнем из этих случаев один из членов Конвента, пытавшийся заслонить собой председателя собрания, был застрелен, после чего большая часть депутатов скрылась из залы. Оставшиеся, принадлежавшие в большинстве к числу старых монтаньяров, вотировали несколько предложений, имевших своей целью успокоение народа. Однако на следующий же день народные толпы были вытеснены национальной гвардией, и реакция снова вступила на свой старый путь. Депутаты, оставшиеся 20 мая в собрании и вотировавшие упомянутые выше предложения, были преданы суду, всех же членов комитетов, управлявших во время террора, за исключением лишь Карно и еще одного, велено было арестовать.

В следующем месяце, июне, Конвенту был представлен проект новой конституции, который и был принят им 22 августа. Проектом этим предусматривалось учреждение Исполнительной Директории в составе пяти членов и законодательного собрания из двух палат. Верхняя должна была называться советом старейшин, а нижняя – советом пятисот. В дополнение к этому проекту Конвент постановил декретом, что две трети членов нового законодательного собрания должны быть выбраны из наличного состава Конвента. В сентябре конституция эта была представлена вместе с декретом на рассмотрение страны. Провинции приняли и то и другое, тогда как Париж отверг декрет, причем протест этот выразился 4 октября в восстании секций, представлявшем собою движение буржуазии и реакционеров. Оно было направлено против Конвента, которому пришлось в этом случае обратиться за поддержкою к партии, отождествлявшейся с якобинцами. Общая защита здания законодательного собрания и членов последнего была вверена Баррасу, который, в свою очередь, поручил командование военными частями генералу Бонапарту. Благодаря искусным распоряжениям последнего атака секций была на всех пунктах отбита. 26 октября последовал роспуск Национального конвента, просуществовавшего всего три года и один месяц, а 27-го начались уже заседания нового законодательного собрания, причем верхней палатой его сразу же были произведены выборы членов Исполнительной Директории. В числе пяти избранных лиц находился Карно.

На море 1795 год не ознаменовался никакими особенно крупными или хотя бы только выдающимися событиями. 22 февраля снова вышли в море, под начальством адмирала Ренодена, шесть кораблей, которые были назначены идти в Тулон и которым пришлось уже раньше вернуться вместе с остальными судами Брестского флота. Сильно задержавшись в Атлантическом океане из-за дувших там сильных западных ветров, корабли эти тем не менее благополучно прибыли в начале апреля к месту своего назначения, не встретив на пути ни одного неприятельского судна. Флот Канала ушел обратно в Спитхэд, после того как Хоу узнал о возвращении в свой порт Брестского флота из его злополучного январского крейсерства. Что же касается Средиземноморского английского флота, которым тогда командовал адмирал Готам, то в то время как Реноден подходил к Тулону, флот этот стоял на якоре на одном из корсиканских рейдов. Число французских судов дошло теперь в Средиземном море до двадцати, тогда как у англичан было там всего лишь тринадцать судов. Нельсон писал: «Никто из нас не может понять, чем руководствовались новые лорды Адмиралтейства, пропуская сюда такой отряд».